Затем продолжил: — Пропала семья Шадриных. Супруга и пятилетняя дочь нашего сотрудника ни имеют к ведомству никакого отношения. Они такие же простые советские люди, как и все. Грибин достал из своего сейфа три фотографии и разложил их на столе. — Вы первый, кто видит эти фотографии. Они даже в розыск пока не пошли. Жечков взглянул на снимки. С фотографий на него смотрели молодой красивый парень в форме майора, симпатичная, даже красивая брюнетка жена и милая дочь. — Сколько ему лет? — удивляясь майорским погонам Шадрина, спросил Жечков. — Тридцать четыре. «Мой ровесник», — отметил про себя Жечков. — В прошлую субботу, семнадцатого мая, в десять утра, на своей машине они выехали на дачу к друзьям, но так и не приехали туда. — Пропали вместе с машиной? Грибин очень внимательно взглянул на Жечкова, словно, хотел ему сказать что-то важное, но ответил коротко: — Да. — Точное время их выезда чем-то подтверждается? — В девять тридцать утра Шадрин по телефону докладывал дежурному, что выезжает с семьёй на дачу в Тучково. — А откуда Вы знаете, что он звонил из дома? Вместо ответа Грибин извлёк из сейфа лист бумаги и положил его на стол перед Жечковым. — Давайте вначале закончим с формальностями, если Вы, конечно, не даёте себе отвод. Жечков знал, что там написано и прочитал это, скорее, для порядка: «ПОДПИСКА О НЕРАЗГЛАШЕНИИ СВЕДЕНИЙ, СОСТАВЛЯЮЩИХ ГОСУДАРСТВЕННУЮ ТАЙНУ». Убедившись в отсутствии дополнительных обязательств, Жечков уверенно черканул большую букву Ж с закорючкой в трёх полях документа. — Шадрин звонил из своей квартиры, — ответил, наконец, Грибин. Это подтверждено нашими техническими средствами. — Я могу взять эти фотографии? — спросил Жечков. — Завтра, завтра. Вы всё получите завтра. Грибин забрал фотографии со стола, положил их обратно в сейф и неожиданно спросил: — Вы любите пельмени с коньяком? — Что? — не понял вопроса Жечков. — Если Вы не против, я предлагаю продолжить наш разговор в неформальной обстановке. К тому же, я страшно проголодался. Грибин повёл его по длинным коридорам куда-то в глубь здания, и Жечков сразу понял, что движутся они в противоположную от известного ему входа сторону. Когда они вышли из здания и прошли сквозь внутренний двор, то оказались уже на улице Петровка, а Жечков точно помнил, что входил в дом с улицы Кузнецкий мост. «Обычные кагэбешные штучки», — решил он. Выйдя на тротуар Петровки, Жечков сразу обратил внимание на припаркованную там чёрную «Волгу» с двумя антеннами на крыше, но к его удивлению, они прошли мимо неё. — Тут рядом, — сказал Грибин, предлагая пройтись пешком. Жечков «спиной почувствовал», как «Волга» бесшумно тронулась с места и начала медленно плестись за ними. В «Пельменной» было очень неуютно, можно даже сказать, мерзко. Бледно освещённый небольшой зал, жирный, немытый пол и всего пять или шесть высоких стоек с небольшими круглыми столешницами, за которыми уже выпивали какие-то местные завсегдатаи. Появление в зале Грибина и Жечкова сразу привлекло внимание местной публики. Вальяжный, похожий на большого начальника Грибин, да ещё в своём модном бежевом плаще выглядел в этой пельменной явлением инородным. Жечков, хотя и был в демократичной ветровке, тоже походил на молодого карьериста при своём начальнике. Как и все обычные посетители Грибин подошёл к стопке коричневых пластиковых подносов. Один он передал Жечкову, другой взял себе. То, что подносы не мылись, а просто протирались жирной тряпкой, Жечков почувствовал сразу, как только взял его в руку. Когда он впервые оказался в Москве, коллеги его сразу проинструктировали, в каких точках общепита «есть нельзя». С тех пор он вместе с женой брезговал питаться в заведениях типа этой пельменной. — Две порции, пожалуйста. И два чистых стаканчика, если можно, — попросил Грибин у раздатчицы. Та оценивающе взглянула на солидного мужчину и, всем своим видом показывая, что делает для него исключение, подала два чистых гранёных стакана, но всё-таки упрекнула: — Вообще-то у нас это не полагается. Свободных мест за стоячими столиками не было, и они встали у окна, разложившись на широком подоконнике. Грибин извлёк из внутреннего кармана плаща плоскую бутылку дагестанского коньяка, быстро плеснул в стаканы по 100 грамм и, словно поймав Жечкова на нехороших мыслях, сказал: — Не надо отрываться от народа. Жизнь такая штука, может вознести до небес, а потом зубами об землю. Время от времени я люблю здесь бывать. Знаешь, помогает. Чтобы не забываться, откуда мы все вышли. Грибин поднял стакан, чтобы чокнуться. «А если это провокация?» — подумал Жечков и ответил: — Я вообще-то не пью. — Пейте. Вас давно уже проверили. Вначале Жечкову даже показалось, что ему это послышалось, но нет — этот «Федосеев», действительно, читал его мысли. — Я, кстати, хорошо знаю Вашего дядю, Перетурина Игоря Владимировича. — Васильевича. — Да, да. Жечков внутренне напрягся. «Если этот „Федосеев“ навёл обо мне справки и подготовился к разговору, то что он от меня хочет? Завербовать? Зачем?» — думал Жечков, ковыряя вилкой, но не притрагиваясь к пельменям в тарелке. — Где Вы живёте в Москве? — спросил Грибин. — Вы знаете моего дядю и не знаете, где я живу? Грибин снова наполнил стаканы. — Не обижайтесь. Я, действительно, не успел глянуть Ваш адрес. — В Беляево. — В Беляево?! Совсем рядом от дома, где жил Шадрин. Словно вспомнив о чём-то неприятном, Грибин опустил голову и погрустнел. — А Вы как считаете, что могло случиться с Шадриными в дороге? — внезапно спросил он. — Что угодно. — Например? — Их могли убить из-за машины. Они могли попасть под другую машину, и виновник забрал трупы с места аварии. В ссоре один из супругов мог убить другого или всю семью и теперь скрывается. Они могли съехать в лес у утонуть вместе с машиной в болоте. Их могли похитить, чтобы потребовать выкуп. — Многие Ваши версии мне даже не приходили в голову. — Версий намного больше, но все они сводятся к трём — семейная, криминальная или несчастный случай. Если он, конечно, не сбежал. — Что Вы имеете ввиду под словом «сбежал»? — Вы понимаете, о чём я говорю. — Зачем ему бежать? Тем более, с семьёй? — Это не моё дело, разбирайтесь с этим сами.