– Зря ты так. – Тайло покосился на темную лужицу. – Ты отверг этот дом, он ответит тем же. – Плевать! На все плевать! – бросил Флинн и пулей вылетел из столовой. Иногда он мог часами бродить по коридорам, представляя себя игрушкой в руках капризного дома, но не сейчас. Флинн быстро отыскал дверь под номером 61. Он попытался открыть ее, но не получилось: ключ не желал поворачиваться. – Ну же! Открывайся! Гневные возгласы не помогли, попасть в комнату Флинн так и не смог. Он сделал несколько шагов назад, а потом с разбега попробовал выбить проклятую дверь, но та была крепким орешком. Ключ выпал, превратившись из серебристого обратно в ржавый, а замочная скважина заросла на глазах. Тайло оказался прав: дом тоже отверг Флинна. – Давайте, уничтожьте меня! Сотрите в пыль! – оглушительно крикнул он, смотря куда-то наверх. – Потому что я отказываюсь дальше участвовать в этом цирке моральных уродцев! Слышите? Отказываюсь! – Последнее слово эхом разнеслось по коридору. Воздух исчез. Флинн опустился на пол, обхватив горло руками. Каждая клеточка его тела задыхалась. Свет в коридоре медленно мерк: лампочки сияли все слабее и слабее, пока не стали различимы темно- оранжевые нити накаливания. Флинн больше не слышал шорохов за дверями, гудения ламп, грохота собственного сердцебиения. Звуки утонули в тишине. Руки, сжимавшие горло, безвольно опустились. Он больше не чувствовал своего тела, все эмоции притупились, остались только вялые мысли и свет темно-оранжевых нитей внутри ламп. «И это все? Конец?» – подумал он. Сейчас коридор погрузится во тьму, а душа Флинна в небытие. Бесконечное ничто – вот его судьба. Но где-то наверху приняли другое решение. Мир неожиданно свалился на Флинна. Он снова ощущал тяжесть собственного тела, как и тяжесть нахлынувших чувств. Ему преподали урок – только и всего. Никто не собирался стирать его с полотна мироздания, как неудавшийся рисунок. После былой легкости вновь обретенное тело показалось Флинну непомерной ношей. И как он этого раньше не замечал? А вот замочная скважина в двери так и не появилась. Дом еще дулся. Сунув ржавый ключ в карман, Флинн на ватных ногах поднялся и, пошатываясь, побрел в конец коридора в поисках ванной. После всего пережитого ледяной душ не помешал бы. Спустя вечность Флинн уперся в бледно-голубую дверь с облупленной краской. Со скрипом открыв ее, он зашел в маленькую комнату, обложенную черной плиткой. Медная ванна с зеленоватыми разводами, дырявая штора, раковина с бруском мыла, который, сколько ни намыливай, не становился меньше, и ледяная вода в трубах – вот и вся «роскошь». Флинн снял футболку. Когда холод колючей лапой прикоснулся к коже, он резко передумал принимать душ, решив обойтись умыванием. Вентили над раковиной поддались не сразу. Противный скрип осколками вонзился в уши. Трубы задрожали, и по медным венам потекла вода. Флинн подставил голову под ледяную струю. Обжигающие мысли растворились в этом холоде, и соображать стало намного легче. Он закрутил вентили и еще долго стоял над раковиной, слушая стук капель. Откуда-то появился запах хвойной смолы. Флинн поднял голову и встретился с собственным отражением. Тот, другой он, стоял в точно такой же ванной комнате, но сам отличался. Из глаз зеркального двойника текли ярко-синие слезы. Настоящий Флинн провел пальцами по своей щеке – ничего. Эти необычные слезы существовали лишь в отражении. Что это за странное зеркало и откуда оно взялось? Еще полминуты назад его тут точно не было, он не мог не заметить такую жуткую раму: сотни лиц с приоткрытыми ртами застыли в немой скорби. Слезы текли все сильнее и сильнее, будто внутри зеркального Флинна бурлила синяя река, которая решила пролиться наружу. Струи бежали по щекам, спускались на грудь, живот, ноги и заливали черную плитку. Яркие лужицы подернулись рябью, зашипели и забулькали. На их поверхности надулись огромные пузыри. Они с рокотом медленно воспарили к потолку и, притихнув, зависли. Внутри Флинна поселилась тревога, сожрав все остальные чувства. В голове звенела лишь одна мысль: «Сейчас что-то произойдет». Пузыри лопнули, обнажая то, что прятали в своих круглых чревах, – десятки синекрылых бабочек. – Нет, только не это… – заскулил Флинн. Он чувствовал пульсирующее сердце везде: в животе, в голове, в ладонях, будто оно разрослось и заполнило все тело. Зеркальный Флинн, в отличие от настоящего, не был испуган. Он пустым взглядом смотрел куда-то вдаль. Слезы на его щеках высохли, превратившись в две синие дорожки, а бабочки нимбом окружили белокурую голову. – Прекратите издеваться надо мной! – Флинн бросился к зеркалу и попытался снять, но оно точно приросло к стене. – Прекратите, прекратите! Флинн нашел на полу отколовшуюся плитку и кинул ее в зеркало – даже не треснуло. – Прекратите мучить меня… – взмолился он, садясь на пол. – Прекратите… Флинн подтянул к себе ноги и закрыл лицо руками. Пересохшими губами он все повторял: «Прекратите, прекратите». – Зря просишь, – сказал Тайло. Психофор появился незаметно и теперь стоял перед Флинном, заграждая ненавистное зеркало. – Ты как? – Это очередное испытание, да? – подняв голову, спросил Флинн. В нем кипела злоба. – Нет, – помотал головой Тайло и присел рядом. – Ты сам приманил это зеркало. – Что ему от меня нужно? – Ничего, оно всего лишь отражает. Отражает то, что гложет тебя больше всего. Это зеркало Тревог, – пояснил Тайло. – Оно блуждает по всему Чистилищу, иногда появляясь то тут, то там. Ищет самых отчаявшихся. Что ты в нем увидел? Флинн, прерывисто дыша, бросил долгий взгляд на зеркало в медной раме. Пора бы ему избавиться от этого наваждения. – И когда начнется сеанс? – спросил Флинн. Он, скукожившись, шел по кварталу Недоверчивых. Прохожие опасливо оглядывались, будто ожидали нападения. Подозрительность в виде смога клубилась у самой земли, хватая каждого встречного за ноги. Если не поторопиться, то можно на целый день заразиться недоверием, везде видя заговор и предательство. С Флинном такое уже случалось. – Сеанс начался полчаса назад, – сообщил Тайло, паривший рядом. – То есть я его пропустил? Отлично, тогда возвращаемся. – Флинн резко повернулся и зашагал обратно. – Никуда ты не пойдешь! – крикнул Тайло, схватив его за шиворот. – Мы придем как раз вовремя. Понимаешь, доктор Месмер у нас один на все Чистилище, и, чтобы везде успевать, он живет сразу в нескольких временных линиях. У него десять кабинетов, и в каждом сидит он, просто в разное время. Точнее пояснить не могу, извини. Сам не до конца разбираюсь в этой системе. – Почему бы ему не взять помощников? Или же все умершие психологи сразу попадают в Лимб? – начал глумиться Флинн. – Нет, души не работают в Чистилище. Психофоры не в счет. Мы тут опыт себе зарабатываем, без которого нам никак. – А как же судьи? – Судьи людьми никогда и не были, – ответил Тайло. – Они нечто иное, что-то вроде духов-хранителей. Аяк вот воплощение мудрости, Эон – времени, Сфинкс – загадок и тайн, Танат – смерти и разрушения. А вот Месмер представляет интуицию. – А мадам Брунхильда тогда кто? Дух скверности? – Нет, она дух порядка и дисциплины. По ней видно, правда? Я как встречу ее, мне хочется вытянуться по стойке смирно, отдать честь и отчитаться, хотя она – прошу заметить! – не мой начальник! Флинн громко чихнул. Черт! Все-таки успел подцепить недоверие. 18. Оттенки чувств Кабинет доктора Месмера находился в здании суда. Точнее кабинеты. Их действительно, как и говорил Тайло, было ровно десять. У всех одинаковые двери: темно-красные с золотыми ручками, а посреди странный символ (две спирали плавно соединялись между собой, образуя нечто похожее на восьмерку). Над каждой дверью висели часы, которые показывали разное время. – Так-с, посмотрим… – сказал Тайло, внимательно рассматривая часы. – Время твоего сеанса 10:31. – Он обошел приемную, что-то бормоча себе под нос. – О! Вот нужная дверь! Флинн, тащись сюда! Флинн шел как на плаху, ему не хотелось выворачивать душу и слушать нотации от незнакомца. – А ты со мной пойдешь? – с надеждой спросил он. – Ты хочешь, чтобы я сидел рядом и держал тебя за руку? Это так трогательно. – Тайло смахнул со щек невидимые слезинки. – Опять ты за свое! – Флинн вжал голову в плечи. – Ты ведь мой психофор. Мне было бы комфортнее, если бы ты пошел со мной. – Увы, это невозможно, – откинув дурачество, серьезно ответил Тайло. – Эта комната нас двоих не выдержит. – Опять какие-то потусторонние штучки? Ладно, – вздохнул Флинн. – Буду воевать с вашим чудо-доктором в одиночку. – С ним не надо воевать, он отличный парень. – Тайло ободряюще похлопал Флинна по спине. – Буду ждать тебя здесь. Флинн медленно повернул ручку. За дверью его ждала тьма. Она простиралась во всех направлениях, пряча в себе стены и потолок. Лишь крохотный островок света в нескольких метрах от входа разбавлял этот густой мрак. Торшер, кресло, обитое светло-коричневым бархатом, кушетка, маленький журнальный столик – и больше ничего. Скромненько. Самого доктора Месмера не наблюдалось. – Эй! Кто-нибудь есть? – позвал Флинн, подумав, что доктор прячется где-то во тьме. От этих психологов можно чего угодно ожидать. Гнетущая тишина действовала на нервы. Флинн неторопливо подошел к кушетке и сел. Он посмотрел на кресло напротив. В голову забралась дикая мысль, что доктор Месмер вполне мог оказаться невидимкой, и сейчас он тихо сидел, оценивая его реакцию. В Чистилище и не такое возможно. Чтобы проверить свою догадку, Флинн вытянул перед собой руку и пощупал воздух – ничего. Если психолог и был невидимым, то в придачу он был и бестелесным. Флинн лениво глянул на столик, надеясь обнаружить журнал или книгу – что угодно, чем бы можно было себя занять, пока не явится загадочный доктор Месмер. Но, увы, он нашел только неработающий будильник, стрелки которого замерли на отметке 10:31. Под будильником лежала записка, гласящая: «Заведи меня». – Это такой психологический трюк? – задал он вопрос пустому кабинету. Флинн еще раз глянул на будильник, решая, стоит ли играть в эту непонятную игру или нет. Наконец он взял его и медленно завел. Секундная стрелка устремилась по кругу, разбавив тишину монотонным тиканьем. – Спасибо, что помог, – раздался мягкий голос сразу с четырех сторон. Флинн завертел головой, всматриваясь во тьму, но никого не увидел. – Я здесь, – сказал тот же голос. В кресле, элегантно закинув ногу на ногу, сидел темноволосый мужчина, одетый в черную водолазку и такого же цвета брюки. Его худое красивое лицо белело на фоне тьмы, а уголки тонких губ были слегка приподняты в полуулыбке. Под левым глазом Флинн заметил маленькую родинку, придававшую образу мужчины мягкость и некую утонченность.