Это даст мне дату и время, когда был сделан снимок, а также место, где он был сделан. – Как хотите, – отвечает Джарретт, и я вижу на его лице быстрый промельк беспокойства. Пересылаю фотографию себе, действуя так, чтобы он понял: я ничего не вынюхиваю, – а потом отдаю Абрахаму его телефон. Он сразу же прячет его в карман. Я сомневаюсь, что это имеет какое-то отношение к его сыну; каждому есть что скрывать, но меня не интересуют его секреты. – Значит, на этот раз вы действительно намерены его искать? Не просто подшить в папку еще одну бумажку о том, что мой сын – трусливый сукин сын? Он говорит это агрессивным тоном, но я вижу, как в его глазах поблескивают слезы. В таких делах надежда – тяжкое бремя. Он держится враждебно, потому что пытается обуздать страх и отчаяние, и я это понимаю. Со всем возможным уважением говорю: – Мистер Джарретт, я с радостью займусь этим. Дело значительно ускорится, если вы – в качестве его ближайшего родственника – дадите мне разрешение осмотреть его жилище, проверить его телефон и банковский счет… – Дам, – говорит он прежде, чем я успеваю закончить. – На все что угодно. Томми жил в доме, который купил на собственные деньги, жил с той женщиной… я даже не могу назвать ее его женой. До самого своего исчезновения он жил там. Никуда не переезжал. – Вы точно это знаете? – спрашиваю я мягким тоном. – Он не мог просто собрать самые необходимые вещи и попросить друга отвезти его куда-нибудь? На это Абрахам не отвечает, да я на самом деле и не жду ответа. Он не хочет верить в это, но мужчины могут сделать странные вещи, узнав о беременности своей женщины. Некоторые убегают в холмы. Некоторые становятся жестокими. Некоторые ведут себя параноидально и странно. А некоторые убивают своих детей. Я ощущаю легкую дрожь во всем теле при мысли о том, что человеком, который увез Шерил Лэнсдаун от того злополучного пруда, мог быть ее пропавший муж. Я сохраняю на лице спокойное выражение, однако теперь пристально высматриваю любые признаки того, что Абрахам пытается прикрыть Томми. Основание затылка покалывает, и я думаю о том, что следовало бы проверить дом на тот случай, если Томми недавно побывал здесь, но мне нужно быть осторожной: если тот действительно прячется поблизости, я могу сразу же оказаться в опасной ситуации. Лучше вернуться подготовленной, с подкреплением. Но не успеваю я принять это решение, как Абрахам тяжело поднимается и говорит: – Идемте. Я покажу вам его комнату. Там нет ничего, кроме того, что он оставил, когда переехал в тот дом и женился; но, может быть, и это вам поможет. В его поведении нет ни намека на то, что меня ждут какие-то сюрпризы, но я иду за ним на некотором расстоянии, держа руку поближе к пистолету, спрятанному под курткой. Я быстрая и меткая, и хотя это не дает гарантии на выживание в перестрелке, однако повышает шансы. Мое сердце ускоряет биение, и я глубоко дышу, чтобы замедлить его ритм. Настороженно иду за Абрахамом через маленькую кухоньку, по узкому темному коридору мимо санузла; в конце коридора – одна-единственная закрытая дверь. Он распахивает ее и входит в помещение. «Туда или сюда; решай, девочка». Я вхожу следом за ним. Там нет никакой засады. Никакой Томми Джарретт не ждет меня с плотоядной ухмылкой, чтобы прикончить на месте. Щелкнув выключателем, Абрахам сует руки в карманы своего клетчатого халата и отходит назад, пока я изучаю комнату мальчика-подростка. Она даже пахнет соответственно – застоявшийся запах старых носков, тестостеронового пота, грязных простыней. Кровать застелена дешевым покрывалом поверх продавленного матраса. Плакаты с изображением каких-то почти не знакомых мне актеров – сплошь белых – и мощных машин. Миниатюрное баскетбольное кольцо в углу комнаты, похоже, нередко использовалось: сетка выглядит потрепанной. Я делаю медленный круг по комнате, потом смотрю на отца Томми. – Вы не против, если я открою ящики? – Делайте что хотите, – отзывается он. – Тут скрывать нечего. Джарретт прав. В ящиках маленького комода нет ничего, кроме сложенных простыней, пары старых кроссовок, провонявших за годы службы, и пачки бумаг – когда я просматриваю их, это в основном оказываются школьные тетради. Томми учился на твердую «B»[5]. Не отличник, но старательный. – Ваш сын участвовал в какой-либо школьной деятельности? Футбол или… – Баскетбол, – отвечает он. «Можно было догадаться». – Он был в этом очень хорош. Мог бы пойти в универ, ему присылали предложения… Это действительно так, я уже нашла письма. Но ни одно из них не обещало полного обеспечения, и я знаю, что Томми пришлось отказаться от этой мечты. Абрахам не мог позволить себе оплачивать сыну колледж или даже содержать его в отсутствие стипендии. Томми, по моим предположениям, был хорошим игроком, но не звездой. Как и в учебе. Проверяю гардероб, наполовину ожидая найти там прячущегося, словно в кошмаре, Томми. Но шкаф пуст, не считая старых проволочных «плечиков», слабо покачивающихся на перекладине, и коллекции брошенных школьных футболок. Форменная куртка с именем Томми на кармане. Я понимаю послание, которое транслирует эта комната: когда Томми уехал отсюда, он оставил позади свое детство. В новой жизни он намеревался стать полностью самостоятельным мужчиной. А когда это сделалось слишком реальным, он сбежал? Может быть. Но инстинкт начинает подталкивать меня в другом направлении. Абрахам неожиданно говорит: – Вы сказали, что пришли сюда не из-за Томми. Так что вас привело? Он все равно узнает – скоро это будет во всех новостях, если уже не просочилось в срочные выпуски. Поэтому я отвечаю: – Его жена, Шерил, объявлена пропавшей. – О господи, – роняет он и на миг выглядит совершенно обескураженным. Потом встревоженным. – А девочек она бросила? Кто их забрал? Я очень-очень осторожно рассказываю ему об их участи, и есть что-то особенно мрачное и грустное в том, как эта новость придавливает гордого мужчину, которого не сломили годы. Он опускается на кровать сына, роняет голову на руки и плачет – с громкими, трудными рыданиями. Я сажусь рядом с ним. Не прикасаюсь к нему, просто жду, когда минует буря. Теперь он потерял все… сначала сына, потом двух внучек. Наконец Джарретт шепчет: – Она никогда не позволяла мне увидеть девочек. Ни единого раза. Я сглатываю болезненный комок в горле и говорю: – Они не страдали перед смертью, сэр. – Это ложь, но я не могу сказать этому человеку правду. Не сейчас. – Я расследую то, что случилось с ними и с Шерил. Он кивает. Все его тело содрогается от приступов глубокой скорби. Я встаю и осторожно кладу руку ему на плечо. Потом достаю свою визитку и кладу рядом с ним на кровать. А потом ухожу, закрыв за собой дверь в тот ад, который я принесла в это одинокое жилище. Снова оказавшись в машине, достаю свой телефон и набираю «ВВПС», что Престер расшифрует как «все в порядке, старина». Недавно он открыл для себя смайлики, и этот факт меня забавляет; я даже невольно улыбаюсь, когда Престер присылает в ответ ругающийся смайлик. Не то чтобы мне было весело, но хоть что-то… Моя улыбка быстро угасает, а вместе с ней – мимолетное ощущение комфорта. Я почти уверена, что Томми Джарретт мертв. И это значит, что утром мне с новой силой предстоит взяться за поиски Шерил Лэнсдаун. 9 ГВЕН К тому времени, как я добираюсь домой, день уже клонится к вечеру, и я сразу же погружаюсь в исследования относительно Шерил Лэнсдаун; Кец до самой темноты будет занята поисками в лесах под Нортоном, поэтому лучшее, что я могу сделать, – это выполнить за нее рутинные задачи. Однако они оказываются совсем не рутинными, поскольку быстро выясняется, что Шерил – совсем не та, за кого себя выдавала. По сути, какие-то свидетельства о ее существовании появляются только три года назад. Это имя – подделка, и даже не особо хорошая. Достаточно хорошая, чтобы позволить этой женщине получить настоящие водительские права, но номер социального страхования, которым пользуется, фальшивый. Ее сразу же раскусили бы, если б она попыталась устроиться на работу, получить пособие или сообщить этот номер работодателю, обязанному платить за нее страховые взносы. Но похоже, что Шерил официально вообще нигде не работала и даже не обращалась за социальной помощью, что в этих местах редкость. Может быть, у нее была какая-нибудь подработка, где ей платили наличными? Пока что я не могу этого сказать. Применяю программу для распознания лиц, используемую нашей фирмой, чтобы попытаться сличить фотографию Шерил с теми, что имеются в базах данных водительских лицензий. Первое попадание – в Айове. Изначальное имя Шерил Лэнсдаун – Пенни Карлсон. Пенни числится как пропавшая. В последний раз ее видели, когда она куда-то уезжала на своей машине, но Пенни так и не приехала на занятия в университет, куда вроде бы собиралась. Были проведены поиски ее машины, и Пенни предлагали считать пропавшей, но поскольку она уже не была ребенком – на тот момент ей было восемнадцать, – сделать особо было ничего нельзя. Будучи взрослой по закону, она имела право исчезнуть бесследно, если хотела этого. Пенни взяла вещи, села в свою машину и испарилась, словно дурной сон. Я нашла веб-сайт, посвященный ее поискам – вероятно, созданный ее родными или друзьями, – но он, похоже, давно не обновлялся, как минимум несколько лет. Они сдались. Может быть, Пенни решила, что учеба в колледже – это не для нее, и захотела начать жизнь с чистого листа. Но мои инстинкты включают пожарную сирену, когда я прикидываю, сколько лет прошло от исчезновения Пенни Карлсон до появления Шерил Лэнсдаун. Десять лет прошло с тех пор, как Пенни уехала в неизвестность, и только тогда в Вэлери возникла Шерил. Так где же она была все это время? Что делала? Мой мозг пытается соединить случайно разбросанные точки, но у меня недостаточно информации, чтобы продолжить поиск – только глубокое чувство беспокойства. Все это какая-то бессмыслица. «Иногда смысла попросту нет», – спокойно говорит часть моего разума. И хотя эта часть права, я не намерена принимать поражение. Пока еще – нет. Я расширяю поиск еще на несколько штатов. Выявление результатов замедляется, я получаю слишком много ложных подтверждений. Я не слежу за временем, и наконец слышу, как дети возвращаются домой. Ланни возникает в дверях комнаты и сообщает: – В школе скукота, Коннор написал контрольную лучше всех, никто не истекает кровью, если тебе интересно. Ты ела? Не отрывая глаз от экрана компьютера, я показываю на пустую тарелку, где прежде лежал кусок пирога. Краем глаза замечаю, как Ланни пожимает плечами, а потом поворачивается, собираясь уйти. Я разворачиваю кресло спинкой к экрану и говорю: – Солнышко, спасибо, что спросила. – Я растрогана пониманием того, что она пытается позаботиться обо мне. – Сегодня твоя очередь готовить ужин? – Да, и это будет пицца, потому что я ленивая тварь, – отвечает Ланни. – Не беспокойся, она с салатом, так что это здоровая еда. Надо только проследить, чтобы Коннор не залил ее своим любимым острым соусом хабанеро. Над чем ты работаешь? – Над всяким, – отвечаю я и понимаю, что это прозвучало так, словно я отмахиваюсь от дочери. – Извини. На самом деле, это поиск для дела, над которым сейчас работает Кеция. Довольно срочный. – Я могу помочь? Эту идею я сразу же отвергаю. Не хочу, чтобы Ланни и близко подходила к этому. – Спасибо, но я уже почти закончила с тем, что мне нужно сверить. Сейчас сделаю последнюю проверку, и после этого я вся ваша. Можем защищать пиццу вместе. – А потом в тир вместе с Ви, верно? – Верно. – Честно говоря, я почти забыла об этом. Я хочу расспросить Ланни более подробно о том, как прошел ее день. Я хочу, чтобы она села рядом со мной и обняла меня. Но в следующую секунду меня отвлекает сообщение об идентификации фото, пришедшее из Кентукки. У меня десять возможных вариантов, но я вижу ее сразу же – в середине ряда лиц с похожими чертами. Пенни Карлсон невероятно хорошо вышла на фотографии, сделанной на права; здесь волосы ее высветлены. Вдобавок она сменила стиль макияжа на более выразительный и гламурный, выглядит старше и искушеннее, хотя согласно новым водительским правам, выданным на имя Тэмми Магуайр, на этой фотографии ей двадцать лет. Я понимаю, что мы совершенно не знаем, кто такая Шерил Лэнсдаун. Ни ее имени, ни возраста, ничего, кроме лица… а пластическая хирургия может оборвать и этот след, если у женщины окажется достаточно денег. Я не знаю, бежит ли она от чего-либо, но если это так… то на этот раз оно ее настигло. И эта ужасающая, тошнотворная перспектива заставляет меня покрыться холодным потом от воспоминаний: гниющий особняк в Луизиане, направленная на меня камера, искаженное лицо моего бывшего мужа…