Пластичность зрительной системы, которая позволила Уэбберу, Барри и другим «перепрограммировать» свой мозг, стала для них подлинным благословением. Но есть и обратная сторона медали – у всех, кто постоянно пользуется компьютером, зрительная система перепрограммируется в направлении центральной фиксации. По статистике, дети в США смотрят в экран одиннадцать часов в сутки. Это значит, что они перестают пользоваться периферийным зрением. Ситуация не изменится к лучшему с очками Google, благодаря которым люди смогут выходить в Интернет, даже идя по улице. Очки Google, хотя и оставляют свободной небольшую область периферийного зрения, в основном задействуют «центральное зрение», делая пользователя менее внимательным к происходящему на границах зрительного поля. Именно там таятся опасности и возможности, которым мы уделяем недостаточно внимания. Там живет новизна. Бездумное использование таких устройств, которые не учитывают наши биологические особенности, все дальше уводит нас от принципов естественного зрения и оставляет все меньше возможностей сохранить хорошее зрение. Любая новая технология, принимаемая взрослыми людьми, влияет не только на них, но также становится привычной для молодых людей. При этом мало кто помнит, что то, как мы пользуемся нашими глазами, влияет на наш мозг и в буквальном смысле направляет его развитие. Глаза обладают силой включать и выключать процессы нейронной пластичности. Недавно проведенное исследование показало, что, по сути, нейропластические изменения в зрительной системе начинаются не от мозга, а от глаз. Группа исследователей под руководством Такао Хенша из Гарвардского медицинского колледжа и доктора Алена Прошьянца из Высшей нормальной школы в Париже продемонстрировали, что у новорожденных мышей из сетчатки поступает в мозг особый белок под названием Otx2[242], который стимулирует нейронную пластичность, способствующую обучению и формированию новых связей между клетками. С помощью метода меченых атомов они смогли проследить за движением белка от сетчатки. В целом, по словам Хенша, «глаз сообщает мозгу, когда нужно становиться пластичным»[243]. Открытие того, что пластичность мозга обусловлена изменениями в сетчатке, реагирующей на визуальную стимуляцию, – это важное доказательство нашего основного тезиса о том, что мозг и психическую активность нельзя рассматривать отдельно от тела. Уэббер почти не сожалеет о том, что ему удалось восстановить зрение, но несколько причин для сожаления у него все же остается. Когда он был слеп, больше всего его мучила неспособность видеть и узнавать эмоции на лицах людей; это заставляло его беспокоиться о собственной безопасности и множестве других неудобств. Однако, по словам многих незрячих людей, некоторые аспекты жизни приобретают большую глубину в отсутствие зрения, в том числе внутренние переживания. «Вы действительно кое-что теряете, когда можете видеть, – сказал он. – Раньше мое состояние ума было более спокойным и тихим; я ясно осознавал свои мысли, чувства и ощущения, поскольку моему разуму не приходилось блуждать в сети многочисленных ассоциаций, вызываемых поступающей зрительной информацией. Без зрения ощущение моих внутренних состояний было более непосредственным». Он считает, что привычка большинства людей полагаться на центральное зрение, особенно у тех, кто большую часть дня сидит за компьютером и смотрит на экран в полуметре от себя, формируется за счет ущемления периферийного зрения. Периферийное зрение дает видящему контекст событий. Центральное зрение, сфокусированное на подробностях, упускает контекст из виду. «Центральное зрение – это края, линии и детали, но они ни с чем не связаны, – говорит он. – Привычка к центральному зрению создает у нас ощущение отрешенности от происходящего, а это фундаментальная проблема». «Вы хотите сказать, что чувствовали лучшую связь с окружающим миром, когда не имели центрального зрения?» – спросил я. «Да, это так, – ответил он, и этот ответ удивил меня. – Когда вы чувствуете себя надежно защищенным, не видя мелких деталей, то в вашем организме преобладают эффекты парасимпатической нервной системы. Потом происходит резкий сдвиг, и вы осознаете всего себя, воплощенного в собственном теле». Он добавил, что после утраты центрального зрения, когда ему все больше приходилось полагаться на периферийное зрение, «моя интуиция стала более доступной и достойной доверия». Самой большой переменой после возвращения зрения, кроме способности различать чужие эмоции, было «ощущение свободы воли: я мог более эффективно совершать манипуляции с окружающим миром. И я видел прекрасные вещи, особенно в глазах Кристины». Он имел в виду, что их отношения с Кристиной Долежал приобрели романтический характер. Уэббер написал мне с острова Крит. Размышления об утрате центрального зрения открыли ему новые виды восприятия, навевавшие воспоминания об архетипической фигуре слепого провидца Тиресия, который говорил с Одиссеем в гомеровском Аиде, и, разумеется, о самом Гомере, который якобы был слепцом. В мире Гомера слепой человек никогда не возвращается в мир зрячих, но «видит» и даже «предвидит» то, о чем не подозревают другие люди. В его письме я увидел понимание того, что иногда мудрость былых времен бывает более поучительной, чем современная наука, временами попадающая в тупик. Древние (включая буддистов и древних йогов, разработавших упражнения, которые помогли Уэбберу), не были ограничены механистической метафорой мозга, доминировавшей в науке последние четыреста лет. Они могли рассматривать зрение как развивающуюся способность психики, а значит, допускали возможность его направленного развития и совершенствования. Однажды Уэббер написал мне как человек, оценивающий видимый мир с точностью, доступной лишь тому, кто совершил путешествие от зрения до слепоты и обратно. Он описал соседнее оливковое дерево, такое старое, что оно считалось национальным памятником: «Считается, что его возраст около трех тысяч лет. Это возвращает нас в Минойскую эпоху. Оно огромное – ствол весь увит прожилками и зияет дырами и пустотами… Размер его кроны составляет 14 метров. Оно по-прежнему приносит плоды… от 80 до 100 кг оливкового масла. Это меньше, чем в былые времена, когда оно давало больше 220 кг… Вот результат многолетней заботы и внимания. Только представьте, какие истории окружают такое дерево! В окрестностях есть много старых великанов. Они похожи на людей, которые просто пустили корни и тихо живут своей жизнью. Часто кажется, будто они танцуют, в то время как другие стоят, как судьи. В рощах этих древних деревьев ощущается дыхание разума, словно Афина до сих пор говорит и наставляет нас». Я невольно задавался вопросом, пишет ли он только о дереве или еще и о том, как сильно изменил его жизнь естественный способ исцеления. Ведь этот способ основан на таком древнем знании, что большая его часть уже мертва, но то, что используется человеком, остается абсолютно живым. Глава 7. Устройство для перезагрузки мозга Использование нейронной саморегуляции для уменьшения патологических симптомов I. Трость у стены. Сначала он заметил, что ему становится трудно петь, что было настоящим кошмаром, так как пение было смыслом его жизни и единственным источником дохода. Потом он уже совсем не мог петь и лишь произносил слова. Еще через два года его голос стал тихим и тонким, так что он мог издавать только короткие, еле слышные фразы. «Было мучительно видеть, как он теряет свой чудесный певческий голос, просто сердце разрывалось, – говорит Пэтси Хасманн, которая пятьдесят лет была его женой. – Я любила этот голос». Рон Хасманн был известным певцом на Бродвее, исполнявшим песни на телевидении и для кинофильмов; в 1960–1970-е годы его глубокий баритон можно было слышать повсюду. Он пел в «Камелоте» вместе с Робертом Гуле. Он был одной из звезд мюзикла «Годы Гершвина» вместе с Фрэнком Синатрой, Этель Мерман и Морисом Шевалье. Он блистал на Бродвее в мюзикле «Злачное место» и работал с ведущими актрисами, в том числе с Дебби Рейнольдс, Джули Лондон, Бернадетт Питерс и Джулиет Проуз, в полудюжине других бродвейских шоу. Он совершал концертные туры в качестве солиста на постановках «Сладкой Ирмы», «Плавучего театра», «Южной Пацифики» и «Оклахомы». В какой-то момент он появлялся в тринадцати рекламных роликах одновременно, участвовал в «Шоу Эда Салливана» и таких сериалах, как «Доктор Килдэр», «Стань умным», «ФБР», «Ровно в двенадцать часов» и «Аплодисменты». Он даже снимался в мыльных операх вроде «Поисков завтрашнего дня» и «Пока вращается мир». Когда Рон пел без микрофона в театральном зале на 3000 зрителей, каждый мог слышать его голос, в то время как другие исполнители не могли выступать без микрофона. Басовый регистр начинает приобретать глубокое звучание после тридцати лет жизни певца и полностью раскрывается после сорока лет. Рон находился на пике формы в сорок четыре года, когда «все остановилось». Как бывает со многими людьми, которые в конце концов получают диагноз «рассеянный склероз» (РС), врачам понадобилось целых девять лет для понимания того, что утрата голоса наряду с целым букетом других симптомов была следствием РС. При рассеянном склерозе иммунная система, вместо положенной атаки на инородные тела, обращается против головного и спинного мозга и атакует жировую (миелиновую) оболочку вокруг аксонов нервных клеток. Эта миелиновая оболочка играет роль изолятора и ускоряет прохождение электрических импульсов по нервному волокну от пятнадцати до трехсот раз. Нападение иммунной системы повреждает миелиновую оболочку и сам нерв, который она окружает; на месте повреждений образуются рубцы. (Слово «склероз» (sclerosis) означает «затвердевший и похожий на шрам».) Поскольку антитела могут атаковать миелин почти в любом месте головного и спинного мозга, то каждый пациент получает свой вариант РС, и симптомы болезни могут развиваться по-разному. Глубокий баритон Рона лишился своей красоты после серии таких атак. Сначала стали исчезать средние тона, а потом он внезапно лишился низких тонов, которые больше всего красили его голос. Он обращался ко всем специалистам по голосу, которые обслуживают исполнителей. На сцене режиссеры давали ему микрофон, чтобы голос можно было услышать, но потом уже нечего было усиливать. К тому времени, когда его певческая карьера завершилась, диапазон его голоса охватывал только одну октаву. Затем, из-за повреждения нервов, контролирующих мочевой пузырь, он утратил способность начинать или прекращать мочеиспускание. «Потребность как будто исчезла, и мне приходилось напоминать себе о ней. Не было никаких сигналов». Мышцы его тела постепенно атрофировались, он испытывал жжение и онемение рук и ног. Потом ему стало трудно ходить из-за дрожи в ногах. На представлении «Сладкой Ирмы», когда Джулиет Проуз по сигналу побежала через сцену и бросилась ему в объятия, он упал и серьезно повредил спину. Мышцы его рук и ног становились все слабее, и ему пришлось начать ходить с тростью; потом понадобились две трости, больше похожие на костыли. Иногда ему приходилось пользоваться электрической тележкой, и он набрал двадцать три килограмма из-за отсутствия физической нагрузки. Вскоре начались проблемы с равновесием. Стоя с закрытыми глазами, он не мог держаться прямо. У него появились трудности с глотанием – еще один устрашающий симптом. Он все чаще давился едой, потому что ствол мозга, который координирует последовательное сокращение глотательных мышц, перестал работать надлежащим образом. Но худшим симптомом была постоянная усталость. Дошло до того, что он мог лишь шептать в телефонную трубку около минуты, а потом его голос прерывался. Многочисленные области, где нервы воспалены и зарубцованы, а миелиновая оболочка повреждена, называются бляшками и хорошо видны на томограмме. МРТ мозга Рона показало, что много бляшек образовалось в стволе мозга, который находится прямо над спинным мозгом и является одной из наиболее плотно «укомплектованных» частей человеческого мозга. Как мы узнали в главе 4, ствол мозга – это подкорковый регион, регулирующий базовые функции жизнеобеспечения: дыхание, кровяное давление, уровень бодрствования, температуру тела и еще несколько столь же важных. Это также центральная нервная магистраль: через ствол мозга проходят почти все сигналы, идущие от мозга к телу и обратно. Черепные нервы помогают регулировать большинство моторных и сенсорных функций, которые ассоциируются с головой, – движение и фокусировку глаз, выражение лица, движение лицевых мышц и их ощущения, голосовые мышцы, чувство вкуса, слух и равновесие. Один из них – блуждающий нерв – опускается непосредственно из черепа в тело. Он регулирует пищеварение, активность вегетативной нервной системы и проявление реакции «борись или беги». Как мы сможем убедиться, он даже влияет на некоторые аспекты деятельности иммунной системы, которая защищает тело от инфекций и травм. Необычное устройство. По случайному совпадению, школьный друг Рона тоже страдал рассеянным склерозом и имел проблемы с голосом. Теперь он был профессором на пенсии, жившим в Мэдисоне, и рассказал Рону, что в лаборатории Висконсинского университета изобрели странное устройство, которое кладут в рот для облегчения симптомов болезни. Он испытал это устройство на себе в ходе лабораторного исследования, и оно действительно помогло ему говорить громче. Изобретатели пользовались этим устройством для лечения целого ряда симптомов рассеянного склероза, не только проблем с голосом. В лаборатории с непривычным названием «лаборатория тактильной коммуникации и нейронной реабилитации» работали три человека: русский невролог (и бывший военнослужащий Советской Армии) Юрий Данилов, биомедицинский инженер (и бывший военный моряк) Митч Тайлер и электрик Курт Кацмазек. Этих людей отобрал Пол Бах-и-Рита, основатель лаборатории. Недавно скончавшийся Бах-и-Рита был легендарной фигурой, одним из первых пропагандистов использования пластичности мозга для лечения болезней. Физик, работавший неврологом, он был первым среди ученых своего поколения, кто утверждал, что мозг сохраняет пластичность от колыбели до могилы, и пользовался этим пониманием для разработки устройств, способствовавших позитивным нейропластическим изменениям. Его устройства помогали слепым людям видеть и восстанавливали способность поддерживать равновесие у пациентов с механическими травмами мозга. Также в его лаборатории разработали компьютерные игры для пациентов, перенесших инсульт, чтобы они могли тренировать свой мозг и восстанавливать утраченные функции. Когда Рон приехал в лабораторию, то увидел небольшую, скромно оборудованную комнату в старом здании. Она имела разгрузочную площадку перед входом, в коридоре шел ремонт, и по словам одного пациента, «это место не было похоже на дом научных чудес». Сам Рон думал: «Может быть, это сработает, а может, и нет. Что мне терять?» Члены группы изучили его медицинскую карту и провели тесты и записи, определявшие его способность ходить и сохранять равновесие. Они отвели его в университетскую лабораторию исследования голоса и записали его неразборчивую и прерывистую речь, которая отображалась как ряд маленьких точек на мониторе. После завершения всех необходимых тестов они достали устройство, о котором он слышал. Оно было маленьким и умещалось в кармане рубашки. К нему была прикреплена тряпичная лента, и некоторые ученые носили его на шее как подвеску. Та часть, которую помещали в рот и клали на язык, напоминала широкую пластину жевательной резинки. На плоской нижней стороне находилось 144 электрода, которые испускали тройные электрические импульсы на частоте, приводящей к активизации максимального количества сенсорных нейронов языка. Эта плоская часть была подключена к электронной коробочке размером со спичечный коробок, которая находилась снаружи и была снабжена переключателями и световыми индикаторами. Юрий, Митч и Курт называли ее PoNS, пользуясь ироничным обозначением той части ствола мозга, которая называется pons (варолиев мост), одной из главных мишеней для их устройства. Акроним PoNS означает «портативный нейромодулирующий стимулятор», так как, задействуя пластичность мозга, он модифицирует и корректирует нейронные импульсы. Ученые попросили Рона положить устройство в рот и стоять как можно прямее. Оно безболезненно стимулировало сенсорные рецепторы его языка волнами слабых импульсов. При этом возникало легкое покалывание, а когда оно исчезало, ученые крутили регулятор, немного усиливая ток. Через некоторое время они попросили Рона закрыть глаза. После двух двадцатиминутных сеансов Рон смог тихо напевать мелодию. После четырех сеансов он снова мог петь, а в конце недели в полный голос исполнял «Старую реку». Больше всего поражает, что после двадцати с лишним лет постепенного ухудшения состояния улучшение наступило так быстро. Рон по-прежнему страдал рассеянным склерозом, но теперь его нейронные сети функционировали гораздо лучше. Он приходил в лабораторию две недели с понедельника по пятницу, упражнялся со странным прибором, отдыхал и снова упражнялся. В первую неделю он проводил по шесть сеансов в день: четыре в лаборатории и два дома. Электронное тестирование его голоса показало значительное улучшение четкости и непрерывности речи. Другие симптомы рассеянного склероза тоже начали ослабевать. В день отъезда тот человек, который приплелся, опираясь на трость, станцевал чечетку перед учеными. Я поговорил с Роном через два месяца после его возвращения в Лос-Анджелес. Он привез устройство с собой для тренировок и закрепления своих успехов. Теперь, когда его голос вернулся, он выпаливал слова; иногда мне приходилось просить его говорить помедленнее, чтобы я мог понимать сказанное. – Вы можете представить, каково это: не петь двадцать семь лет подряд и вдруг снова запеть. Поразительно, что я мог связывать ноты и удерживать мелодию после четырех двадцатиминутных сеансов, я был так взволнован, что едва не разрыдался. Они просили меня напевать, пока эта штука находилась у меня во рту. Я постепенно осознавал, что мой голос становится сильнее. На следующий день Юрий сказал: «Вам не нужна эта трость». В тот же день я избавился от нее. На третий день я мог стоять с закрытыми глазами без какой-либо поддержки. Ко дню отъезда мой голосовой диапазон составлял две октавы. У меня был басовый баритон, и я снова мог брать нижнее «ми», как в то время, когда выступал перед зрителями, а когда я спел «Энни, бери свой пистолет», то добрался до «фа-диез». И… я снова мог громко петь! Я так распелся в лаборатории, что им приходилось затыкать уши. А теперь, когда я вечером выхожу гулять с собакой, то иду так быстро, что жена едва поспевает за мной. Потом он спросил меня: – Вы понимаете, что мы разговариваем уже целый час? – Я не ожидал, что ваш голос будет звучать моложе, чем мой, – наконец сказал я. – Он звучит так, словно вы скинули несколько десятков лет. Он немного подумал и рассмеялся: – Что ж, может быть! Ведь я целых тридцать лет им не пользовался. Почему язык – самый прямой путь к мозгу. Прибор PoNS находится у меня во рту, когда я пишу эти слова, поскольку, как мне сказали, стимуляция обладает не только целебным эффектом, но и обостряет внимание, и мне хочется узнать его потенциал. Сигнал проникает лишь на 300 микрон под поверхность моего языка, стимулируя сенсорные нейроны, которые там находятся. (Микрон равен 0,001 миллиметра.) Устройство стимулирует нейроны как раз в достаточной степени, чтобы они посылали в мозг свои электрические сигналы, как это происходит, когда я кладу в рот еду и ощущаю ее вкус. Команда ученых годами трудилась над возможностью при помощи слабой электрической стимуляции вызвать активацию сенсорных нейронов, максимально близкую к той, которая возникает при прикосновении[244], с ритмичным чередованием серий из трех сигналов на частоте 200 Гц. Но почему именно язык?[245] Потому что, как обнаружили ученые, язык представляет собой самый прямой путь к активации мозга в целом. Язык – один из самых чувствительных органов тела. «Когда плотоядные животные стали передвигаться по поверхности суши, то первыми точками контакта с окружающими предметами были язык и кончик носа, – указывает Юрий. – И то и другое предназначено для исследования окружающей среды путем близкого контакта. Масса животных, от жирафов до насекомых, активно пользуется языком, который может совершать очень точные движения, поэтому мозг имеет прочную связь с ним». Человеческие младенцы на оральной фазе развития пытаются познавать мир, засовывая предметы себе в рот и ощупывая их языком. На языке существует 48 видов сенсорных рецепторов, из них 14 только на кончике, для ощущения прикосновения, боли, вкуса и так далее. Эти сенсорные рецепторы передают электрические сигналы по нервным волокнам в мозг. По оценке Юрия, от кончика языка идет от 15 000 до 50 000 нервных волокон[246], создающих огромную информационную магистраль. Устройство располагается на первых двух третях языка, где проходят два нерва, получающие сенсорную информацию от языковых рецепторов. Первый, язычный нерв[247], воспринимает осязательные ощущения, а второй, отросток лицевого нерва, воспринимает информацию о вкусе. Эти нервы являются частью системы черепных нервов, непосредственно связанной со стволом мозга, который находится в пяти сантиметрах за обратной стороной языка. Главные нервные проводящие пути, входящие в мозг и выходящие из него, встречаются в стволе мозга. Он тесно связан с областями, ответственными за обработку движения, ощущения, настроения, когнитивных процессов и равновесия. Таким образом, электрические сигналы, которые поступают в ствол мозга, могут одновременно активировать большую часть головного мозга. Исследования с использованием МРТ и ЭЭГ, проведенные учеными из округа Мэдисон на людях, которые пользовались устройством PoNS, показали, что через 400–600 миллисекунд мозговые волны стабилизируются и все части мозга начинают срабатывать одновременно. Многие проблемы в мозге возникают из-за сбоев совместной работы нейронных сетей или из-за их слишком слабой активации. Но часто мы не можем точно понять, какие именно нейронные сети плохо работают, даже имея результаты МРТ или КТ. Из-за пластичности каждый мозг имеет несколько разные связи на микроскопическом уровне. Поэтому когда сканирование мозга выявляет повреждение какой-то области мозга у данного пациента, мы не можем быть стопроцентно уверены, что именно происходит в этой области. «Но наша стимуляция языка активирует весь мозг, – говорит Юрий. – Поэтому даже если я не могу видеть, где находится повреждение, это не так уж важно. Устройство включает мозг целиком». После того как ученые стимулируют мозг пациента, они придумывают упражнения, чтобы помочь человеку восстановить утраченную функцию. Пациенту всегда предлагают пользоваться устройством для стимуляции мозга при выполнении соответствующего упражнения. Рона просили напевать мелодию; человек с проблемами равновесия будет стоять на доске для балансирования с закрытыми глазами, а человек с нарушенной ходьбой попытается идти, а потом бежать по беговой дорожке. У языка есть еще одна особенность, почти не представляющая интереса для западных клиницистов, но интересующая Юрия Данилова, русского члена команды исследователей. В течение тысячелетий язык играл важную роль для постановки диагнозов в китайской и восточной медицине, поскольку это внутренний орган, который можно наблюдать извне. Китайцы считали, что в человеческом теле есть энергетические каналы, называемые меридианами, по которым проходит энергия ци. Два больших меридиана[248] – «управляющий сосуд» и «центральный сосуд» – сходятся на нёбе у основания языка. Мастера боевых искусств, практики искусства тай-цзи и цигун, часто прижимают кончик языка к задней части нёба для связи с этими каналами, чтобы улучшить свои результаты. Меридианы выходят на поверхность кожи в акупунктурных точках. Эти акупунктурные точки, используемые в китайской медицине, оставались неизменными несколько тысяч лет. Но Юрий отмечает, что только сравнительно недавно было обнаружено, что несколько точек находятся на языке. Эти точки теперь используются в Гонконге[249] для лечения травматических повреждений мозга, болезни Паркинсона, церебрального паралича, проблем со зрением и других неврологических расстройств. Специалисты по акупунктуре часто пользуются электрической стимуляцией (электроакупунктурой) вместо иголок; вероятно, американское устройство тоже действует как разновидность электроакупунктуры. Встреча с Юрием, Митчем и Куртом. У Юрия Данилова рост больше ста восьмидесяти сантиметров, бритая голова и высокие монгольские скулы; от него исходит ощущение силы и невозмутимого спокойствия. Он родился в Иркутске, одном из старейших городов Сибири. Десять лет своего детства он провел за Полярным кругом, когда его родители, геологи-полярники, переехали в Норильск – промышленный город, построенный Сталиным. Половина местного населения побывала в ГУЛАГе, 100 000 заключенных похоронены в окрестностях города. Норильск – самый северный промышленный город в мире, и там бывает так холодно, что плевок замерзает на лету, не достигая земли. Личный температурный рекорд Юрия по пребыванию под открытым небом составляет –65° по Цельсию, нижнее значение шкалы термометра. После окончания университета в двадцать два года его отправили служить в Мурманск, который тоже находится за Полярным кругом. Иногда его военно-морское подразделение устраивало маневры на виду у арктических сил НАТО по другую сторону границы. Научный интерес к восточной медицине появился у Юрия в раннем возрасте. Он рос в Сибири, и «там повсюду были китайцы со своими чаями и травами, мы пользовались китайскими лекарствами и акупунктурой в повседневной жизни». Еще в молодости он соорудил электрический прибор для определения акупунктурных точек на коже, регистрировавший изменения электрической активности над ними. Он пользовался акупунктурой для лечения зубной и головной боли. Юрий стал успешным неврологом и работал в ведущей лаборатории страны в области зрительной неврологии в знаменитом Институте физиологии имени Павлова, который был частью АН СССР. Он получил кандидатскую степень по биофизике (что теперь позволяет ему работать с инженерами) и защитил докторскую диссертацию по неврологии в Институте имени Павлова. Его основной специальностью была зрительная неврология. Он проводил исследования нейропластических качеств зрительной системы мозга задолго до широкого признания того, что мозг имеет пластичную природу. По случайному совпадению, первая статья, которую он перевел на русский в 1975 году, принадлежала Полу Бах-и-Рите – человеку, основавшему лабораторию в Мэдисоне, где теперь работает Юрий. Он также хорошо изучил использование электрической стимуляции для лечения бессонницы и других проблем. Электрические приборы для улучшения сна, неизвестные на Западе, использовались в сотнях клиник по всему СССР.