Пока Сьюзен ждала своего срока, я договорилась с кормилицей по имени Кэтрин Райдер, молодой женой лоточника, у которой я недавно приняла роды – прямо на рынке позади ее овощного лотка. Она родила девочку и назвала ее Энни в честь меня. Я отправилась на рынок и разыскала миссис Райдер. Моя юная тезка сидела в корзине с капустой и, увидев меня, разулыбалась и сунула мне клубень пастернака. – Как у вас с молоком? – спросила я у миссис Райдер. – Кормите нормально? – Да, мадам, – ответила она и подхватила на руки дочку. Я объяснила ей суть своего предложения: она примет к себе младенца Сьюзен Эпплгейт и выкормит за четыреста долларов. – Четыреста долларов! – поразилась она. – Четыреста долларов? Такая куча денег! Для нее эта сумма равнялась полугодовому заработку. – Только вот что, миссис Райдер. Когда вы отнимете ребенка от груди, его, возможно, у вас заберут. Вы согласны? Она ответила, что согласна – ясное дело. Все, что попросите. В подробности я не вдавалась, но решила наконец поделиться с Чарли. Вскоре. При подходящем случае. Кэтрин Райдер долго благодарила меня, целовала руку. – Хорошо бы мальчика! Да, это был мальчик. – Я не хочу его видеть. – Бедная Сьюзен, и родив, продолжала заливаться слезами. – Не показывайте мне его. Я сама едва осмеливалась смотреть на крошку из-за греховных своих желаний. Но уже через час Сьюзен изменила решение. Она хотела его подержать. – О, пожалуйста, принесите моего сына, прошу вас, мадам. Я принесла ребенка, она взяла его на руки, прижала к груди – вылитая Мадонна, в мокрых глазах восхищение и нежность. Просто сердце разрывалось, я ведь знала, что она его отдаст. Отбросив все свои прежние фантазии, я мечтала только об одном: чтобы Сьюзен оставила малыша. – Вы по-прежнему хотите отдать его? – Разрешите мне побыть с ним два дня. Пожалуйста. Всего два дня. Я смотрела на маленького человечка у нее на руках, и сердце у меня было не на месте. – Хорошо, – согласилась я, – пусть проведет пару дней с матерью. И послала посудомойку к Кэтрин Райдер с сообщением, что раньше четверга приходить нужды нет. Но всем будет только хуже, если ребенок останется со Сьюзен на срок подольше. Целую неделю Сьюзен Эпплгейт отказывалась разлучаться с сыном, которого назвали Дэйви. Она баюкала его, мурлыкала песенки. Она спала с ним. Она подносила его к окну и смотрела, как он щурится от солнечного света. Разве я гнала ее? Разве я настаивала, чтобы она отдала ребенка? Разве я хотела дополнительную оплату за услуги? Нет. Разве Я ВЫРВАЛА РЕБЕНКА ИЗ РУК МАТЕРИ, как обвинил меня «Гералд»? Нет. Я гладила ее по голове, и успокаивала, и плакала вместе с ней. И разрешила нашей дочери Аннабелль навещать Сьюзен. Она считала крошечные пальчики Дэйви и напевала: – Раз, два, три, четыре, ПЯТЬ! А можно он будет моим братиком? Меня терзали печаль, эгоистичное желание и совесть. Я ничего не ответила на вопрос Белль. Каждый день я спрашивала Сьюзен: «Вы уверены?» И каждый день получала один и тот же утвердительный ответ. В конце недели она мне его передаст. Я стала плохо спать. Каждую ночь ко мне являлся маленький Джонни. – Ты скрипишь зубами во сне, – как-то сказал Чарли встревоженно. Когда настал день, Сьюзен Эпплгейт передала мне тысячу долларов – четыреста для миссис Райдер, остальное за палату, питание и услуги. Она сунула деньги резким движением, чуть ли не швырнула в ярости. – Примите это от моей дорогой мамочки, здесь также кровавые деньги от этого поганца Адольфуса! Знали бы вы, как я его ненавижу! Ненавижу! Для него это всего лишь деньги. Он расплачивается только долларами, а я расплачиваюсь… Она смолкла, отвернулась. – Бедное дитя. – Я обняла ее. – Миссис Райдер придет завтра, если вы не передумали. После этого мы перекроем вам молоко. В эту ночь я не спала совсем. Кэтрин Райдер пришла в шесть утра. Пуговицы на груди, казалось, вот-вот отлетят. Приятно было думать, что у Дэйви еды будет в изобилии. Мы поднялись по лестнице, где на площадке стояла Сьюзен, прижимавшая к себе ребенка. – Сыночек мой, – шептала она, и слезы текли по ее щекам. Она сняла с шеи серебряную цепочку, повесила малышу. – Помни, я твоя мама и я люблю тебя. – Вы уверены? – в который раз спросила я. – Берите его. Забирайте сейчас же! Быстро. Пока у меня не разорвалось сердце. Унесите его, умоляю вас. Она почти кинула мне ребенка и быстро отвернулась. Я отнимала ребенка у матери, и меня била такая же дрожь, как и ее, кружилась голова, тошнило. Она сама этого хотела. Я не вырывала дитя из ее рук. Я не отнимала его. Я передала младенца Кэтрин, которая приняла его так же естественно, как если бы он был ее собственный, приласкала, заворковала – ведь правда же, какие мы красавчики? – Не печальтесь, мэм, – сказала она Сьюзен, – я буду любить Дэйви как собственного сына. После того как Кэтрин исчезла за поворотом лестницы, я хотела перевязать Сьюзен грудь, но она столь бурно рыдала, что я решила отложить процедуру. Наутро юная мисс Эпплгейт поцеловала меня на прощанье. Лицо у нее было мрачное, но она больше не плакала. – Благодарю вас, мадам. За все. За вашу доброту. – Куда вы сейчас, дитя мое? Она возвращалась домой. Мать с отцом примут ее обратно. Никто ничего не узнает, только родители и негодяй доктор Бенджамен. Она так рада, что не придется за него выходить. Я обняла ее и пожелала всего наилучшего. И Сьюзен Эпплгейт удалилась. Я смотрела ей вслед и никак не могла решить, рассказывать ли Чарли про миссис Райдер и маленького Дэйви. Когда его отлучат от груди? И возьмем ли мы его? По правде говоря, мне уже почти расхотелось: я отчетливо представила, как младенца опять отрывают от материнской груди, и эта картина меня расстроила. После той истории я в новом свете увидела мамино горе, и смогла наконец понять мистера Брейса. Как и он, я забрала у матери ребенка, я ощущала горечь матери. В голове у меня снова зазвучал голос мистера Брейса: все, что я делаю, во благо. Мне вздумалось опять написать ему. Уважаемый мистер Брейс, есть ли у вас новая информация о моем брате Джозефе Малдуне? Ему сейчас 17 лет, и, вопреки вашим добрым намерениям, он был разлучен со своими сестрами и потерял нашу фамилию. Я теперь обеспеченная женщина, и можете быть уверены, что я заплачу любую сумму за розыск. Я отправила письмо, но надежды у меня было мало, и на следующий день я попросила Чарли нанять нового частного детектива. – Сноп оказался прохиндеем, – сказала я. Чарли согласился и предложил обратиться за рекомендациями в полицию, там наверняка знают надежных сыщиков, и на сей раз мы назначим награду за результат. В эту ночь мне пригрезилось, что сам мистер Брейс явился к нашей двери. Вот он, ваш маленький странник, сказал благодетель, держа за руку моего братца. Через четыре месяца вовсе не мистер Брейс явился к моей двери, а Сьюзен Эпплгейт. Она поднялась на крыльцо, а двое сопровождавших ее мужчин ждали в экипаже. – Я пришла за своим мальчиком. Я пригласила ее войти, отметив про себя, что лицо у нее теперь не такое бледное, а на пальце искрится бриллиант. Она поведала мне, что отец заставил негодяя Адольфуса Эдвардса вернуться и принять на себя ответственность. Та к что она теперь миссис Эдвардс. – Мы сами вырастим нашего сына, – дрожащим голосом произнесла она, – нашего маленького Адольфуса. – Вот и чудесно, – сказала я, улыбаясь. Не стать мне матерью крошке Дэйви. Разочарование мешалось с облегчением, что не мне придется расставаться с малышом, испытание это достанется Кэтлин Райдер. Я вручила Сьюзен адрес миссис Райдер, и она поспешно удалилась. Глядя в окно, как они отъезжают, я представила воссоединение семьи. Вообразите себе мое смятение, когда Сьюзен с двумя джентльменами примерно через час вернулись – и все чрезвычайно рассерженные. – Похитительницу Кэтрин Райдер не найти, – объявил мужчина постарше, – точно так же, как не найти и ребенка. Отец Сьюзен, доктор Сэмуэл Эпплгейт, крепкий старик с красными щеками, размахивал у меня перед носом указательным пальцем, Сьюзен плакала, а другой джентльмен, которого я определила как негодяя Адольфуса Эдвардса, теребил рукава. – Итак, мадам, – разорялся доктор Эпплгейт, – предъявите нам ребенка. – Не я его родила, не мне его предъявлять, – ответила я, – виноваты эти двое. – Я хочу получить обратно своего сына, – квакнул Адольфус. – Если вы немедленно его не вернете, я вас отволоку в участок, а оттуда вы попадете в тюрьму. Первый раз в жизни меня пугали тюрьмой. Как оказалось, не последний. – Ребенка у меня нет, но я его найду. – Я шагнула к Сьюзен, желая ее успокоить. – Не приближайтесь к ней, чудовище! – И папаша оттолкнул от меня дочь. – Мне все про вас известно. Про ваши жуткие сатанинские обряды. Про вашу преступную жизнь. Хорошо известно, что вы продаете трупы некрофилам! Для всех медиков вы – воплощенный ужас.