– Этого я не знаю. Но скоро волей-неволей придется узнать. Тюрьмы быстро заполняются и вскоре будут битком набиты. Тогда некоторые из вас получат так называемое досрочное освобождение – то есть, вас выпустят, но с фальшивыми хвостами, которые помешают вам сбежать, даже если Чаша Забвения не подействует. – Я вот о чем, – настала очередь Бернарда задавать вопросы. – А ты о чем? – Почему ваши король и королева не сражаются, как королевская семья Морелэнда? – Запрещено законом, – ответил глубинный парень. – Однажды мы взяли в плен короля, и у нас боятся, что наших правителей тоже могут захватить, поэтому было установлено такое правило. – А что вы с ним сделали? С пленным королем? – спросила принцесса. – Посадили в Островод, – ответил юноша. – Это островок воды, полностью окруженный сушей. – Мне бы хотелось с ним повидаться, – сказала принцесса. – Нет ничего проще, как только вас досрочно освободят, – заявил глубинный парень. – К тому озеру ведет хороший длинный проход – конечно, он затоплен не весь, но многие наши молодые люди отправляются в Островод три раза в неделю. Само собой, теперь пленник уже не может быть королем, но его сделали профессором конхиологии[39]. – Он не помнит, что был королем? – спросила принцесса. – Не помнит. Но он такой образованный, что Чаша Забвения оказалась недостаточно глубока, чтобы заставить его забыть все, поэтому теперь он профессор. – А чьим королем он был? – тревожно спросила принцесса. – Королем варваров, – был ответ сына тюремщика, и принцесса вздохнула. – Мне подумалось, вдруг это мой отец, – пробормотала она. – Он ведь пропал в море. Глубинный юноша сочувственно кивнул и ушел. – Он не кажется таким уж плохим, – сказала Мавис. – Да, – согласилась принцесса, – и я не могу этого понять. Я думала, все глубинные люди – ужасные свирепые создания, жестокие и неумолимые. – А они, похоже, не так уж сильно отличаются от нас… Разве что с виду, – заметил Бернард. – Интересно, из-за чего началась война? – спросила Мавис. – О, мы всегда враждовали, – беззаботно ответила принцесса. – Да, но с чего все началось? – Причина затерялась в тумане древности, еще до зари истории и всякого такого прочего. – Ой, – только и сказала Мавис. Но когда Ульфин пришел со следующей трапезой – я упомянула, что сына тюремщика звали Ульфин? – Мавис задала ему тот же вопрос. – Я не знаю… маленькая земная леди, – ответил Ульфин. – Но выясню. Мой дядя – хранитель государственного архива, вырезанного на каменных табличках. Табличек так много, что и не счесть, но есть таблички поменьше, на которых сказано, что записано на больших… Он заколебался. – Если я получу разрешение показать вам зал архивов, пообещаете не пытаться сбежать? Пленники уже два дня сидели взаперти и пообещали бы все, что угодно – в пределах благоразумного. – Видите ли, тюрьмы сейчас переполнены, – сказал Ульфин, – и я не понимаю, почему бы вам первыми не получить досрочные освобождения. Я попрошу отца. – Я вот о чем, – начала Мавис. – А о чем ты? – спросил Ульфин. – Вам что-нибудь известно о моей сестре? – Новое ручное дитя королевы? О, она отличный питомец. Сегодня ей доставили золотой ошейник с ее именем. Его смастерил шурин моего двоюродного брата. – Ошейник с именем «Кэтлин»? – спросила Мавис. – На нем написано «Фидо», – сказал Ульфин. На следующий день Ульфин принес пропуска на листьях, сорванных с Дерева Свободы, которое растет на дне Колодца Истины. – Не потеряйте, – сказал он. – Ну, пошли со мной. Все поняли, что вполне возможно медленно передвигаться на руках и хвостах, хотя при этом стали смахивать на тюленей. Ульфин повел их по странным улицам с широкими переходами, показывая на разные здания и объясняя, как они называются, – так могли бы делать и вы, если бы демонстрировали чудеса вашего города чужестранцу. Об огромном здании, возвышающемся над остальными, Ульфин сказал: – Это Башня Астрологов. Там сидят мудрецы и наблюдают за звездами. – Но здесь, в глубине, не видно звезд. – Нет, видно. В башне есть телескопы, зеркала и приборы, делающие воду прозрачной. Тут живут мудрейшие люди страны – все, кроме профессора конхиологии. Он самый мудрый из всех. Он изобрел сети, в которые вас поймали… Вернее, создание сетей было одним из знаний, которые он не смог забыть. – Но кому пришло в голову использовать их для поимки пленных? – Мне, – гордо ответил Ульфин. – За это меня представили к стеклянной медали. – У вас есть стекло? – Иногда стекло тонет, знаете ли. Оно очень ценное. Мы на нем гравируем. Вот библиотека – миллионы каменных табличек. Рядом с ней находится Дворец народных развлечений… А это сад матерей, туда они ходят отдыхать, пока их дети учатся в школе… Вот одна из наших школ. А вот и здание Государственного архива. Хранитель архива принял их с серьезной учтивостью. Ежедневные посещения Ульфина приучили детей к внешности Глубинного Народа, и странные печальные лица больше не казались им ужасающими. Громадный зал, где на выбитых в отвесной скале полках хранились таблички с выгравированными записями мира глубин, был изумительным и впечатляющим. – И что же вы хотите узнать? – спросил хранитель, откатывая в сторону несколько камней, которые он им показывал. – Ульфин сказал, что-то особенное. – Почему началась война? – выпалил Фрэнсис. – Почему ваши король и королева так отличаются от остальных жителей вашего мира? – спросила Мавис. – Война, – начал хранитель архива, – началась ровно три миллиона пятьсот семьдесят девять тысяч триста восемь лет назад. Глубинный всадник, соскочив с морского конька, наступил на хвост спящему жителю Морелэнда. Он не извинился, потому что дал обет молчать год и один день. Если бы народ Морелэнда подождал, глубинный всадник объяснился бы, но они сразу начали войну. Конечно, после этого нельзя было требовать от него извинений. И с тех пор война продолжается, продолжается, продолжается и продолжается. – И никогда не прекратится? – спросил Бернард. – Нет, пока мы не извинимся. А мы, конечно, не можем этого сделать, пока противники не узнамют причину войны и не поймут, что она началась не по нашей вине. – Какой ужас! – воскликнула Мавис. – Значит, все здесь воюют без причин? – Вот именно, – согласился хранитель. – А ваши земные войны ведутся из-за чего? На ваш второй вопрос мне бы не следовало отвечать – да только я знаю, что вы забудете ответ, когда Чаша Забвения начнет действовать, хотя Ульфин сказал, что зелье еще не сработало. Итак, наши король и королева не здешние. Когда-то мы были республикой, но президенты, все их друзья и родственники оказались такими высокомерными и жадными, что мы решили сделаться монархией. Чтобы не допустить зависти, мы доставили сюда двух самых красивых земных людей, каких только смогли найти. Они добились огромного успеха, а поскольку у них нет родственников, это оказалось к тому же гораздо экономнее. Когда хранитель любезно удовлетворил любопытство пленников, принцесса вдруг спросила: – Не могли бы мы изучить конхиологию? – Почему бы и нет? – дружелюбно отозвался хранитель. – Завтра у профессора приемный день. – А разве нельзя отправиться туда сегодня? – настаивала Фрейя. – Просто чтобы договориться о времени, сроках и прочем? – Если дядя разрешит тебя туда проводить, я так и сделаю, потому что для меня величайшее удовольствие выполнять все твои пожелания, – заявил Ульфин. Дядя Ульфина выглядел слегка встревоженным, но сказал, что, по его мнению, нет ничего плохого в том, чтобы навестить профессора. И вот они отправились в дорогу. Она оказалась долгой для тех, кто не родились тюленями, но были вынуждены передвигаться на манер этих очаровательных и умных животных. Только принцесса Морелэнда чувствовала себя непринужденно. Но когда они тащились мимо строения такой длины, как путь отсюда до конца Майл-Энд-Роуд (Ульфин сказал, что это кавалерийские казармы), из окна высунулся молодой человек и окликнул: – Приветик, Ульф! – И тебе приветик, – отозвался Ульфин и, подойдя к окну, начал о чем-то шептаться с юношей. Через две минуты высунувшийся из окна молодой кавалерийский офицер отдал приказ, и почти тотчас из-под арки ворот вынырнуло несколько великолепных морских коньков в богатой сбруе. Трое детей сели верхом, и собравшуюся на улице толпу позабавил вид людей в хвостах-оковах, скачущих верхом на боевых конях морских пехотинцев. Но смех этот не был злорадным. А езда на коньках действительно имела преимущества для усталых хвостов тюленей-любителей. Путешествие по дну моря было чудесным, но вскоре открытая местность осталась позади, и они начали подниматься по тропам, вырубленным в самом сердце скалы, длинным и крутым, озаренным, как и весь этот огромный подземный мир, фосфоресцирующим светом. После нескольких часов езды дети начали подумывать, что, пожалуй, бывает многовато даже таких прекрасных упражнений, как выгуливание морских коньков, но тут фосфоресцирующие огни внезапно погасли, и все же море не стало темным. Впереди показался свет, который разгорался тем ярче, чем дальше они продвигались, и вскоре обрушился на всех с мелководья над головами. – Мы оставим морских коньков здесь, – сказал Ульфин, – они не могут жить на воздухе. Пошли. Все спешились и поплыли вверх. По крайней мере, Ульфин и принцесса плыли и тянули за собой остальных, державшихся за руки. Почти сразу головы высунулись из воды, и компания оказалась на краю скалистого берега. Они вылезли на сушу и перешли – если прогулку тюленей можно назвать ходьбой – через невысокий вал, а потом нырнули в лежащее за ним озеро, не имеющее выхода к морю. – Это Островод, – сказал Ульфин, когда они коснулись дна, – а вон и король.