– Давай подождем! – Чего? – Ольга Гавриловна все выяснит и сообщит тебе. – Нет! Нет! Нет! Она меня ненавидит! – Катя! – Неприятно правду слышать? Бабка рада! Она давно хотела, чтобы мама умерла! – Катя! Я понимаю, что ты сейчас взволнована… – Я спокойно говорю! – Ольга Гавриловна хорошо относится к Свете. – Ха-ха-ха! Бабка мечтала, чтобы отец женился на Флоре! Незнакомое имя меня удивило. – Кто такая Флора? – Девушка! Я глубоко вдохнула. – Где ты находишься? – В Огонькове, в торговом центре. Я посмотрела на часы. – Могу приехать через полчаса. – Тетя Даша, – заплакала Катя, – пожалуйста! Мне очень страшно! Меня трясет! Холодно! – Иди в кафе, купи горячего чая, – распорядилась я, – скажи официанту, что сейчас тетя приедет и заплатит. Съешь пирожное. – Меня тошнит. Деньги есть, – всхлипнула девочка. – Ты одна? – уточнила я. – Да. С кем мне еще быть? – С Ниной, – предположила я. – Нет! Мне жутко плохо! Она не поможет! Приезжайте скорей. – Уже в пути, – ответила я и направилась к гаражу. Глава десятая Когда я вошла в ресторан, Катя сидела в углу пустого зала, перед ней стоял чайник. При виде меня она схватила салфетку и уткнулась в нее лицом. Плечи ее вздрагивали. Я села рядом и обняла Катю. – Тише! Все будет хорошо. – Тетя Лена накричала на бабушку, – прошептала Катюша, – не знаю, из-за чего они поругались. Но она сказала… сказала… ой! Простите, я только лицо вытру. Я поняла, что Катя долго плакала. Глаза и нос у нее покраснели, веки опухли, по щекам градом катились слезы. К нам подбежала официантка. – У вас все в порядке? – Здесь есть аптека? – задала я свой вопрос. – Да, рядом, – ответила девушка, – через два магазина слева. Я погладила Катю по голове. – Сходи в туалет умойся. Я принесу капли, ты их выпьешь, и мы поговорим. Екатерина судорожно закивала, встала и, шмыгая носом, пошла в сторону двери с табличкой «WC». – Сейчас вернусь, – пообещала я официантке, – принесите что-нибудь к чаю, – и побежала за лекарством. – Девочка заказала индийский, – крикнула мне в спину девушка. – Вам такой же? – Да, – ответила я, мне был совершенно безразличен вид напитка. Сейчас я была готова выпить не только индийский чай, который не люблю, но даже молоко с пенкой. Когда я вернулась в ресторан, Катюша уже сидела за столом, перед ней стоял чайник и тарелка с пирожными. Я села напротив и фальшиво бодрым тоном соврала: – Светлана в реанимации, но ей лучше. Катя шмыгнула носом. – Правда? – Так твой папа сказал, – продолжала я лгать. Девочка схватила салфетку, покрытую коричневыми разводами, и начала мять ее. – Мама поправится? – Непременно! – опрометчиво пообещала я, не говорить же правду, что никто из врачей не знает, что будет сегодня ночью и уж тем более завтра утром. – Тетя Лена кричала, что ее сестра умрет, как Флора, – забормотала Катя, – что бабушка никогда не хотела, чтобы папа женился на маме. Что она вообще всегда была против всех его невест. Одна Флора ей нравилась, но ее по указке Ольги Гавриловны убил Гоша. А потом он сам умер. Я потрясла головой. – Флора? Гоша? Кто они? Пей чай, пока не остыл! Катя взяла чашку. – Никогда этих имен не слышала. Вдруг бабушка решила убить и мою маму? Я погладила Катю по голове. – Солнышко, в твоем рассказе концы с концами не сходятся. Сначала ты говорила, что бабушке нравилась одна Флора, а теперь утверждаешь, что ее лишили жизни по приказу Ольги Гавриловны. Наверное, ты что-то напутала! – Нет, – всхлипнула Катя, – спросите у тети Лены. Хотя она вам наврет, скажет: «Я не разговаривала с мамой Федора». Мать Нинки лжет так здорово, что ей все верят! А бабка часто повторяет: «В каждом дому по гнилому кому. Про семейные дела и тайны никому сообщать не надо, говоря о своих неприятностях, сама себе яму роешь. Сейчас подружка тебя выслушает, посочувствует. А через год ты с ней поругаешься, и она мигом растреплет всем про твои секреты. Что в семье случилось, то в семье и похоронилось, на большую дорогу не выкатилось». Нам с Нинкой ничего серьезного не рассказывают, типа, мы маленькие. Я это случайно услышала! Ночью пошла за аптечкой, голова раскалывалась, иду мимо спальни бабки, а из-за двери голоса. Не надо говорить, что подслушивать плохо! У меня и сейчас черепушка раскалывается! Девочка вытерла лицо все той же салфеткой, которая стала напоминать тряпку. – Бабушка бубнила: «Лена, успокойся. Лена, тебе дурь в голову пришла. Лена, прекрати истерику». У нас в семье других Лен нет, только мать Нинки. И кто еще мог ночью в доме находиться? Только свои. – Катюша, – спросила я, – ты любишь папу? – Да, – выпалила девочка. – Тогда попробуй понять, как ему сейчас тяжело. Ольге Гавриловне тоже несладко… – Тетя Даша, – перебила меня Катя, – бабуля хороший человек, но специфический. Если она к кому-то нормально относится, то до смерти замучает замечаниями. У мамы адское терпение. Бабка ей каждый день обязательно что-то противное скажет. «Куда в туфлях в гараж, на дворе декабрь», «Опять не ужинаешь? Глупо на диете сидеть». В понедельник в очередной раз стала мою мамулю жизни учить: «Зачем купила сумку за космические деньги? Точь-в-точь такие задешево найти можно». Я, как это услышала, так разозлилась! А мамулечка всегда смеется, никогда не сердится на старуху, она ей ответила: «Федор велит мне в дорогих вещах на людях появляться. Якобы по внешнему виду супруги судят об успешности мужа». Бабка отрезала: «Глупость несусветная! Не слушай Федю». Мамуля ей: «Не хочу его расстраивать». Мне просто противно стало их слушать. Мама совсем без характера! Наподдать надо бабке за вечные придирки.