Часть 82 из 106 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Выстрелите в Палыча, я прыгну вниз! — заявил он. — Я-то вам нужен живым!
И тут я прямо-таки увидел, что живым он тоже на фик никому не нужен. Мало того, у них приказ живыми нас не брать. Почуял. По их позам, по пальцам на спусковых крючках, по застывшим глазам в прорезях масок. Я не знаю, почему они получили настолько жесткий приказ. Возможно, что он прозвучал не из правительственных структур.
— Вы сами иноагенты! — закричал я.
— Чего застыли? Стреляйте, уроды! — закричала кураторша.
Все закричали.
Я всю жизнь боюсь высоты. До дрожи в коленях. До тошноты. Я и на крыше стоял чуть живой. А чтобы подойти к краю понадобилось героическое усилие.
Я разбежался и прыгнул на Бекка.
Еще успел увидеть изумленные глаза майора и услышать:
— Ты чего, су…!
Я врезался в майора всем телом, обнял руками за плечи-и буквально смел с парапета. Край крыши мелькнул под ногами и умчался вверх. Мы ухнули в пропасть.
А что если не сработает? В ужасе подумал я. Раньше надо было думать.
«Подарочек» сработал. Сила гравитации резко поменяла направление на 90 градусов. Я с размаха шлепнулся пузом на стену и заскользил. Я бы сказал, что вниз, но в данный момент этого понятия для меня не существовало. Я бы вообще оставался на месте, словно прилипнув к стене, если бы не продолжал удерживать майора, который повис на моих руках. С моей точки зрения вид был наистраннейший. Я лежал на каменном полу и держал майора за руки, причем тело его не касалось пола.
Майор смотрел прямо мне в глаза и впервые за долгое время ему не было, о чем сказать.
Я поднялся на колени, потом и на ноги. Парадокс продолжал удивлять. Каждый раз я поднимал майора на новую высоту безо всяких усилий. Он продолжал одинаковым усилием тянуть в сторону своего центра гравитации, в сторону земли.
Наверху кричали, не могли понять, что происходит, наверняка думали, что мы за что-то зацепились, иначе давно бы начали стрелять.
И тогда я побежал по стене вниз.
27. Мракобой
4 года после войны. 25 октября. В колодце в Нескучном саду.
После ночного визита убыра удалось немного покемарить. Когда открыл глаза, в колодце стало значительно светлее. Не знаю, откуда здесь берется свет, но под утро всегда так. Интересно, сколько сейчас времени? Или как сказал Мракобой, времени нет вовсе? Как он выразился, нет изменений, нет времени. А какие сейчас изменения? Город мертв. Людей единицы. Окликни любого-умрет со страху. Вечно голодные убыры по ночам.
Последние вызывают все большее опасение. Хоть убежище у меня надежное и ни разу не подвело, но что-то на душе неспокойно.
Я трогаю бетонную стену. Ууш беспокойно ерзает. Мне никогда не удается застать его безмятежно спящим. Ууш воин и из тейпа воинов. Он мог сталь хозяином города и все повернуть по-другому, если бы не пуля в голову.
— Вставай! — говорю. — Сегодня за водой идти! Воды почти не осталось!
Воду мы берем в Первой Городской. Ууш по каким-то своим причинам ненавидит это место. Судя по тому, что там я еще не встречал людей, другие тоже стороной обходят это место.
Раньше, понятно. Место использовали под временный морг, но потом покойников вывезли. Место относительно безопасное, но Ууш все равно на измене. В такие моменты он начинает вести себя вполне разумно и осторожно, и я начинаю думать, не притворялся ли он до этого. Вернее, не так. Вполне возможно это защитная реакция организма, который не желает смириться с ужасными трагическими событиями, приключившимися с ним.
Я с себя вины не снимаю. Я не стал извлекать у него пулю из головы, не сам конечно, но не стал прибегать к помощи прекаирата.
И, наверное, был неправ. Сколько убыров бегает по Москве и не сосчитать. Кто-то вовсю эксплуатирует аппарат и плевать ему на чужие исковерканные судьбы, на то, что кто-то превратится в чудовищ. Стоило войне чуть всколыхнуть человечество и на поверхность всплыла вся муть. Неужели все это и есть человечество? А все остальное-культура, интеллигентность, вежливость — всего лишь маска, прикрывающая пугающее животное нутро?
Я кипячу кофе на сухом спирте, проверяю автомат. Патронов мало, но потребность в них сильно упала, когда я прогнал последнего мародера из Нескучного. Теперь малочисленные москвичи в курсе, что в саду обосновался тот, кто зовет себя Мракобоем и стреляет нежеланным гостям по ногам. И количество нежелательных, да и вообще гостей стало стремиться к нулю.
Власти в городе нет никакой. Периодически нахожу трупы, которые никто не убирает и не расследует. Причем убиты не монстрами, а обычными гражданами, если судить по пулевым и ножевым ранам.
Ууш кофе не пьёт. Как не пьет ничего кипяченного и горячего. Исключительно холодную воду.
— Здоровый образ жизни? — понимающе говорю.
Он одобрительно гугукает. По его гугуканью я могу составить русско-уушевский словарь.
Однако пора выдвигаться. Шуша, ночной зверь, остаётся отсыпаться дома. Дом, милый дом. Хоть ты и находишься в колодце.
ГКБ № 1 имени Пирогова. Ленинский проспект, 8. Ад.
Больница состоит из нескольких отдельных корпусов. Они возвышаются бетонными скелетами без окон. Я никогда не был в большинстве из них и не только потому что они навевают грусть и безнадегу. В них таится нечто опасное. Кожей чую. Существует большая возможность, что за мной наблюдают. И вообще, Нескучный сад становится горячей точкой, что убеждает меня, что отсюда пора уносить ноги. Много лет колодец служил мне надежным укрытием, но чутье говорит мне, что те времена канули в лету. Что-то происходит вокруг, а за 4 года выживания я немного заматерел и подрастерял чуйку. Как ни прискорбно, я устарел. В городе действует кроме убыров несколько совершенно отмороженных на всю голову банд, наглых и безжалостных. Здравствуй сучье племя, младое незнакомое!
Источник воды находится в ближнем корпусе. Из его окон я смотрю на весь больничный комплекс, скопище юдоли и боли. Для многих несчастных это место явилось промежуточным пунктом с этого света на тот. Помню, сам попал в инфекционку по ерундовой причине, смешал молоко и рыбные консервы. В качестве выздоравливающих был направлен на помощь медперсоналу.
Стоим, смеёмся с сестричками. Лето. Ветерок треплет легкомысленные халатики. Больные смеха ради под халатики не надели трусы. Девчонки от жары сделали то же самое.
И вдруг одна девчушка, посерев лицом говорит шепотом:
— Боже! Опять!
Старый санитар толкает носилки на колесиках. Тележка отчаянно скрипит. А на ней накрытое с головой тело. Жутко воняет. Тот же самый летний веерок, что трепал халатики лолит, точно так же треплет покрывало покойника все в пятнах лекарств и застарелых органических потеков. Мимо нас старый санитар катит смерть.
Точно такое же чувство охватывает меня сейчас, когда я смотрю на торчащие гнилыми зубами здания горбольницы. Что-то там все же скрывается, но доселе не лезет сюда.
Ууш начинает поскуливать. На самом деле неча тут торчать. Нам нужно не само здание, а его подвал. В свое время, время победы демократии над здравым смыслом, ловкие люди организовали в подвале юдоли скорби сауну с бассейном и траходромами.
Матрасы сгнили и торчали пружинами. Бассейн высох и оброс лишайником. Зато вода никуда не делась. Ловкачи в свое время поменяли трубы. Вода из них шла чистая и практически не пахла. Хоть что-то полезного принесло торжество капитализма в нашу столицу.
В подвале темно. Есть только одно цокольное окно, но оно далеко. Ууш дрожит от страха, не знаю, как мне самому хватило смелости спуститься сюда в первый раз. Молодой был, не опытный. Все исследовал руины, планы чертил. Хотел сделать мир лучше.
Ууш разгоняет мускульный фонарик и выдает ровный свет что твой прожектор. Силищи в нем немеряно.
Подвал заставлен железными шкафами для переодевания. Заветный кран находится за ними в укромном уголке. Проходим туда. Ставим канистры под кран. Я достаю спрятанный барашек, надеваю на штырь, кручу.
Надо бы подставить канистру под струю, но в самый ответственный момент Ууш перестает нажимать пружину, и фонарик гаснет. Напрасно я зову Ууша. Он не отвечает. В темноте я трогаю его за плечо. Он сильно вздрагивает. Он что-то почуял и буквально превратился в камень. Никогда я еще не видел его таким напуганным. Он возвышается в темноте неподвижной глыбой. Лишь ноздри изуродованного лица с шумом всасывают воздух.
Я уже сам начинаю кое-что слышать.
Хозяйка подвала.
Подвал тянется на многие метры и имеет сложную конфигурацию. Сейчас мы с Уушем находимся в крохотном аппендиксе в самом углу. Место для того, чтобы спрятаться, идеальное. И я слишком поздно понимаю, что это одновременно смертельная ловушка. Чтобы выбраться отсюда имеется единственный выход-узкий проход за шкафами.
Тем временем вокруг начинают происходить совершенно уж жуткие вещи. Мы только слышим их, а остальное доделывает фантазия.
Подвал полнится поначалу неясными, а потом все усиливающимися шумами. Будто несколько десятков убыров вошли в подвал и начали осторожно подкрадываться, мягко ступая босыми волосатыми ногами и задевая стены могучими плечами.
Вот тихо стукнуло отворяемое окно. Звякнула сталь.
Это не убыры!
Жизнь вне цивилизации отучила меня терять время даром, особенно когда это касалось моей собственной жизни. Я потряс Ууша за плечо, приводя здоровяка в адекватное состояние и потянул его вверх, на шкафы. Сам полез первым, но неудачно, если бы Ууш не закинул меня, ни за что бы не залез.
Оказалось, я не столько заматерел, как оброс жирком. Обеспеченная жизнь в колодце сделала меня бесхребетным, лишила панциря, которым я обзавелся в первые годы после войны.
Сейчас я не знаю, смог ли я теперешний сделать все то, что сделал после того, как Агабек Ганидоев убил Ууша и весь его род. Смог бы я так же без тени сомнения поступить с его убийцами? Или мучился и давился сомнениями, не имея возможности на что-то решиться, точно так же как не мог сейчас забраться на дурацкий шкаф.
Ууш забирается на шкаф единым рывком, и мы замираем наверху. Ни черта не видно. Лишь оконце в дальнем углу освещает пустой гладкий пол. Только пустой ли?
Смутные фигуры движутся, скрываясь в тени стен. Их выдает позвякивание оружия. Их много. 20 или больше.
Я покрываюсь потом, решив, что они пришли за нами. В таком случае, как бы мы не сопротивлялись, как бы Ууш не был силен, нам пришел конец. Бандиты тоже не пальцем деланы.
То, что это не просто бандиты, а сущие отморозки стало понятно по одному жесту. Бандиты вскидывали руки, но не в нацистском приветствии, а показывали друг другу подмышки. Партаки! Ну это вообще капец. Повезло как утопленникам. Ходят слухи, что они своих жертв в тазах потрошат.
Не успел так подумать, как в окно уже передавали большой корявый таз. Следом извивающуюся жертву. Несчастный лишь мычал, рот заткнут.
book-ads2