Но Флинну некогда было размышлять над последними словами Господина Смерти. Он кинулся вслед за демоном, ничего не замечая вокруг. Весь мир сжался до красной точки впереди. Она была мишенью, а Флинн пулей. Демон обернулся и прирос к месту. Он не двигался, как будто сам хотел, чтобы его поймали. Еще чуть-чуть, и Флинн сделает это. Он прыгнул и, растянувшись на мосту, накрыл демона руками. – Попался! – победоносно воскликнул Флинн и поднял ладони, но демона под ними не нашел. Красный чертенок, скрестив ноги, сидел в нескольких шагах от него. Нижняя пара его рук покоилась на коленях, средняя на животе, а верхней он держался за голову, которую немного покачивал. Вылитый болванчик. – Мелкий гаденыш! – рассвирепел Флинн. Демон ощерился, встал на короткие ножки и топнул, под ним возникла квадратная дверца красного цвета. Он открыл ее и прыгнул во тьму. Флинн рывком поднялся и подбежал к двери. Она была крохотной, даже рука не могла просунуться, куда уж ему целиком. – Так, что бы сказал Тайло? – сам у себя спросил Флинн, быстро листая мысли в голове. – Он бы сказал что-то вроде: «Ты не первый день в Чистилище, включи мозги! Если не можешь измениться сам, то измени обстоятельства вокруг себя». Или наоборот? – он запутался. Флинн тряхнул головой, обнуляя мысли. – Если я не могу пролезть в дверь, то мне нужно измениться самому либо изменить ее… Флинн посмотрел на себя. Если он станет меньше, то гнаться за демоном будет неудобно. Да и как это сделать? У него не было с собой никакого уменьшающего зелья или чего-то подобного. Тогда оставалась дверь. Недолго поразмыслив, Флинн уперся руками в дверной косяк и попытался растянуть его, точно горловину свитера. Затея удалась! Проем стал шире. Флинн прыгнул в него, как в люк, но вниз не полетел. Пространство перевернулось на девяносто градусов, и он лег на живот, оказавшись в объятиях стен. Число 226 опять преследовало, он вновь очутился в коридоре Прощения. Отдуваясь, Флинн пополз вперед. Красная спина демона раздражающе замаячила перед глазами. Он видел маленького мерзавца, но не мог дотянуться: стены коридора сковали не хуже смирительной рубашки. Поняв, что Флинн бессилен, демон осмелел. Он подошел к нему вплотную и начал бесцеремонно разглядывать. – Чего вылупился? – огрызнулся Флинн. Демон в ответ продемонстрировал ряд острых как бритва зубов, точно у пираньи их позаимствовал. Он топнул шестипалой ступней, и под ним образовалась небольшая дыра. Демон отошел в сторону, и позже Флинн понял почему: дыра начала расти. Она быстро добралась до него и с жадностью проглотила. Лететь вниз в последнее время стало для Флинна обычным делом, поэтому он не закричал. Упав на диван, он пожалел, что на испытании нельзя вздремнуть, сейчас бы ему не помешал крепкий сон. – Уйди, – сказал светловолосый мальчишка, шагами меряя комнату. – Прошу, открой, – умоляла женщина по ту сторону двери. – Не открою, это моя комната. Уйди! – повторил одиннадцатилетний Флинн. На нем был черный костюм на размер больше, чем нужно, и туго затянутый галстук – настоящая удавка. Взрослый Флинн отлично помнил этот день, который острым шипом врезался в память. День похорон отца. – Флинн, нам пора прощаться с ним. Мы должны поехать вместе, – не прекращала уговаривать мать. – Пожалуйста, сделай это ради меня. – Я не поеду с тобой в одной машине, как-нибудь сам доберусь. И вообще, почему я хоть что-то должен делать ради тебя? – спросил одиннадцатилетний Флинн. – Потому что я твоя мама… Он подошел к двери, распахнул, а потом долго смотрел на мать. Она растерялась и не смогла издать и звука. – Я задрался повторять. Запомни: ты мне больше не мать, а я тебе не сын, – с пугающим спокойствием произнес он. Выйдя из оцепенения, мать резко вдохнула, но одиннадцатилетний Флинн не позволил ей ответить. Он захлопнул дверь перед самым ее носом, опустился на пол и уткнулся лицом в коленки. Флинн не забыл, о чем думал тогда. Он вспоминал отца, как они вместе проводили каждые выходные, как играли, мастерили что-то, ходили в лес с ночевкой. Папа научил его рыбачить, вырезать из дерева различные фигурки, склеивать модели самолетов и подводных лодок, играть в футбол, ездить на велосипеде. Он был для него не только отцом, но и другом, который всегда мог поддержать и утешить, найдя подходящие слова. Флинн жалел, что в последние месяцы избегал отца. Вот бы все исправить, повернуть время вспять. Тогда бы он ни за что не отпустил отца на работу в тот роковой день – притворился бы очень больным или спрятал ключи от квартиры, чтобы никто не смог выйти. Он думал, что жизнь больше не будет прежней. Одиночество и боль проели дыру в его груди, вобрав все счастье. В тот момент Флинн не знал, кем был: маленький мальчик в нем умер, а мужчина еще не родился. Флинн встал с дивана и подошел к одиннадцатилетнему себе, сел рядом и протянул руку к белобрысой макушке. Так странно. Он захотел утешить самого себя, сказав, что все будет хорошо, но потом передумал. Хорошо ведь так и не стало. Зачем же врать самому себе? Неведомая сила вырвала его из этого видения и перенесла в другое. Флинн приземлился на жесткую скамейку. Он находился в храме. Вокруг сидели люди, закутанные в черные одеяния. Их головы были траурно опущены. Прямо-таки ожившие скорбные тени с ипокрианских фресок. Полноватый священник, облаченный в длинную рясу, бормотал себе под нос молитву. Флинн его не слушал, он внимательно смотрел на мать. В тот раз он сел подальше от нее, оставив несчастную женщину в окружении дальних родственников. Сейчас же он был рядом. Ее лицо скрывала вуаль, но даже сквозь нее Флинн видел заплаканные глаза. Трясущимися губами она повторяла слова священника и мяла в руках платок. Когда все встали, чтобы почтить память умершего минутой молчания, мать украдкой посмотрела на одиннадцатилетнего Флинна. Заметив ее взгляд, он демонстративно отвернулся. Флинн потянулся к матери, но ее образ смазался, будто краски потекли по холсту. Сцена вновь поменялась. Теперь он стоял посреди своей гостиной. Дом украшали белые цветы, перевязанные траурными лентами. На небольшом столике рядом с фотографией отца горели свечи. Женщины и мужчины поочередно подходили к его матери и приносили соболезнования. Это были поминки. – Да, спасибо. Да, это невосполнимая утрата. Мы с Флинном благодарны вам за поддержку, – повторяла мать, как заведенная. – Твой муж был замечательным человеком. Такая трагедия, – с сочувствием произнес дядя Энгюс. – А где Флинн? – спросила тетушка Розэтта, вытирая уголки глаз платком. – Как он справляется? – Тяжело, – призналась мать, нахмурив светлые брови. – Ничего, мальчик переживет, – утешила тетушка Розэтта. – Он сильный, он справится. – Он – да, а я – не знаю. – Губы матери задрожали, и она спрятала лицо в платок, спрятав и свое горе. Люди разошлись только к вечеру, а одиннадцатилетний Флинн так и не вышел из своей комнаты. – Флинн, солнышко, открой. – Мать одной рукой стучала в дверь, а другой держала поднос с чаем и кусочком пирога. – Я принесла тебе перекусить. Поешь, ты весь день голодный. Нельзя так, заболеешь. Что же я буду тогда делать? – Какое тебе дело до моего здоровья? – безразлично отозвался он. – Тебе не все ли равно? – Конечно, нет! Я забочусь о тебе. – Так заботишься, что отняла у меня отца? – Сынок, я не виновата, – отчаянно оправдывалась мать. – Да, я вспылила, наговорила лишнего… – Лишнего? – грубо оборвал он. – Ты прокляла его. – Это не так! – горячо возразила она. – Слушай, ты ведь хотела меня отправить в интернат для трудных подростков, – вдруг сменил он тему. – О чем это ты? – растерялась мать. – Отправь меня туда сейчас. – Зачем?! – Мать шумно задышала, ее руки затряслись. – Ты ведь хотела, – спокойно донеслось из-за двери. – Я сказала это, не подумав! Тебе там не место. Ты должен быть здесь, рядом. Мы переживем эту потерю вместе. – Мы ничего не будем переживать вместе, – решительно отрезал он. – Я не хочу находиться рядом с тобой. Если ты не отправишь меня в интернат, то я сбегу. – Тебя найдут и вернут! – начала сердиться она. – Тогда я снова сбегу. И снова, и снова. А когда стану совершеннолетним, то уеду так далеко, что ты меня никогда не найдешь. – Флинн, не будь так жесток со мной, – взмолилась мать. – Жестокости я научился у тебя. – Мне очень жаль, что все так вышло, но… – Жаль? – ядовито спросил он. – Неужто ты раскаялась в совершенном преступлении? – Я не совершила никакого преступления! – вскричала она. – Совершила, совершила. Ты – убийца, – холодно сказал он. – Ты убила моего отца. – Нет! – Ее глаза наполнились слезами. – Флинн, немедленно открой! Я – твоя мать, ты должен меня слушать! – У меня нет матери, а твой сын умер. Я больше не он. Часть меня разбилась, упав с шестьдесят первого этажа… Мать выронила поднос. Чашка разлетелась вдребезги, как и ее сердце. Опустившись на пол, она тихо заплакала. Флинн по воле судьбы лишился отца, но матери лишил себя сам – обрекая ее на страдание, а себя на одиночество. Сколько же боли он причинил этой маленькой хрупкой женщине? Взрослый Флинн больше не мог стоять в стороне. Он подошел к безутешной матери, сел рядом и обнял ее так крепко, как только смог. – Прости меня, прости, – сухими губами зашептал он. – Флинн? – Мать встрепенулась, немного отстранилась и посмотрела на него осознанным взглядом. – Флинн! Мальчик мой, ты вернулся! – Да, я вернулся. – Он бережно взял ее руку и поцеловал в ладонь. – Где же ты был? Я так тебя ждала! – Прости, я потерялся. Я потерялся в гневе и обиде. Но теперь я здесь, я рядом. – Ты больше не злишься на меня?