- Ну что вы, - снисходительно улыбнулся священнослужитель. - Те кто был здесь уж давно в могилах лежат, а иных по свету разбросало. Он, милый человек, лет десять уже не работает. Я с Барковского прихода. Отец Кирилл, в миру Александр Сухомлинов, если угодно. - Мы все из Барково, - произнесла женщина средних лет. - Это село в семи верстах отсюда. Фашисты в нём вторую неделю стоят. Наши их выгнать никак не могут. Местных восемь человек в полицию записалось, теперь зверствуют, перед хозяевами выслуживаются. Я, Анна Михайловна Колесникова, учителем в школе работаю. Это мой муж, Пал Палыч Колесников, - кивнула она на больного. - Председатель сельсовета, он же до войны возглавлял сельскую партийную ячейку. В армию по возрасту не взяли, куда уж ему. Это наш сын Фрол. А это Екатерина Андреевна, соседка, секретарём в сельсовете работала. Месяц назад похоронку на мужа получила. - Ваш сын не а армии, Анна Михайловна? - Да вы посмотрите на него, - женщина вздохнула. - Одна нога короче другой. Про голову вообще молчу. Бил себя в грудь, кричал что на войну пойдёт, только сапоги ему пусть разные выдадут. Мы уж и смеялись над ним, только невесёлый это смех. Молодой мужик смертельно побледнел, спрятал глаза. Он выглядел не лучшим образом, растерянно переминался. Левая нога была вывернута, это видно и без всяких медкомиссий. - Как немцы пришли Пал Палыча в моем подвале спрятали, - объяснила Екатерина. У неё был низкий грудной голос и печальные глаза. - Есть у меня там тайный уголок. Полицаи приходили, смотрели, да ничего не вы смотрели. Анну Михайловну и Фролушку тоже спрятали. А полицаям я сказала, что видела как они из села уехали. Огорчились они, так хотели Пал Палыча повесить. - Эх, знал бы я, что эти вурдалаки предателями заделаются, давно бы им устроил, - закряхтел лежащий. – Ворьё, тунеядцы, мелкие ничтожные людишки. Зато теперь они власть, как же… - Павлуша, лежи спокойно. Тебе нельзя волноваться, - сказала Анна Михайловна. - Они получат свое, не сомневайся. А пару дней назад вдруг избы в селе загорелись. Сельсовет вспыхнул, где немцы свой штаб устроили, раздетыми на мороз выбегали. Вот умора была. После этого всё и началось. Полицаи людей прикладами били, врывались в дома и били, расстреляли несколько человек. А потом слушок прошел, что каратели к нам едут, деревню будут жечь и всех просеивать. Катюша сразу на подозрении оказалось как вдова Красного командира. Ясно, что заберут, да подпол ещё раз обшарят. К отцу Кириллу в церковь пришли, так он их прогнал негодяев. - Серьёзно, батюшка? - удивился Глеб. - Чем же вы их ю? Кадилом или добрым словом? Захихикали красноармейцы. Батюшка укоризненно покачал головой: - Кощунствуешь, сын мой. Неразумный ты. - Анафему нашлёте, батюшка? - И не подумаю, - крякнул отец Кирилл. - Надо же каких слов нахватался. Только не по делу ты их используешь, сын мой. Вы, дети мои, богоугодное дело делаете, от супостатов землю освобождаете. А то что мозги у вас мусором забиты, так это пройдет. Жизнь проживёте и всё поймёте. Добрым словом, как ты говоришь, выгнал я из храма Сеньку Лютого и Ваньку Мезенцева, проклясть пообещал. Могли убить, но не убили. Слабые они духом, бояться всего. Ушли, но пообещали храм сжечь. Может и сожгли уже, кто их знает. Ну ничего, всем воздастся по грехам. - А что, батюшка, Бог-то есть? - с ухмылкой спросил Гулыгин. - А то мы с мужиками этот вопрос никак решить не можем. - А это кому как, - уклончиво отозвался поп. - Для кого есть, а для кого и нет. - Что значит - кому как? - насупился Гулыгин. - Бог либо есть, либо нет. И нечего тут разводить демагогию. - Товарищи, что вы пристали к отцу Кириллу, -простонал больной Колесников. - Он хороший человек, хотя и сталкивались мы с ним в идеологических спорах. Мужчина порядочный, работящий, империалистическую прошёл простым солдатом. Если бы не он, нас бы всех уже на перекладине вздёрнули. - Отец Кирилл нас в лес увёл, - объяснила Анна Михайловна. - Не обижайте его, товарищи, он наш. Ночью пришёл и всех вывел из деревни, пока каратели её не обложили. Хлеб взяли, овощей немного. Отец Кирилл сказал, что можно отсидеться в Свято-Успенском монастыре, который сейчас пустует. Дескать, святое это место, атмосфера в нем благостная и Бог нам поможет. А немцы в него не сунутся, потому что бесы они, обходят места Богом благословенные. Мы уже сами не знаем во что верить, товарищ - женщина смущенно потупилась. - Атмосфера, как атмосфера, - пожал плечами Гулыгин. - Холодно как везде. - Ладно, помолчи, - поморщился Глеб. - Добрались до монастыря, - продолжала женщина. - Калитка открыта была, это мы её потом заперли. Пал Палыч переусердствовал, еле дошёл. Снег в лесу по пояс, неважно себя почувствовал. Потом с сердцем стало плохо, отдышка появилась. Хорошо у нас лекарства были. Полежал, вроде лучше стало. А на первых парах думали умрёт. Прости Павлуша. - Да я сам уже с этой жизнью простился, - прохрипел Колесников. – Лежу, тоска дремучая. Помираю в каком-то склепе. Фашисты Москву окружили, помочь не могу. Столько важных дел ещё не сделал. Ладно супруга рядом, да Фрол опять же. Молодой человек был явно не из болтливых. Он застенчиво улыбался, отводил глаза. «А с головой у него всё в порядке»? - подумал Глеб. Анна Михайловна перехватила его взгляд, заметно занервничала. - В общем, поправляется Пал Палыч, - подала голос Екатерина. - Пьёт свои таблетки. В покое его держим, к огню поближе. - Отец Кирилл постоянно надо мной бормочет. Надоел уже со своими молитвами, - усмехнулся Колесников. - И бесполезно объяснять человеку, что не действуют на меня его молитвы. Безбожники мы. Лучше бы дров раздобыл. - Действуют, мил человек, ещё как действуют, - загадочно улыбнулся священнослужитель. - Просто таким как ты, Пал Палыч, понять это трудно. - Куда уж нам тёмным, да невежественным, -прокряхтел Колесников переворачиваясь на бок. - С этими бабами товарищи военные, пролежни скоро образуются. Ладно, не помру уже, не впервой такое. Помню прихватило, когда в 40-м колхозный овин полыхнул, но тоже обошлось. Ущерб оказался минимальным. Всем селом поднялись и потушили. В сердце как взбрыкнуло, с ним ведь не договоришься. - Почему в подвале сидите? - спросил Глеб. - Наверху камин, тепло, можно жить со всеми удобствами. А здесь холод, простудитесь. - Так уж решили… - смутилась Анна Михайловна. – Боимся, товарищ военный. - Так немцы же не придут, - не выдержал Гулыгин. - Они же бесы. Им заказана дорога в монастырь. Разведчики заулыбались, с иронией поглядывали на невозмутимого батюшку. Отец Кирилл не менялся в лице, только укоризненно качал головой. - Вы ведь уже не раз бывали в этом монастыре, отец Кирилл? - спросил Глеб. - Не буду спорить, - пробасил священник. – Бывал. Водил знакомство с игуменом Сергеем, пока его в Сибирь не отправили. - Из подвала есть запасной выход? Вы же не собирались сидеть в западне?. - Есть, - подтвердил поп. - Позавчера я в этом убедился. Там… - качнул он засаленной бородой. - Выход на задний двор. Даже не выход, а лаз. Надо подняться по приставной лестнице, воспользоваться люком, который расположен под козырьком и снегом заметён прилично. - Ну что ж, служба в солдатах пошла вам на пользу, - улыбнулся Глеб. - Навыки остались. Всё закончилось, товарищи. Местность в районе монастыря противник не контролирует. Скоро начнётся наступление. И монастырь, а также ваше село окажутся в тылу Красной Армии. - А вы? - спросила Екатерина. - Выполняем задание командования, - уклонился от ответа Шубин. - Предлагаю перебраться наверх, если Пал Палыч сносно себя чувствует, там значительно удобнее. И в комнате, где мы ночевали ещё не прогорел камин. Поделиться продуктами, к сожалению, не можем, всё съели. Если хотите пойдёмте с нами. До расположения наших войск несколько километров. Если нет желания, оставайтесь в монастыре. Дождитесь наших. Ждать осталось недолго. - Ну что ж, переселиться наверх это разумное предложение, - пробасил священник. - Если все остальные не возражают. - Да кто же против такого возразит, - закряхтел поднимаясь Колесников. Супруга бросилась к нему, чтобы поддержать. У парня по имени Фрол определённо был непорядок с головой. Он сильно заикался, медленно соображал, а когда понял, что их хотят вывести наверх, нездорово возбудился, бросился в коридор. Он что-то говорил, вернее пытался, но понять его было невозможно. Парня схватили, умеряли прыть. Председатель Колесников передвигался самостоятельно. Супруга дышала ему в затылок. Наверху всё осталось по-прежнему. Гончар и Асташкин с любопытством уставились на незнакомцев, особенно на Екатерину Андреевну, которой удалось сохранить привлекательность. Лейтенанту пришлось прикрикнуть на зевак: - После войны будете пялиться. Несите лучше службу. Гончар – наверх, на галерею. Асташкин - на улицу и не отлынивать. Смена караула через полчаса. Разведчики ушли ворча под нос. В келье было тепло, хотя камин уже прогорел. Растопка ещё была и через несколько минут пламя опять весело заиграло. Отец Кирилл подтвердил, в этом скромном помещении проживал и выполнял свой долг благочестивый отец Сергий, верный христианин бессребреник и совершенно безгрешный человек. Колесников прилёг у камина, застонал от наслаждения. Подрагивал Фрол, возникло опасение, что парень собрался нырнуть в топку, настолько близко он придвинулся к огню. У женщин ещё оставался хлеб, завёрнутый в грубую бумагу. Они нарезали его тонкими ломтями, предложили разведчикам. Те отказывались, но женщины настаивали, совали им в руки. - А что батюшка, пользовался успехом у советских граждан этот монастырь? - поинтересовался Карабаш. - Вы ведь знаете, раз сюда наведывались. - Понимаю вашу иронию, молодой человек, - улыбался поп. - Рудимент царской эпохи, пережиток старины глубокой. Не собираюсь вас ни в чём разубеждать, это совершенно бесполезно. Смею заметить, что наша православная церковь никогда не выступала против Советской власти, - отец Сергий смущенно кашлянул, понимая что покривил душой. - Во всяком случае в последние пятнадцать-двадцать лет. Верить в Бога или нет - дело сугубо добровольное. Монастырь Святого Успения построили в середине прошлого века. Он действовал до 31-го года, приносил пользу огромному количеству людей. При монастыре работала церковно-приходская школа. В 14-м году здесь открылся дом милосердия. К нашему времени эти постройки окончательно обветшали и стали непригодны для использования. Люди здесь искали уединения и находили. Служили Господу, очищались от греховных помыслов, вели праведный образ жизни. За восемьдесят лет в монастыре не произошло ни одного преступления. Разве это не показатель? Монахи в одиночестве росли духовно, стремясь быть ближе к Богу. Здесь люди постоянно молятся, общаются с Создателем, проявляют терпение со смирением. - Батюшка, нам тоже нужно проявлять терпение со смирением? - тихо спросила Настя. - Мы тоже должны непрестанно молиться? А ещё я слышала в монастырях запрещено винопития, табакокурение и сквернословие. Разведчики оживились, тема была интересная. - Это точно не для нас, - оскалился Гулыгин. - Ой, ладно. Отстаньте, - батюшка отмахнулся. – Повторяю, не собираюсь вас ни в чём разубеждать. Надеюсь эти стены стерпят чуток не почитания. - Ну всё, отдохнули и хватит, - Шубин поднялся. - Собираться будем. А вы решайте, идёте с нами или остаётесь. Должен сказать, что без еды вы продержитесь недолго, а скрести по местным сусекам занятие сомнительное, впрочем крысы здесь упитанные, сам видел. Так что есть смысл попробовать. Как-то одновременно задрожали Настя и Екатерина Андреевна, уставились на лейтенанта большими глазами. - Благодарим вас, товарищи, - тихо сказала Анна Михайловна. – Боюсь, что Пал Палыч с этой задачей не справится, - она погладила мужа по голове. - Вы сами не знаете как далеко идти и чем это может кончится. Нам придётся остаться. Он ещё очень слаб. Мы верим вам и отцу Кириллу, что в монастыре безопасно. Дождёмся наших. День-два ещё продержимся, возможно найдём какие-нибудь крупы. Когда освободят село мы должны немедленно в него вернуться. Неизвестно что натворили там фашисты. Возможно и нет уже никакого села, - в женских глазах заблестели слёзы. - А отец Кирилл пусть помолится, чтобы все наши сельчане остались живы. - Молюсь, Сестра, - сокрушённо вздохнул батюшка. - Ежедневно и еженощно молюсь. Спрашивать мнение Фрола, видимо, не стоило. Парень всё время улыбался и вёл себя очень нервно. Екатерина подумала, потом посмотрела на лейтенанта задумчивым взглядом, который очень не понравился Насте, переглянулась с Анной Михайловной и кивнула: - Мы остаёмся, простите. Я не смогу бросить этих людей. - Ладно, дело хозяйское, - чувство облегчения удалось скрыть. Меньше всего Шубину хотелось тащить эту обузу по буеракам. – Собираемся, бойцы! Через три минуты выступаем. Запрёте за нами, батюшка? - Всенепременно, - отец Кирилл согласно кивнул. - Товарищ лейтенант, - в теле всунулся красноармеец Гончар. Он выглядел взволнованным. - На минутку. Показать кое-что хочу… Сердце беспокойное ёкнуло. Ведь как чувствовал, что гладко не получится. Глава двенадцатая