Четыре вида пластических изменений. На основе анализа историй болезни двухсот пациентов и того, что нам известно о временных рамках пластических изменений, Юрий полагает, что он наблюдал четыре вида пластических изменений в результате работы с устройством PoNS. Первый вид – это эффект, который развивается за несколько минут, такой как улучшение голоса у Рона или восстановление чувства равновесия у Джери. После тринадцати минут стимуляции дыхание пациентов изменяется, хотя сами они редко замечают эту перемену. После использования устройства пациенты на два часа впадают в особое состояние, которое в лаборатории называют окном возможностей – в этот период они получают особую пользу от любых когнитивных или физических упражнений. Эти быстрые перемены являются следствием того, что Юрий называет функциональной нейропластичностью. Они наступают стремительно, потому что корректируют физиологический дисбаланс в системах возбуждения и торможения, вызывающий симптомы расстройства. «Спастическая дисфония» у Рона была вызвана повреждением нервов, регулирующих работу его голосовых мышц, – поврежденные нейроны передавали мышцам только хаотичные бессмысленные сигналы. Восстановив гомеостаз и успокоив гиперактивные нейроны, устройство PoNS легко устранило дисфонию. Движения глаз Сью, которые долгие годы были скачкообразными, вернулись в норму за несколько минут, и так же быстро восстановилась симметрия ее лица. Этот вид пластических изменений касается только симптомов болезни. Второй вид пластических изменений называется синаптической нейропластичностью. Выполнение упражнений во время использования PoNS от нескольких дней до нескольких недель формирует более долговечные синаптические связи между нейронами. Юрий считает, что оно также может увеличивать количество синапсов, усиливать электрические сигналы и повышать эффективность проведения электрического сигнала в аксоне. Рону понадобилось несколько дней, чтобы отказаться от трости, а Джери через пять дней снова начала бегать. Общие изменения, наблюдаемые в течение первых нескольких дней, включают улучшение сна, артикуляции, равновесия и походки. Этот вид пластических изменений начинает воздействовать на глубинную патологию. Третий вид пластичности – это нейронная нейропластичность. Юрий называет ее так, потому что она включает изменения не только синапсов, но и самого нейрона. Они происходят примерно через месяц после начала использования устройства. Согласно научной литературе, последовательная стимуляция нейронов в течение двадцати восьми и более дней приводит к активному синтезу белков и формированию внутренних структур. Джери понадобилось два месяца, чтобы снова научиться ездить на велосипеде, и четыре месяца, чтобы ее зрение вернулось к норме; после второго инцидента ее зрение опять ухудшилось, и понадобилось еще четыре месяца, чтобы офтальмолог отозвал предписание носить призматические очки. У Кэти ушло три месяца на восстановление нормальной речи; Анне, страдавшей болезнью Паркинсона, понадобилось три месяца использовать устройство, чтобы подавить тремор правой руки, и еще полгода для лечения тремора левой руки. Четвертый вид изменений – это соматическая, или системная нейропластичность, которая проявляется через несколько месяцев или лет. На этой стадии пациент больше не нуждается в устройстве. Системная нейропластичность начинает действовать лишь после стабилизации всех предыдущих изменений и консолидации новых сетей; когда система полностью функциональна и может корректировать себя без посторонней помощи. После шести месяцев использования устройства Черил обнаружила, что эффект сохраняется круглые сутки день за днем, поэтому она перестала пользоваться устройством. Но через четыре недели симптомы вернулись, указывая на то, что произошедшие нейропластические изменения еще не стабилизировались. Поэтому она снова пользовалась устройством в течение целого года, а потом предприняла вторую попытку отказаться от его использования. На этот раз все шло нормально в течение четырех месяцев, но потом ее состояние снова ухудшилось. Лишь через два с половиной года она убедилась в полном исцелении и отсутствии рецидивов после отказа от устройства. Она достигла уровня системных нейропластических изменений. Теперь она имела новые саморегулирующиеся нейронные сети в дополнение к восстановленным. Юрий часто говорит, что устройством нужно пользоваться около двух лет без перерывов для стабилизации достигнутого эффекта. Конечно, при условии, что речь идет не о прогрессирующих заболеваниях. Он предполагает, что устройство также может ускорять выздоровление, стимулируя нейронные стволовые клетки (прогениторные нейронные клетки), которые, возможно, способствуют восстановлению частично поврежденных нейронных сетей. Стволовые клетки были обнаружены в заполненной жидкостью полости мозга, непосредственно прилегающей к варолиеву мосту в стволе мозга, то есть в четвертом желудочке. Эти новые клетки также способствуют поддержанию общего клеточного здоровья в тканях мозга[267]. Процесс оздоровления, наблюдаемый при использовании PoNS, можно разделить на этапы, о которых я говорил в третьей главе. Нейронная стимуляция приводит к улучшению гомеостаза, то есть к активизации собственной нейронной модуляции, стабилизирующей функциональные системы. Нейронная модуляция быстро уменьшает гиперчувствительность пациентов и нормализует работу ретикулярной активирующей системы в стволе мозга, которая регулирует уровень возбуждения и восстанавливает нормальный цикл сна и бодрствования. Это приводит к нейронной релаксации, позволяющей пациентам отдыхать и восстанавливать энергию. Продолжающаяся нейронная стимуляция в сочетании с повышением энергетического уровня позволяет активизировать латентные нейронные сети, привлекая их к выполнению умственных и физических упражнений, которые теперь становятся доступными во все большем объеме. Лишь после восстановления гомеостаза, нейронной модуляции, отдыха и накопления энергии для восстановления естественных ритмов мозга пациент получает возможность преодолеть выученную беспомощность, которая, по моему мнению, возникает при большинстве травм и расстройств мозга. И наконец, на последней стадии, пациенты готовы к обучению и нейронной дифференциации. Все эти этапы обеспечивают мозгу возможность произвести необходимое количество нейропластических изменений. Продолжительность использования устройства зависит от болезни или имеющихся симптомов. Лечение прогрессирующего заболевания, такого как некоторые виды рассеянного склероза или болезни Паркинсона, требует долгого, возможно, даже пожизненного, использования PoNS, так как болезнь ежедневно наносит новые повреждения. По выражению Юрия, «рассеянный склероз не знает отдыха». Пациенты с прогрессирующим заболеванием обнаруживают, что в случае прекращения программы до стабилизации недавно восстановленных связей (к примеру, если им приходится куда-то уехать и оставить устройство дома) симптомы могут вернуться. У Рона Хасманна – певца, страдавшего рассеянным склерозом, который представляет собой разновидность аутоиммунного воспалительного процесса, – развился тяжелый артрит с элементами воспаления тканей, и ему пришлось сделать несколько операций для замены коленного и плечевого суставов. Из-за постоянных визитов к хирургам и из-за того, что Рону приходилось поддерживать свою жену во время ее операции, он почти перестал пользоваться PoNS, и его голос регрессировал. PoNS облегчал симптомы его болезни, пока он регулярно пользовался устройством, понижая уровень шума в нейронных сетях. Но поскольку глубинная воспалительная патология и патогенные факторы (которые вызывали воспаление, связанное с рассеянным склерозом) не были устранены, его мозг возвращался к «шумному» состоянию, если Рон долго не пользовался PoNS. Вот почему важно следить за общим клеточным здоровьем так же пристально, как за состоянием межклеточных связей[268]. Причины, по которым PoNS снимает некоторые симптомы, но не влияет на другие, пока остаются неясными. Для зашумленных нейронных сетей эффект бывает быстрым и впечатляющим. Джери, Кэти, Мэри и Рон испытали невероятное улучшение состояния, у них пропали симптомы, на основании которых им присваивали инвалидность. В данный момент я не могу сказать, что устройство устраняет глубинную причину прогрессирующих заболеваний лучше, чем современные медикаменты. Но оно точно устраняет многие симптомы, приводящие к инвалидности, лучше любых лекарств и без каких-либо побочных эффектов. Благодаря PoNS мы понимаем, что многие ужасные неврологические заболевания и расстройства прогрессируют не только из-за прогрессивного развития самой болезни, но и потому, что, нарушая работу нервной системы, болезнь создает предпосылки для проявления синдрома «шумного мозга» и выученной беспомощности. Романист Норманн Мейлер написал в книге «Самореклама»: «Каждое мгновение своей жизни человек вырастает в нечто большее[269], или же регрессирует в нечто меньшее. Мы всегда немного больше живем или немного больше умираем». Полагаю, нечто похожее происходит в нашем мозге. Отсутствие здоровой активности в шумных нейронных сетях приводит не только к их отмиранию или переходу в спящее состояние; оно приводит к нейронной дезинтеграции и хаосу. (Кроме того, бездействующие и шумные нейронные сети не могут быть использованы для осуществления других психических функций, как это происходит в здоровом мозге.) Положительная сторона такого положения вещей заключается в том, что если мы восстанавливаем гомеостаз в шумных нейронных сетях, то можем замедлить развитие симптомов, которые считали неуклонно прогрессирующими. Если расстройство не является прогрессирующим, то остаточный эффект от PoNS накапливается со временем вплоть до того момента, когда устройство оказывается ненужным. Но в случае прогрессирующего заболевания им нужно пользоваться долго, если не в течение всей жизни; хотя сейчас еще рано судить об этом. (Некоторые болезни, которые не считались прогрессирующими, на самом деле являются таковыми, как мы узнали на примере многократных сотрясений мозга.) Другие случаи сходны с примером Сью Войль, которой пришлось удалить значительную часть ствола мозга для спасения ее жизни. Излечение Сью движется медленно. Ее чувство равновесия улучшилось настолько, что она смогла стоять без посторонней помощи; недавно она обнаружила, что в церкви ей не нужно пользоваться скамьей со спинкой для поддержки позвоночника. Но она по-прежнему нуждается в костылях при ходьбе, хотя недавно, к своему удивлению, прошла по дорожке к своему дому без какой-либо дополнительной опоры. Сью, еще одна бывшая спортсменка, пользуется устройством ежедневно уже почти два года. Новые горизонты. «Вы не можете представить, в какую заваруху мы вляпались, – говорит Юрий, раздраженный растущим объемом работы. – Каждый пациент дает нам что-то новое!» Исследователи обнаруживают, что устройство эффективно решает проблемы, о работе с которыми они не могли и помыслить, и ощущают бремя ответственности за их изучение. Нелегко иметь универсальный корректор гомеостаза для ствола мозга. Опубликовав пилотное исследование возможностей терапии рассеянного склероза[270] и запустив новое исследование на пациентах из Омахи, ученые планируют провести исследования эффективности терапии таких состояний, как инсульт, болезнь Паркинсона и травматическое повреждение мозга. Армия США недавно начала исследование солдат с ЧМТ, пользующихся устройством PoNS; второе исследование в Омахе посвящено оценке устройства для помощи детям с раком головного мозга или страдающих от последствий нейрохирургических операций; исследование в Ванкувере посвящено использованию устройства при травмах спинного мозга; группы ученых из России исследуют эффективность устройства для лечения болезни Паркинсона, последствий инсульта, церебрального паралича, тиннита (звона в ушах) и потери слуха. Исследователи видели случаи невероятного прогресса у людей с мигренью, связанной с двигательными расстройствами, нистагмом (непроизвольным движением глазных яблок), повреждением мозга после химиотерапии, невропатическими болями (включая невралгию тройничного нерва), с дистонией, осциллопсией (нарушение зрения, при котором предметы кажутся дрожащими), дисфагией (затрудненное глотание), со спинарно-церебреллярной атаксией (прогрессирующее заболевание, при котором мозжечок постепенно отмирает, и человек утрачивает контроль над движением), синдромом «сухопутной качки» (когда человек страдает от морской болезни, а после выхода на сушу обнаруживает, что симптомы качки сохраняются) и общие проблемы с поддержанием равновесия. Они считают, что устройство может улучшать функциональность при расстройствах аутистического спектра (которые часто затрагивают мозжечок, что приводит к проблемам равновесия и сенсорной интеграции), невропатии, эпилепсии, треморе конечностей, церебральном параличе, расстройствах сна и обучения, а также, возможно, при нейродегенеративных расстройствах, помимо болезни Паркинсона, включая болезнь Альцгеймера и возрастные нарушения работы вестибулярной системы. Это не значит, что изобретатели считают свой аппарат панацеей. Однако устройство, которое может настраивать разбалансированные нейронные сети, – или, скорее, способствовать их саморегулировке, – и потом нейропластически усиливать нейронные связи в функциональных системах, отвечающих за жизненно важные механизмы поддержания гомеостаза, вполне может найти широкое применение. Оно может быть особенно эффективным при рассеянном склерозе, поскольку оно также снимает хроническое воспаление; это недавно обнаруженный эффект воздействия электричества на мозг. Ученые обнаружили нейровоспалительный рефлекс, берущий начало в блуждающем нерве (на который PoNS воздействует напрямую), и недавно успешно использовали электрическую стимуляцию блуждающего нерва для лечения ревматоидного артрита (аутоиммунного заболевания наподобие рассеянного склероза), у человека, на которого не действовали медицинские препараты. Описание нейровоспалительного рефлекса[271] и его действия для успокоения гиперактивной иммунной системы подробно обсуждается в концевых сносках. Скептицизм некоторых врачей, когда они слышат об устройстве PoNS, вызван кажущейся неуточненностью его действия, то есть его способностью влиять на многочисленные системы мозга и организма в целом. Еще не так давно западные врачи пытались понять организм человека, разделяя его на все меньшие составные элементы: органы, потом клетки, гены, молекулы и так далее. Они считали, что чем меньше эти элементы, тем более вероятно, что в них содержится объяснение природы болезней и способа их лечения. В неврологии такой подход привел к далеко не очевидной победе химиков и генетиков над электрофизиологами, которые обычно имеют дело с волнами активности, распространяющимися по всему мозгу. Это привело к убеждению, что каждая болезнь лучше всего поддается лечению с помощью уникальной химической «волшебной пули», находящей свою микроскопическую цель. Может показаться, что устройство, стимулирующее огромную сеть саморегулируемой гомеостатической системы мозга, имеет слишком неопределенное действие для лечения болезней мозга. Мы хотим, чтобы наши болезни имели конкретный адрес. Поэтому идея универсального вмешательства, помогающего большим нейронным сетям восстанавливать утраченное равновесие, легко отметается как обычное шарлатанство или, в лучшем случае, как плацебо. В течение нескольких тысячелетий виталисты, которые рассматривали телесные функции как единое целое и выстраивали свои методы лечения на основе этого принципа, и материалисты-локализаторы, которые рассматривали болезнь как проблему одной из частей организма, воевали друг с другом. Сейчас материалисты находятся на подъеме, но, по правде говоря, у обеих школ есть важные идеи и открытия. Хотя действие устройства распространяется на значительную часть мозга, оно тем не менее является результатом очень точного и специализированного анализа и подбора частот, на которые реагируют конкретные образования, такие как рецепторы, нейроны и синапсы на поверхности языка. В нем используются западные научные идеи и методы, помогающие телу исцелять себя холистическим образом, принятым в восточной медицине: включать процессы гомеостаза и способствовать саморегулировке в ходе лечения болезни. В данном отношении оно выглядит как органичный метод сочетания научных достижений с естественными способностями организма. Гомеостатическая саморегулировка – это не просто одна из вещей, которые делают организмы наряду с другими вещами. Саморегулировка, поддерживающая порядок посреди хаоса, – это сама сущность жизни. Это то, что отличает мельчайшее живое существо в его тонкой оболочке от беспощадного неодушевленного хаоса, который его окружает. И это то, что отделяет одушевленного человека от внутреннего хаоса, который его ожидает, если он утратит способность поддерживать порядок. Наши тела возвращаются в хаос и становятся неодушевленными. Таким образом, саморегуляция – исцеление через восстановление гомеостаза – кажется столь естественной и привлекательной потому, что это не упражнение, которое мы вынуждены выполнять время от времени, а то, чем мы занимаемся постоянно, пока мы живы и здоровы. Глава 8. Звуковой мост Особая связь между музыкой и мозгом. «Так вот, Главкон, – сказал Сократ, – в этом главнейшее воспитательное значение музыкального искусства: оно всего более проникает в глубь души и всего сильнее ее затрагивает; ритм и гармония несут с собой благообразие, а оно делает благообразным и человека». Платон. «Государство» I. Мальчик с дислексией поймал свою удачу. Однажды в 2008 году мне позвонила женщина, с которой я никогда не встречался, и рассказала мне о Поле Модале, человеке, который спас ее сына. В возрасте трех лет у ее сына, которого я буду называть Саймон, обнаружились тревожные симптомы. Он не реагировал на свое имя и не отвечал на вопросы; если к нему катили мячик, он не катил его обратно. Он поздно начал ползать и ходить, был неуклюжим и явно отставал в развитии. Его мать, которую я буду называть Натали, рассказала, что педиатр, к которому она отвела сына, высказал опасение, что ребенок страдает расстройством аутистического спектра. По словам другого врача, он проявлял «некоторые симптомы аутизма», хотя Натали сомневалась в этом диагнозе. Ее врач-трудотерапевт посоветовал ей отвести сына к Полю Модалю. Модаль сказал, что у Саймона наблюдаются «периферийные» симптомы аутизма; он согласился с тем, что мальчик существенно отстает в развитии, но у Саймона не было того, что часто рассматривается как основной симптом аутизма: неспособности мысленно представлять, что происходит в разуме других людей. По словам Натали, работа с Модалем совершенно изменила ее сына. Некогда замкнутый, теперь он мог общаться с другими детьми, его движения и речь стали плавными, и он «впервые смог завязать со мной настоящий разговор». Но она призналась, что методы Модаля были такими необычными, что когда она говорила о них с представителями традиционной медицины или с родителями детей со сходными проблемами, они как будто не верили ей и либо скептически относились к ее словам, либо не проявляли интереса к тому, как мальчику с симптомами аутизма удалось от них избавиться. Когда я спросил, что именно делал Модаль, ее голос зазвучал напряженно, как будто она думала, что история может показаться мне слишком нереалистичной. По ее словам, Модаль пользовался музыкой, обычно произведениями Моцарта, но странным образом дополнял их записями собственного видоизмененного голоса для «перезагрузки» мозга ее сына. Это резко улучшило его способность не только говорить и слушать, но и выполнять многие умственные действия, никак не связанные с музыкой. Это была музыкальная медицина: использование энергии звука для наведения моста в мозг ребенка и общения на его языке. Теперь, пять лет спустя, Натали говорит, что ее сын «показывает лучшую успеваемость в классе и имеет больше друзей, чем я могу отметить в его календаре; он добрый, понятливый и очень ценит общество других людей». Его двигательные проблемы исчезли, и он стал пловцом, принимающим участие в соревнованиях, играет в футбол и в крикет и получил золотую медаль по карате. «Работа, которую проделал Поль со своими коллегами, глубоко изменила нашу жизнь. Не знаю, что бы я делала, если бы мне не выпала такая возможность, – она помедлила и добавила: – Мне не хочется думать об этом». Как я обнаружил, Поль Модаль жил на моей улице в Торонто, в старом викторианском доме 1880-х годов у аллеи за деревянной оградой, рядом с ботаническим садом размером с небольшой парк. Он приобрел этот дом, когда там располагался запущенный, обветшавший, изъеденный термитами пансион с ржавыми канализационными трубами, а на участке находилась местная свалка. Он тихо поселился в одной из комнат, и каждый раз, когда выезжал очередной жилец, они с другом ремонтировали и реконструировали его комнату. С помощью арендной платы от оставшихся жильцов, он мог приводить дом в порядок по одной комнате. С годами с помощью своей жены Лин он вернул пустующий участок к жизни и превратил его в отдаленное подобие рая. Он умел спасать сокровища, как никто другой: и в работе с детьми, и в личной жизни. Модаль – симпатичный темноволосый француз – имеет огромные, внимательные карие глаза, симметричные галльские черты и строение лицевых костей, придающее ему сходство со средиземноморским художником. Он вежливый, деликатный и ненавязчивый врач, что является необходимой чертой для тех, кто помогает гиперчувствительным детям с задержками развития. Его медленные, размеренные движения оказывают успокаивающий эффект на всех, кто находится с ним в одной комнате. Однако ощущение его присутствия никогда не подавляет окружающих. Когда вы проводите некоторое время в его обществе, то чувствуете концентрацию и глубину его внимания; это сосредоточенность настоящего артиста. Но самая поразительная его черта – это глубокий, уверенный, звучный и успокаивающий голос. Так было не всегда. Поль родился в 1949 году в Кастре, небольшом и уединенном городке на юге Франции, в то время и в том месте, когда мало кто обращал внимание на детей с заболеваниями мозга. Он страдал от сильной задержки психического развития. Родители Поля приводили его ко всем известным специалистам во Франции в начале 1960-х годов: к психологам, психиатрам и ортофонистам – специалистам по терапии речи, – потому что он говорил неразборчивым мямлящим голосом. Ему постоянно приходилось просить собеседников повторить их слова (хотя все тесты показывали, что его слуховая система работает нормально). Он закончил школу с четырьмя неудовлетворительными оценками, и, по его словам, сдал четыре экзамена, которые не должен был сдать. Ему поставили диагноз «дислексия» – термин, который он не мог произнести или понять, но описывавший самое распространенное расстройство обучения, включавшее трудности с чтением. Как и многие дислексики, он менял местами буквы b и d, p и q и цифры 6 и 9, когда писал их. Но дислексия повлияла не только на его способность к чтению. По его словам, он ходил как утка. Как и многие дети с расстройствами обучения, он подвергался насмешкам сверстников и даже учителей из-за своей неуклюжести; учитель физкультуры продолжил эту линию и прозвал его «une oie grasse» – жирным гусем. Так он получил входной билет в мир дислексии. Передо мной лежит тетрадь персикового цвета, десять на двенадцать сантиметров, на которой по-французски написано Garnet de Notes Nebdomadaires, Petit Seminaire de Castres. В ней выставлены еженедельные оценки Поля по разным предметам в десятом классе. В конце каждой недели учитель заносил в колонку оценки каждого ученика и его успеваемость по сравнению с остальными. Когда я просматривал результаты, я заметил две вещи. Оценки Поля за поведение и старательность всегда были посредственными. Его оценки по учебным дисциплинам были плохими и реже близки к посредственным. Вот оценки за первую неделю: математика 1/20, правописание 3/20, испанский язык – 4/20, английский язык – 8/20. В тетради также записано его положение в классе: он был двадцать пятым из двадцати пяти учеников и удерживал последнее место в течение всего года. Для него было мучением каждую неделю относить свой табель успеваемости домой на подпись родителям. Как бывает во многих семьях, где есть дети с расстройствами обучения, родители считали его лентяем, поэтому каждый такой день был невыносимым и приводил к громогласным нотациям, хлопанью дверей и горьким слезам. Как он написал впоследствии, «это был ад для всех нас». Поль рос, терзаемый сомнениями в себе, которые усугублялись с каждым годом по мере того, как он все больше отставал от остальных. Ему приходила мысль о переходе в техникум, но он был таким неуклюжим, что не мог даже поворачивать отвертку. Хотя слушая других, он быстро соображал, но либо не мог облечь свои мысли в слова, либо начинал мямлить. Подростком он уединялся в спальне и часами слушал одни и те же песни. Единственной формой самовыражения, которая доставляла ему удовольствие, было рисование, и он любил живопись современных мастеров. Он не смог закончить десятый класс из-за плохих оценок по всем предметам. Поскольку четыре предыдущих учебных года он заканчивал с неудовлетворительными оценками и уже был на три года старше своих одноклассников, его не допустили к выпускным экзаменам. В конце концов он опустил руки и ушел из школы. Случайная встреча в аббатстве д’Ан-Калька. В возрасте восемнадцати лет Поль оказался в полной изоляции, не имея места учебы или работы. Обладая неограниченным количеством свободного времени, он часто посещал монастырь бенедиктинцев, до которого мог совершить шестнадцатикилометровую поездку на велосипеде от дома. Его влекло туда, потому что там были художники, и он надеялся со временем стать одним из них, так как не представлял для себя другой работы. Там, в аббатстве д’Ан-Калька, он обрел покой. Однажды отец Мори, проявлявший интерес к Полю, рассказал ему о визите врача, который прочитал лекцию о дислексии. По его словам, врач описывал симптомы, очень похожие на состояние Поля. Этот врач, Альфред Томатис, был приглашен в монастырь в качестве практикующего специалиста при необычных обстоятельствах. Большинство монахов заболели и боролись с упадком сил и другими симптомами, которые никто не мог объяснить. Семьдесят из девяноста некогда крепких монахов, привыкших обходиться четырьмя часами сна, стали вялыми и апатичными и могли только неуклюже бродить по своим комнатам. Монастырь посетили несколько врачей, каждый из которых дал свои рекомендации. Некоторые советовали больше спать, но чем больше монахи спали, тем больше они уставали. Специалисты по пищеварению рекомендовали, чтобы монахи (которые были вегетарианцами с XII века) начали есть мясо. От этого им становилось только хуже. Последним из приехавших врачей был Томатис, что выглядело абсурдно, поскольку он был отоларингологом, специалистом по проблемам «уха, горла и носа». Но он был известен как гениальный диагностик и интересовался медициной тела и разума. Томатис установил оборудование в маленькой комнате и показал одному монаху, как протестировать его больных братьев. Он согласился осмотреть и Поля, но сначала тот тоже должен был пройти тестирование. Когда Поль вошел в комнатку монаха, то увидел множество электронных устройств, похожих на те, которые использовались для проверки слуха. Он надел наушники и получил инструкцию как можно быстрее поднимать правую руку, когда услышит сигнал в правом наушнике, и поднимать левую руку, когда услышит сигнал в левом наушнике. Потом он слушал парные сигналы и должен был сказать монаху, какой из них показался ему более низким или более высоким. Для Поля это почти не отличалось от тестов на слуховое восприятие, которые он уже проходил. Но Томатис тестировал не слуховое восприятие, а умение слушать. Он рассматривал слух как пассивное восприятие с участием слуховых органов; «слушание» предполагало собственную активность и его результатом было распознавание сигналов и извлечение информации из звуков, поступающих в уши. В конце проверки монах дал Полю графики и предложил ему встретиться с врачом в монастырском парке.