Оказывается, эти мужчины не только воевали день и ночь, как она думала. — Здравствуйте, дамы. Мне кажется, что изумительной можно назвать не только комнату. Низкий голос заполнил просторную комнату, а кресло, стоящее перед телевизором, развернулось. И теперь на нее смотрел роскошный мужчина с темными волосами и голубыми глазами. Похоже, он заметил все ее прелести. Гвен запаниковала, автоматически потянувшись к одной из звездочек, спрятанных в кармане. — Гвен, познакомься с Уильямом. Он — бессмертный, но демона в нем нет. Если только не считать его сексуальную зависимость личным демоном. Уильям, познакомься с женщиной, которой суждено поставить Сабина на колени. Чувственный рот бессмертного искривился в недовольной гримасе. — Я тоже не прочь постоять на коленях. Так что если ты передумаешь насчет воина… — Не передумаю, — поспешно ответила она, хотя прежде не соглашалась с мнением Аньи по этому поводу. Поощрение поклонника могло бы привести к проблемам. Кровавым проблемам, граничащим с вопросами жизни и смерти. — Я с удовольствием позабочусь о тебе, клянусь. — День. Может быть полтора, — сухо ответила Анья. — Он парень «полюби и уходи». И хотя он не Повелитель, но у него тоже есть личное проклятие. И у меня есть доказательство тому — книга. Уильям зарычал. — Анья! Разве так уж обязательно выбалтывать мои тайны всем подряд? — он схватился за подлокотники кресла. — Ладно. Я тоже так умею. По вине Аньи затонул «Титаник». Она играла с айсбергами. Хмурясь, богиня положила руки на бедра. — Уильям сделал бронзовую копию своего достоинства, которая теперь стоит у него на камине. Вместо того, чтобы смутиться, мужчина продолжил. — Анья несколько лет назад побывала на Виргинских островах, и теперь местные жители называют их просто «Островами». — На спине Уияльма татуировка с изображением его лица. Он говорит, что не желает лишать людей, стоящих позади него, своей красоты. — Анья… — Погодите! — смеясь сказала Гвен. Их добродушное подшучивание успокоило ее. — Я всё поняла. Вы оба испорчены. Теперь хватит о вас. Расскажите мне что-то о Сабине. Ты же мне обещала. Анья. — Неужели? — Уияльм тут же обратил на нее всё своё внимание, его голубые глаза поблескивали: — Позволь мне ей помочь. Однажды Сабин ударил в спину Аэрона, — воина в татуировках. Он на самом деле тогда хотел его убить. — Неужели? — спросила она. Казалось, что Уильяма шокировало это. Но на Гвен, в отличие от него, произвела впечатление способность Сабина драться не по правилам. Ее сестры были такими же, — и иногда, несмотря на ее инстинктивный страх перед жестокостью, она подспудно хотела быть такой же, как они, чтобы для нее ничего не имело значения, кроме победы. — Скучно, — сказала Анья. Она потирала руки, словно счастлива была рассказать что-то еще. — Погоди. Расскажи мне, почему Сабин его ударил, — попросила Гвен. — Ты решила покопаться в истории Уильяма? Ладно, — вздохнула Анья. — Я закончу вместо него. Только-только разразилась война между Повелителями и Ловцами. Если хочешь знать примерное время, то это происходило в Древней Греции, до появления в истории мира восхитительных гладиаторов. И Ловцы — простые смертные — разумеется проигрывали, так что они начали использовать женщин, в качестве наживок, чтобы привлечь, поймать и убить Повелителей. Они сумели убить друга Сабина, Бадена. Гвен поднесла руку к горлу. — Он мне рассказал. И поняла, что должно быть он был совершенно уничтожен этой потерей. — Правда? — Анья изумленно посмотрела на нее. — Ух, ты. Обычно он нем, как рыба об лед. Но почему мне кажется, что ты сейчас заплачешь? Ты же даже не знала Бадена. — Да это что-то в глаз попало, — ответила Гвен. Анья скептически посмотрела на нее. — Разумеется, раз ты так говоришь. Но вернемся к моей истории. Сабин и другие воины набросились на Ловцов, убивших их друга, и уничтожили их. После этого Сабин хотел продолжать убивать. Другие этого не желали. Подожди, это не совсем верно. Половина была согласна с Сабином, а другие желали покоя. Аэрон без устали повторял, что надр всё бросить и начать новую жизнь подальше от войны с Ловцами, и т. д. Так что Сабин, в горе и ярости, ударил его в спину кинжалом. — А Аэрон отомстил? — Гвен представила себе воина. Высокий, мускулистый и весь в татуировках, как Уильям и говорил. Очень коротко подстриженные волосы, мрачные фиолетовые глаза. Он казался ей холодным, но тихим. Почти скромным. Но она видела, как свирепо он нападал на Ловцов. Кто же из них двоих бы выиграл? — Нет, — ответила Анья. — И это разъярило Сабина еще сильнее. Тогда он решил задушить Аэрона. Плохо ли то, что она почувствовала облегчение? Ей не нравилась сама мысль о том, что Сабину могли причинить боль. Или напасть на него. — Ты всё еще хочешь быть его женщиной? — с надеждой спросил Уильям. — Мое предложение еще в силе. Я могу воплотить все твои греховные мечты. Если бы она принадлежала Сабину, чего на самом деле не было, она хотела бы остаться с ним. Уильям был красив, не пугал ее, как остальные, но также и не привлекал ее. Она жаждала видеть лишь грубого Сабина, с мальчишескими чертами лица. Она желала слышать его решительный голос. Она жаждала коснуться руками его загорелой кожи. Глупышка. Он ведь ясно ей дал понять, что желает сближаться с ней. И что она сделает, если он изменит своё мнение? Он представлял всё то, чего она боялась, и его контролировать у нее не получится. — О, и чтобы ты знала, — добавил Уильям, губы которого скривились в озорной усмешке, — он одержим демоном Сомнений. Так что если ты вдруг почувствуешь неуверенность в себе, то виной тому будет он. А вот со мной ты почувствуешь себя особенной и любимой. Желанной. — Нет, ты не воплотишь свои слова в жизнь, — раздался позади нее тот самый голос, который она жаждала услышать. — Ты просто не доживешь до этого. Глава 11 Сабин понимал, что напоминает чудовище. Кровь покрывала кожу, в глазах сияла дикость, жестокость, — так было всегда, когда случалось нечто наподобие того, что недавно произошло в темнице, — ко всему прочему от него жутко вонял. Он собирался принять душ прежде, чем показываться на глаза Гвен, не желая напугать ее еще больше. Хотя сперва, он направился проведать Амана. Бедолага уже перестал мучительно корчиться, но продолжал стонать, не вставая с постели и держась за голову. Он, должно быть, украл больше секретов, чем обычно. Темных секретов. Иначе к этому времени он бы уже пришел в себя. Сабин испытывал чувство вины за то, что попросил друга умножить царящий в его голове хаос на парочку новых голосов. Успокаивало лишь то, что Аман прекрасно сознавал, что делал и хотел разгромить Ловцов так же, как и Сабин. Выйдя из комнаты Амана, он решил взглянуть на Гвен и узнать, чем она занята. Накормила ли ее Анья? Напугала ли? Узнала ли что-то большее о Гвен? Эти вопросы кружились в его разуме и отказывались уйти, каким-то образом оттесняя желание выжать больше информации из заключенных на задний план. Вот только в его комнате Гвен не оказалось. Придя в ярость, он начал охоту. Вообразив, что Парис, ушедший из темницы вскоре после его прихода, воспользовался его отсутствием и соблазнил ее, Сабин направился в спальню воина, кипя от бешенства. Сабин заявил права на Гвен. Она была его. Никто не должен был к ней прикасаться. Не потому, что он ревновал и испытывал ярость собственника. Разумеется, нет, а потому, как он уже неоднократно убеждал себя, что планировал использовать ее в качестве оружия. И это не сработает, если один из воинов выведет ее из себя. Да, именно потому перед глазами стояла красная пелена, а руки сжались в кулаки, ногти превратились в когти, а всё тело предвкушало драку. Однако ее не было в постели с Парисом, что спасло шкуру последнего. Парис напивался до беспамятства в одиночестве, практически вводя в себя амброзию, — наркотик богов. Сабин всё еще пребывал в шоке от увиденного. Парис всегда был радостным и заботливым оптимистом. Что, черт возьми, с ним произошло? Но разборки по поводу злоупотребления божественного напитка придется отложить, хотя провести их надо всенепременно, ведь воин под кайфом — воин потерявший бдительность. И Сабин собирался вбить немного здравого смысла в Париса, а потом поговорить с Люциеном об этом. И тут он услышал женский смех и последовал на звук, не в состоянии думать ни о чем другом. Его снедало любопытство. Да, любопытство, — а не отчаянное желание, наконец, увидеть на лице Гвен веселье, а не мрачные страхи и трепет. И вот он стоял на пороге комнаты развлечений, переводя взгляд с нее на Уильяма, кипя от ярости, слыша крики демона у себя в голове. Демон сомнений жаждал уничтожить Гвен, но хотел сделать это единолично. Хотел быть единственным мужчиной рядом с ней. И любой другой представлял собой просто помеху и заслуживал наказания. «Пусти меня к этому воину,» — ревел демон. — «Он пожалеет о своих действиях. Он будет молить о пощаде». «Скоро». Сабин только что жестоко убил человека, и по идее должен был испытать отвращение к еще одному убийству, ведь список убиенных им постоянно пополнялся. К тому же Гвен не готова к такому жестокому зрелищу. Веселье исчезло с ее лица, — что же заставило ее рассмеяться? — и на его месте снова появилась отвратительная тревога. Из-за Сабина? Или Уильяма, который хотел втихомолку заключить сделку и забрать то, что принадлежит Сабину? И подумать только: ему уже начинал нравиться этот распутный ублюдок, он даже восхищался его наглым остроумием. Восторги угасли мгновенно. — Сабин, мужик, — сказал сей ублюдок, поднимаясь и насмешливо улыбаясь. — Мы только что говорили о тебе. Не могу сказать, что счастлив видеть тебя. — А очень скоро ты вообще ничего сказать не сможешь. Гвен, возвращайся в мою комнату. Анья встала перед Уильямом, закрывая его, словно щитом. — Ладно, Сабин. Он не собирался делать ничего плохого. Он просто ужасно глуп. Ты же знаешь. Вместо того, что закрыть собой женщину, как поступил бы честный воин, Уильям нахально поманил к себе Сабина, прячась за богиней. — Я вообще, собирался кое-что устроить. Она красива, и я уже давненько этим не занимался. Несколько часов.