В общем-то именно это от батюшки и требовалось, а также в нужную минуту проявить проворность. План мог не сработать, но тут уж, как верно подметил отец Кирилл, всё в руках божьих. Диверсанты приводили себя в порядок, закрепляли амуницию, когда позади алтаря появилась фигура в рясе. Отец Кирилл смотрелся очень импозантно. Фуфайку он снял для пущей убедительности образа, на скорую руку почистил крест, прилизал стоящие дыбом волосы. Рослый, мощный, с гордо поднятой головой, он явился с поднятой рукой и сотряс воздух бархатистым басом: - Окститесь, опомнитесь! Посмотрите что вы творите. Ещё не поздно вырваться из цепких лап дьявола и принять божье благословение. Станьте на сторону добра! Сложите оружие! Победите в себе нечестивого зверя! Вы ещё можете спасти свои души и Господь вас помилует, примет в свое лоно… Батюшка импровизировал, нёс религиозную отсебятину, зато как при этом выглядел! Блестели глаза, голос гремел. Взмывало к потолку и растекалось под сводами эхо. Немцы оторопели. Они уже собрались уходить. Офицер тоже растерялся и не смог сразу принять верное решение. Воинствующий, православный священник как красная тряпка для быка. Он прокричал что-то гневное, вскинул пистолет. Грохнул выстрел. Но батюшка не был слепым. Он грузно, но довольно быстро подался в сторону, увернувшись от пули. Вторая срикошетила от стены, но отец Кирилл уже мчался через проём. Он продолжал расточать проклятие в адрес немцев: «Будьте вы прокляты, силы ада! Да пребудет во веки веков сила Господа»! Шубин стоял за косяком и всё видел. Батюшка отдуваясь летел прямо на него. Глеб посторонился. Отец Кирилл по громыхал по лестнице, которую предусмотрительно освещал Карабаш. У священника уже кончился запас красноречия и он перешёл на полную ахинею. «Вот это я понимаю божье слово»! - восхищённо подумал Глеб. Он сам ввалился в сумрак, запрыгал по лестнице. Попятился Карабаш, выключил фонарь. Немцы клюнули Уж больно жирной казалась добыча. Но полными кретинами они не были. Сначала бросили гранату. Она скатилась по ступеням, разорвалась с оглушительным грохотом. Качнулось подземелье. Дрожь пробежала по стенам, угрожающий гул, словно предвестник землетрясения. Но разведчики уже ушли из зоны поражения, бежали по извилистому коридору. - Отец Кирилл, вы сыграли здорово! - похвалил Шубин. - Теперь сгиньте пожалуйста и за Настей приглядите. Будет лезть куда не положено, заламывайте ей руки и держите крепко, я разрешаю. План действий обрисовали на коленке, время поджимало, чтобы обсуждать его обстоятельно. Пространство разомкнулось, своего рода площадь, от которой, словно улицы, разбегались коридоры. Потолок поддерживали колонны. Трое засели в проёмах, уже ждали. Отец Кирилл побежал дальше, туда где прятались гражданские и плакала Анна Михайловна. Карабаш упал за колонну, приготовился к стрельбе. Шубин ушёл за соседнюю колонну, приготовил автомат с неполным магазинам. Фонари у каждого лежали под рукой, могли пригодиться. Рядом ножи как последнее средство. Не хотелось умирать под землёй, значит надо выжить. По полу тянуло холодом, но Глеб этого не чувствовал. Противник мог передумать, а это было равносильно проигрышу. А мог бросить все силы, что тоже плохо. Отправит двух-трёх человек, что на смех. Шубин ждал... - товарищ лейтенант, а если снова начнут гранаты бросать? - зашептал Карабаш. - Эти колонны не выдержат, по падают к едрене фене. - Спроси о чем-нибудь другом, Алексей, - процедил Глеб. - Или заткнись. - Слушаюсь, товарищ лейтенант. Затыкаюсь. Естественно противник бросал гранаты оказавшись в темноте. В лучший из миров диверсанты не спешили. Несуразные «колотушки» прыгали по полу. Форма не позволяла им катится далеко, в отличие от советских гранат. «Колотушки» катались по кругу. Прогремели два мощных взрыва, дрогнули колонны. Подобное развитие событий бойцы предусмотрели, осколки никого не застали врасплох. Но ушам не прикажешь, звон обрушился такой, словно ты оказался в колоколе по которому ударил пьяный звонарь. За изгибом коридора заметались лучики света. Кто-то смеялся, ведь это так забавно. Диверсанты вознаградили терпение разведчиков, наконец-то вышли. Сначала двое с включёнными фонарями. Потом с небольшим интервалом ещё несколько человек. Шубин насчитал семерых, пусть так. Других не было. В коридоре за спиной у немцев стало темно. Огонь обрушили, когда вся компания оказалась посреди колонного зала. Стреляли по светлячкам короткими, прицельными очередями. Фонари падали, корчились подстреленные тела. Стреляли с трёх сторон, на уровне груди предполагаемого противника, чтобы не попасть в лежащих своих. Подниматься Шубин категорически запретил. Он стрелял без остановки, плавно нажимал на спусковой крючок, отпускал, снова нажимал. Лучи света мелькали по стенам. Прятаться за колонной было бессмысленно, в любом случае ты оказываешься на виду. Один из уцелевших сообразил, выбросил фонарь, чтобы оказаться в темноте, припал к колонне, ударил вкруговую. Это был неприятный момент, кому-то из наших могло и достаться. Но умного быстро подстрелили. Прошитое пулями тело сползло по колонне. Ещё один пустился наутек, запнулся о мертвого товарища, упал вереща от страха, ударился плечом о колонну. Его настигли по голосу, когда он выл над своим сломанным плечевым суставом. Пули порвали камуфлированную ткань, уже мёртвое туловище тряхнулось как живое. Оборвалась стрельба. Стало подозрительно тихо. - Не разговаривать, - прошипел Шубин. Разведчики вооружились фонарями, стали осматриваться, пересчитывать убитых. Шестеро лежали без движения, пропитанные кровью. У одного слетела каска, пуля пробила череп, вызвав обильный отток мозга. Седьмой ещё не вышел из агонии, обливался пеной, сдирал ногти о каменный пол. Вот и хорошо, уже легче. И патронов хватило в самый раз. - Больше не стрелять. Поднимаемся, - бросил Глеб. - Собрать оружие, боеприпасы, гранаты. - Командир, Гончар не шевелится, - глухо произнёс Гулыгин. К товарищу бросились с нескольких сторон одновременно, скрестились лучи фонариков, перевернули тело, измазались кровью. Безвольно откинулась голова с приоткрытым ртом. Верхняя часть лица была залита кровью, пульс не прощупывался. Попытки привести товарища в чувство успехом не увенчались. Даже коллективная воля не возвращает к жизни мертвых. Товарищи глухо ругались. Шубин подавленно молчал. Это была лотерея, погибнуть мог каждый, в любой момент, даже не осознав, что уже не здесь. Застонал Левашов, сжал виски. Рычал Гулыгин, колотя кулаком в равнодушную стену. - Работаем, товарищи бойцы. Не останавливаемся! - Глеб не узнал свой голос. Оттеснил Настю, которая явилась непонятно откуда, полезла к мёртвому бойцу, видимо, хотела убедиться, что он действительно мёртв. - Настя уйди. Справимся без тебя. Не лезть в драку, я тебя очень прошу. Отец Кирилл, вы помните о своем обещании? Мужики, слушайте сюда. Быстро собираем оружие. Гулыгин, Асташкин, выбраться из подвала через запасной вход, вы его видели. Обойти здание, занять позиции напротив крыльца. Если немцы побегут, открывайте огонь. Не побегут, бейте с тыла, будете помогать. Живо, орлы, живо! Остальные со мной. По-русски не говорить. Скажу что-нибудь немецкое, смейтесь. Он был исполнен решимости. Костьми сегодня лягут, а этих тварей не выпустят. Снова импровизировали, намеренно топали приближаясь к лестнице. Фонари погасили, шли на ощупь. У подножия ступеней предусмотрительно встали за стеной. - Так будет со всеми варварами! - крикнул Глеб. Его немецкий был несовершенный, но понятный противнику, можно сделать скидку на волнение после жаркой перестрелки. Левашов и Карабаш дружно загоготали, хотя у самих слёзы стояли в глазах. - Эй, вы закончили? - крикнули сверху. - Много там русских было? «Так я тебе и скажу, - подумал Глеб. - Любопытной варваре на базаре нос оторвали». - Закончили, - огрызнулся он. - Это было несложно. Русские пытались сопротивляться. Немцы наверху выключили фонари, зачем сажать аккумулятор. Шубин бросился вверх по лестнице, прыгая через ступени. Колпачок «колотушки» был уже откручен. Лейтенант потянул за шёлковый шнурок, активируя взрыватель и, всё ещё находясь в сумраке, бросил гранату в проём. Повалился на ступени, отполз к стене, выхватил из-за пояса вторую гранату. Разгулялись сегодня страсти. Снаружи прогремел взрыв. Истошно завопили солдаты попавшиеся на уловку. Глеб приподнялся, бросил вторую гранату. Ширина проёма позволяла не промазать, но это было рискованно. Вторая «колотушка» взорвалась через несколько секунд после первой. Он ещё лежал, приходил в себя, а Левашов и Карабаш уже перепрыгнули через него и помчались вверх, оглашая пространство страшными криками. Глеб опомнился, передёрнул затвор МР-40, кинулся догонять подчинённых. Немцы потеряли ещё двоих и в панике откатывались к главному входу. Шубин запнулся о мёртвое тело с раскинутыми руками, сам растянулся на полу. Неподалёку валялся другой немец, осколок выбил ему глаз, превратив человека в окровавленной и чудовище. В качестве укрытия он вполне годился. Глеб стрелял короткими очередями ещё не разобравшись в ситуации. Пороховой дым заволок зал для богослужений. Подчинённые далеко не ушли. Карабаш лежал неподалёку, высаживал пули из немецкого автомата, костеря его неудобства. Советский автомат по всем характеристикам его превосходил. Но что добыли, то и использовали. Левашов сидел на коленях у дальней стены, методично стреляя в дым. Штукатурка посыпалась на голову, он отпрыгнул, снова выстрелил. Противник откатился, но холл немцы не покинули, прятались за сваленной в кучу мебелью. Свистели пули, рикошетя от перевернутого стального сейфа. Надрывал глотку герр Прайслер: «Всем держаться! Русских мало»! Но гитлеровцы были уже деморализованы. Их загнали в угол, не давали развернуться. Шубин строчил без перерыва. Горела рука от контакта с перегревшемся металлом. Кто-то из немцев попытался бросить гранату, но рука зацепилась за вставшую на дыбы столешницу. Граната пролетела небольшое расстояние и взорвалась между позициями враждующих сторон. Взрывной волной разбросало мебель, схватился за живот коренастый и не очень молодой фриц, испуганно глядя как по пальцам течёт кровь. - Гранаты бою! - скомандовал Шубин. У него осталась всего одна. Лейтенант лихорадочно откручивал колпачок - придумали же черти конструкцию, ещё бы рюмочка шнапса оттуда вываливалась… Полетели кувыркаясь гранаты. Шубин истратил последнюю, даже не заботясь куда она упала. Ничего, дальше шапками закидаем. Прогремели взрывы, сотрясая холл многострадального монастыря. Разведчики не сговариваясь дружно поднялись, введя непрерывный огонь, прошли несколько метров и снова залегли. Немецкий офицер переменил решение, прокричал чтобы все уходили. Диверсанты по одному покидали свои позиции, бежали к выходу, петляя как зайцы. Фигуры то проявлялись в дыму, то снова таяли. Немцев оставалось шестеро, всё равно много, чёрт возьми! Кучка людей выбежала на улицу. Замыкающий остановился, чтобы прикрыть отход, полоснул от бедра, всё равно невозможно прицелиться. Зря он это сделал. Фрица набили пулями, как пирог маками. Он рухнул перегородив проход. На крыльце диверсионную группу поджидал ещё один сюрприз. Асташкин с Гулыгиным уже устали ждать, но дотерпели таки до своего часа. Фашисты попали под плотный, фланговый огонь. Мёртвое тело покатилось с крыльца. Выжившие, недолго думая, бросились обратно. Их осталось четверо и они уже откровенно паниковали. Плечистый Ганс прикрывал офицера, расстрелял в дым. Остальные метались, кто-то первым бросился к лестнице, ведущей к кельям. Этот вариант разведчики не продумали. Здоровяков толкнул офицера в проем, следом скрылся сам. Последний немец пятился, беспрерывно строчил из автомата. Пришлось прижаться к полу, гитлеровец был явно специалист. Пули ложились в угрожающей близости от разведчиков. У стрелка иссяк магазин, он нырнул в проём, запрыгал по ступеням. - Все живы? - выкрикнул Шубин. Отвечали вразнобой: «Вроде живы»… Левашов нервно засмеялся: «Не были бы живы - хрен бы ответили». На бойцов было страшно смотреть, лица разъярённые, измазанные грязью и пороховой гарью. Спотыкаясь побежали через холл. С улицы влетели Асташкин и Гулыгин, все в снегу. - Не стрелять! - заорали вразнобой. Да больно надо по ним стрелять… Все пятеро сошлись у проёма, возбуждённые, с горящими глазами, лихорадочно перезаряжая автоматы, задёргали затворами. Жаловался Карабаш, что это не автомат, а какой-то блин раскалённый. Использовать его надо в ежовых рукавицах. - Хреново, что эти четверо ушли, - выдохнул Левашов. - Разбегутся теперь по кельям. Выколупывай их оттуда. - Что предлагаешь? - Глеб поморщился. Ситуация действительно складывалась не ахти, но не заключать же мировую. Глеб прислушался. Лестница состояла из двух разно направленных пролётов. Тяжёлые перила поддерживали толстые фигурные балясины. Где-то на вершине последнего марша кричали люди. - Левашов, останься здесь, - приказал Глеб. - Укройся где-нибудь, за сейфом вон, и жди. Они могут пройти верхом и спуститься по задней лестнице. Тут ты их и встретишь. - А почему я? - возразил боец. - По кочану! - рассвирепел Шубин. - Выполняя приказ, а не пререкайся! Пошли, ребята. Он первым перебежал к подножию лестницы, присел. Подбежал Карабаш, прижался к противоположной стене. В пространство между ними бросился Гулыгин, рухнул на ступени, выпустил вверх короткую очередь и быстро скатился вниз. Сверху ответили аналогичной очередью. Смерть ходила рядом, присматривалась к людям, ждала пока кто-нибудь замешкается. Асташкин кинулся вперед, прыгнул через ступени, затем упал на колени, стегнул очередью, иссякло терпение у парня. Как же хотелось, чтобы всё быстрее закончилось Шубин заорал дурным голосом: - Куда, назад! Обошлось. Пока он палил стрелок спрятался, а когда закончил мишень пропала. Боец кувыркался по ступеням, зацепил Карабаша. Тот повалился сверху. Оба заорали как дурные. - Товарищ лейтенант, там один автоматчик, - задыхаясь сообщил Асташкин. - За стенкой спрятался и держит нас. Иногда на лестницу выходит. Может в обход пойдём? - Погоди-ка минутку. Есть мысль. У Гулыгина от волнения сломался голос. Все повернулись к нему. Красноармеец побледнел, стиснул зубы. Этот мрачный мужик никогда не отличался буйной фантазией, не лез с инициативами, но сегодня был его день. - Мужики, уйдите с лестницы, - пробормотал он, доставая гранату. - Гулыгин, очумел? Ты же не добросишь, -вскинулся Карабаш. - Даже если добросишь, тебе надо на лестницу выскочить. Он тебя сразу снимет и нас осколками побьёт. - Действительно плохая затея, - подтвердил Глеб.