– Правда? Я отвела ее в гостиную. Мэгги принесла нам чай. – Никому не говори, что я здесь, – прошептала Датч, когда Мэгги ушла. – Пожалуйста, Энн. Ты доверяешь прислуге? Они не проболтаются? – Мои слуги умеют хранить секреты. Я им хорошо плачу именно за это. – Твоя горничная… – Мэгги? – Она видела мою визитку год назад. Она знает мою фамилию. Ван Дер Вейл. – Бедняжка с трудом умеет читать. К тому же у нее есть кое-какие и свои тайны. – Какие тайны? – Не скажу. Только если отец ее когда-нибудь разыщет, головы ей не сносить. Сестра сидела, крепко сжимая чашку, взгляд устремлен в далекую точку. Я была уверена, что сейчас она поведает, как муж раскрыл ее связь с Пиккерингом. – Что случилось, дорогая Лили? – спросила я. – Несчастье какое? Она затрясла головой, мелко, быстро. – Что?! Он выгнал тебя? Ушел к другой? Твоя приемная мать миссис Эмброз разозлилась на тебя? Ей известно, что ты раскрыла ее секреты? – Нет. – Тогда что? Она сглотнула. Белое горло дернулось. – Я… – Она опустила глаза и снова подняла. Мне все стало ясно. – О, Датч! Таблетки? Они подействовали? – Я их не принимала. Мой муж в Европе. – Наверное, когда услышит новости, примчится назад на всех парах. – Ты не понимаешь! – воскликнула она в сердцах. И тут я поняла. – Я не виделась с Элиотом, – произнесла она равнодушно, – больше года. Датч повернула голову к окну, за которым серел зимний сад. Ветки магнолии темными когтями вонзались в низкое небо. Старый снег, присыпанный угольной пылью, укрывал землю. Я встала, подошла к сестре сзади, положила руки на плечи, прижалась лицом к ее волосам. Датч согнулась, закрыла лицо руками. – Я пропала. Бесповоротно. – Нет, ты нашлась. Я тебя нашла. Мы с тобой нашли друг друга. – Маменька думает, что я в Берлине с Элиотом. – А Элиот? – Он считает, что я в санатории у доктора Бедфорда, пытаюсь вылечить свое недомогание. – Когда Элиот возвращается? – В апреле. Двадцать первого апреля. Через семь недель. – Сколько месяцев прошло? – Говорю же тебе, он уехал еще на прошлый Новый год. – Да я не про Элиота, я про тебя. Она посмотрела на меня перепуганными глазами. – Когда у тебя была последняя… – Я не знаю… Три или четыре недели. Может, пять. Не знаю! – Ты уверена, что Элиот не подозревает… – Это невозможно! – Мне ты скажешь? Его имя не имеет значения. Она покачала головой и не произнесла ни слова. – Что ты собираешься делать? Хочешь остаться здесь? Оставайся на весь срок. – Не могу. Только не здесь. Маменька… – Она тебе не мать. – Нет, я не могу здесь остаться. – Я возьму ребенка и воспитаю. Все, что хочешь. Я… – Нет! Никогда. Не могу. – Ее трясло все сильнее. – Его отец женат? По ее молчанию я поняла, что женат. – Я в ловушке, – прошептала Датч. – У меня в мыслях никогда не было… доктора сказали мне, что я бесплодна… что у меня никогда… – Тебе не надо проходить через это. У тебя есть я. – Нет! – Она заткнула пальцами уши. – Даже не говори об этом. Это убийство невинной души. – Ох. Ну, не совсем. Но если ты так считаешь, зачем приехала? – Ты моя сестра. У меня больше никого нет. Вся в слезах она прижалась ко мне. Меня охватило странное счастье. Я ее сестра. Она сама это сказала. Она выбрала меня. Она рядом со мной. Я бы отдала ей все, что у меня есть. Все свои жемчуга. Все роскошные наряды. Путешествия. Но пока я ей предоставила голубую комнату. Драпировки и покрывало на кровати из голубой парчи и атласа, сама кровать черного дерева, отделанного позолотой. Датч отправилась в постель, и, судя по всему, надолго. Печенье, бром и горячее питье не утешат ее, слишком потерянной и одинокой она была. Я вытянула из нее всю историю, как вытягивала из каждой. Конечно же, мистер Пиккеринг, бородатый красавец, с ней порвал. Струсил. Мужлан под маской джентльмена. Сидит с женой в своем Ньюпорте и в ус не дует. Напортачил – и в кусты. Ее муж Элиот вернется из Берлина двадцать первого апреля, через семь недель, и что же обнаружит? Что его жена в интересном положении. Датч даже думать боится, что с ней случится после двадцать первого. Она уверена, что жизнь ее кончена. И Ван Дер Вейлы, и Эмброзы отвернутся от нее. И кем же она тогда станет? А станет она Датчесс Малдун. Я ее последняя надежда. У меня есть все, что ей нужно. Мои знания и умелые руки вернут ее к нам. Если она захочет. Возможности у меня есть. Средства, чтобы начать все заново, с ребенком или без ребенка, тоже есть. Какую бы дорогу она ни выбрала, Датч может жить в этой чудесной голубой комнате с резными медальонами на стенах, с синей птицей на потолке и огромным окном, выходящим на Пятую авеню, где парад великолепных экипажей ползет нескончаемым потоком, а широкие тротуары заполняют прекрасно одетые кандидаты в мужья. – Не успеешь оглянуться, найдешь себе нового мистера. Останься у меня, и весь свет узнает тебя под именем Лиллиан Риардон или Датч Малдун, можешь выбрать себе что хочешь. В нашем городе ты впервые, родом из Бостона, которого никогда не покидала. Сестра лежала молча и не сводила глаз со склянки «Лунного средства», стоявшей на прикроватном столике. – Если ты собираешься их принимать, – сказала я, – не тяни. А то будет слишком поздно. И это наихудший вариант. Она заткнула пальцами уши. Не позволила себя осмотреть. По моим прикидкам, недель семь, не меньше. – У тебя не так много времени, чтобы на что-то решиться, – продолжала я. – Если станешь тянуть, в один прекрасный день окажется, что все решено за тебя. – Это гадко. Даже говорить об этом не хочу. – Проигнорировать? Закрыть глаза? Я знаю таких, кто прятал голову в песок. Наихудший путь. Она закрыла рукой глаза. – Расскажи мне про своего мистера Пиккеринга, – мягко попросила я. – Его зовут Джералд. Судовладелец. Импорт-экспорт. Какое это имеет значение?