– Конспиратор, блин, – процедила Коваль. – Я так понимаю, что мое присутствие вам здесь ни к чему, – резонно, хоть и с обидой, проговорила Виола. – Я тогда поеду в центр к Алешке, а после обеда вернусь, можно? Марина с облегчением выдохнула: – Да, конечно. Только… не боишься, что Бес туда заявится? – Что ты! Если он туда соберется ехать, я первая это узнаю – его секретарь предупредит главного врача, тот даст пинка заведующему отделением, и начнется паника, как на корабле в шторм! – захохотала Ветка. – И я под шумок всегда успею уехать, не столкнувшись с любимым мужем. – Как все здорово-то у вас… – протянула Коваль, но Ветка тоже в долгу не осталась: – У вас, смотрю, тоже идеально, раз одна явилась, и за весь вечер, ночь и утро твой волчара не позвонил ни разу! – Иди уже! – рявкнула Коваль, вскакивая, и Ветка со смехом убежала в комнату. Гена только головой покачал. Марина отвернулась к окну и принялась напряженно ждать, когда же Ветка уберется из квартиры. Но та, как назло, не очень торопилась, и у Коваль уже просто руки чесались помочь ей сделать это быстрее. Наконец дверь хлопнула, а через пару минут Ветка появилась во дворе и направилась к машине. – Вот идиотка – на своей приехала, – процедила Коваль, глядя, как подруга садится в машину, но Гена, глянув вниз, засмеялся: – Да прям! И машина прокатная, и явно на левый паспорт взята. Виола Викторовна у нас девушка продвинутая в плане конспирации, только не догадывается, что я в курсе всех ее передвижений. – То есть? – обернулась Марина. – Ну я ведь не только за Алешкой присматриваю, я же и ее охраняю, потому знаю все, что она делает. Даже то, что хочет скрыть, а именно – связь с одной прекрасной стриптизершей и съемную квартиру, снятую по подложному паспорту. – Ого… – изумленно проговорила Коваль, присаживаясь на стул и дотягиваясь до пачки сигарет. – Ну-ка, подробнее отсюда. Она поджала под себя здоровую ногу, закурила и превратилась в слух, даже забыв, что так и не спросила про документы. Но Гена имел свое мнение по поводу очередности рассказов. Налив себе чаю и вынув из холодильника упаковку копченой семги, масло и сыр, а из подвесной хлебницы – нарезку ржаного хлеба, он уселся за стол и принялся за изготовление бутербродов. Марина едва не вскипела, но сдержалась и даже помогла телохранителю, который ловко орудовал левой рукой и лишь изредка помогал протезом, придерживая ускользавший ломтик хлеба или кусок сыра. – Нет ничего лучше, чем сытный завтрак с утра, – откусывая кусок, проговорил он. – Конечно, с Дашиными завтраками это не сравнится, куда мне. – Гена!!! – не выдержала Марина. – Ты что – нарочно?! Я сейчас лопну от любопытства! – Ну, слушайте, раз так, – невозмутимо начал он. – Документы мы забрали, Вишнев ломаться не стал и отдал все, что обещал. Но вот по дороге случилось странное нечто. Выехали мы с Никсом за пределы поселка, а за нами синий «фолькс» прилип. Никс вправо – он вправо, Никс влево – он влево, Никс на проселок – он за нами. Стекла тонированные, номера грязью заляпанные, в салоне – трое. Не приближаются особо, но и не отстают, – Гена отправил в рот остатки бутерброда, хлебнул чаю и поморщился: – Сахару пожалел. – Н-нууу! – умоляюще протянула Марина, сложив руки под подбородком. – Что ты за человек, Гена?! – Не торопите меня – подавлюсь, – безжалостно заявил телохранитель. – Так вот. Чувствую – пора останавливаться и вести вразумляющие беседы. Тормозим с Никсом, и те тормозят. Только начали дверки открывать, как вдруг нам в лоб – фары. Никс орет – бегом из машины! Выкатились в разные стороны, я только успел папку с бумагами под куртку сунуть, а из встречной машины – трое с автоматами. Изрешетили к чертям и нашу тачку, и «фолькс». Сели и уехали. Мы с Никсом полежали еще для верности, потом встали, огляделись – в «фольксе» три трупа, наша машина – как дуршлаг, хоть сейчас макароны откидывай. Но даже не в этом интерес. В «фольксе» были охранники Беса, вот что странно. И не те, что официально около него, а… из старых, из тех, что вокруг дома обычно трутся. Не охранное агентство, в общем. – Не поняла… – растерянно протянула Марина. – Откуда там бесовские? – Вот и я не понял. Но чувствую – Вишнева круто обложили и пасут. А это значит только одно – что Бес в курсе или просто подозревает своего заместителя. – В курсе он быть не может, – отмела Марина. – Только что-то подозревать, не больше. Вряд ли он думает, что я здесь. – Тогда Вишнев где-то прокололся, – заключил Гена. – И поэтому Бес пустил за ним своих охранников. А заодно – за нами тоже. – Тогда кто были те, кто расстрелял машины? – А вот это уже вопрос. – Когда вопросов больше, чем ответов, становится как-то не по себе, – задумчиво проговорила Коваль, постукивая зажигалкой по столу. Гена пожал плечами и потянулся за очередным бутербродом: – Ну, выясним со временем. Сейчас еще одно – Виола Викторовна. То, что она здесь, не очень хорошо. Ее будут искать, если уже не ищут. И никакие заморочки с левыми документами не помогут. Разве что Григорию Андреевичу будет сейчас не до нее… Но это вряд ли. – Да… это плохо. А… что ты говорил про съемную квартиру? – вспомнила Марина, и Гена хмыкнул: – Да, есть квартирка у нее в спальном районе. Неприметный дом, многоквартирник, пятый этаж, хорошая, хоть и маленькая, двушка. Там и живет эта ее девица. Зара. Но вообще-то никакая она не Зара, а совсем даже Лариса Куликова двадцати трех лет, образование высшее – ха-ха – медицинское, жгучая брюнетка, длинные волосы, худая, высокая, с синими глазами… Никого не напоминает? Коваль почувствовала, как ее наполняет внезапно подкравшаяся ненависть к Гене за его проницательность. Не вынеся разлуки, Ветка нашла себе девушку, внешне напоминавшую Марину в молодости. И дело было не в ревности, а в том, что Гена каким-то образом понял, что между ними с Веткой что-то было или что-то есть. – Оставь свои инсинуации при себе, – холодно отрезала она. – Главное, что квартира есть. Осталось тактично выселить туда ее хозяйку. Есть идеи? – Тогда мне придется признать, что я знаю о Виоле Викторовне больше, чем говорю, – медленно произнес Гена. – И что – тебя это как-то пугает? – иронично улыбнулась Марина. – Нет. – Тогда вообще не вижу проблемы. Вот вечером и сделай так, чтобы она съехала к своей мамзель и оставила нас вдвоем. Где бумаги? – Во внутреннем кармане куртки. Куртка на вешалке. Гена был не очень доволен новым заданием и с трудом сдерживал раздражение, но Марина проигнорировала это и вышла в коридор. Прихватив пластиковую папку, свернутую трубочкой, она прошла в большую комнату, улеглась на диван и погрузилась в чтение. Сибирь Визг тормозов, глухой звук удара и скрывшаяся за углом машина – все это промелькнуло перед глазами Хохла буквально за доли секунды. Он кинулся к лежавшей ничком Машке, перевернул ее на бок. Она сморщилась и села, рассматривая разодранные об асфальт джинсы и кровоточащую рану на колене. – Черт… больно… – Машка, как ты меня напугала! – рявкнул Хохол, сообразив, что она жива и все в относительном порядке. – Встать помоги лучше, холодно же, – жалобно попросила она, пытаясь подняться. Женька поставил ее на ноги, но Маша, охнув, стала оседать обратно. – Не могу… колено… Он подхватил ее на руки и огляделся, соображая, в какую сторону идти. – Травмпункт далеко отсюда? Или в больницу можно? – В больнице не примут – там только по «Скорой», – сморщилась Машка. – Может, домой, а? Ведь уже дошли… – Даже не думай! На колено смотреть страшно, да и с головой явно что-то – ты же ударилась, вон на лбу ссадина какая, – поправляя капюшон, возразил Хохол, и Маша сдалась: – На Баумана. – Это далеко? – Нет, минут пять на машине. Женька поймал такси, появившееся из-за поворота как по мановению волшебной палочки, и назвал конечный пункт. Пока Машка была у врача, Хохол успел поговорить с Мариной, расстроиться и разозлиться по этому поводу, выкурить пять сигарет на крыльце травмпункта и прикинуть, был ли наезд машины случайностью. По всему выходило, что машина не могла просто ехать мимо – она стояла «под парами» и ждала именно Машку. И сделать это мог только один человек. – И вот это он зря, – пробормотал Хохол, выбрасывая сигарету. – Предупреждал же – не лезь. Он забрал Машу с забинтованным коленом, локтем и обработанной ссадиной на лбу, отвез ее домой, дождался, пока уснет, а потом отправился по хорошо знакомому адресу. К Церпицкому. В доме не горел свет ни в одном окне – люди спали. Женька долго курил в углу, образованном выступами стен, и думал, что же ему сделать. Машина Церпицкого стояла в небольшом «кармане», и Хохол не утерпел, пошел осматривать. На правом крыле обнаружилась вмятина, которой прежде он не видел. Теперь Женька не сомневался в том, что именно эта машина сбила Машку. Откровенного криминала он не хотел, но наказать Церпицкого собирался, а потому достал из кармана «финку» и принялся за работу. После его ухода машина, сверкавшая до того краской, выглядела плачевно – изрезанные в клочья колеса, безобразные глубокие царапины по всему кузову, перерезанные тормозные шланги, отключенная сигнализация, исцарапанные стекла. «В другой раз просто подожгу», – зло думал Хохол, шагая по освещенной трассе в сторону Мышкиного дома. Однако Хохол недооценил противника. Обнаружив утром изуродованную машину, Церпицкий понял, кто виновник и в чем причина. Но давить решил все-таки на Машу – как на самое безопасное звено. Стоило Хохлу отлучиться за продуктами в ближайший супермаркет, как Церпицкий приехал и начал ломиться в дверь. Марья боялась вызвать милицию, опасаясь, что вернется Женька, которому подобные столкновения ни к чему. – Открывай! – требовал Церпицкий. – Машка, я серьезно – не вынуждай меня! – Максим, уходи, – просила она, стоя около двери. – Ты ведь делаешь только хуже. – Если ты про этого своего любовничка в синих картинках – так я не больно-то боюсь, ты прекрасно знаешь! Надо будет – подтяну своих! Эта фраза Марью насторожила – она знала о том, что к Максиму ездит лечить зубы один очень авторитетный человек. Но угроз не испугалась, зная, что у нее тоже есть к кому обратиться за помощью. Родной дядя Мышки был довольно хорошо известен в криминальных кругах и за племянницу много чего мог. Но она предпочитала все-таки не доводить до греха.