– Не произноси при мне фамилии Бут. Та к зовут бессердечного подонка. Он сел рядом со мной на ступеньку, вертя в руках длинную тонкую ветку. – Как тебе новая жизнь? – спросила я. Чарли так терзал ветку, что я даже испугалась. – Все кончено. Я Буту уже всю его бороденку повыдирал. А при случае и оба глаза вырву. Правой рукой он потер мозоли на левой, будто собираясь задушить кого-то. – Я пашу на Бутовом плуге каждый день до заката. И этот хрен все равно обзывает меня «ленивый ирландский ублюдок». Кормит только помоями, которые и свиньи-то не жрут. Будит еще до рассвета. «Поднимайся, грязный ирлашка, пора чистить стойло». Если у меня будет хоть половинка шанса, я вычищу ЕГО. Он подбросил в воздух мелкие обломки, в которые превратилась ветка в его руках. Щепочки упали в пыль. – А тебе-то здесь каково, мисс Полусиротка? – Меня заставляют переписывать псалмы, – пожаловалась я. – Псалмы? Ты псалмами недовольна? – с издевкой спросил он. – Ты сюда посмотри. Он задрал рубашку и показал мне спину. Она вся была в рубцах от хлыста, красных, свежих. Зрелище было ужасающее. Не глядя на меня, Чарли поднял с земли камень и со всей силы шваркнул о дорогу. – Хочешь сэндвич с курицей? – прервала я тягостное молчание. Он пожал плечами. Я повела его к двери кухни. Миссис Темпл не было дома. Чарли сел за стол в самом мрачном настроении и набросился на сэндвич. – Не ешь так быстро. Плохо ведь станет, если будешь так напихиваться. – Только не мне. Буту – да, будет плохо. Прямо сейчас за него и возьмусь. Отрежу ему язык, сварю печень и отправлю потроха почтой в Нью-Йорк. – Миссис Темпл говорит, скоро будет обратный поезд. С оплаченными билетами для нас. – Шутишь? – Как раз под Рождество. – Еду! А ты? – Нет. Мои сестра и брат здесь, а я обещала присматривать за ними. – Твоя сестра живет за городом в большом доме. Два этажа, широкое крыльцо, качели, амбар, слуги. Эти Эмброзы здорово нажились на железной дороге. Куча добра, куча места. – Но на нас троих не хватает. – Сволочи они потому что. – Чарли потер нос и поднялся: – Спасибо за еду, Экс. Я на волю. От дверей он состроил мне страшную гримасу. Дверь хлопнула. Чарли ушел. В декабре, пыхтя паром, в холодный воздух Рокфорда наконец въехал нью-йоркский поезд. Со ступеней пассажирского вагона сошли несостоявшиеся творцы моего будущего – мистер и миссис Дикс. Возле депо стояли я, Чарли и моя милая Генриетта Темпл. Фанфары не возвестили о прибытии моего брата или сестры. Никто не просил меня остаться. Рука Бога не подхватила меня. Паровоз пыхтел и фыркал. – До свидания, деточка. – Миссис Темпл прижала меня к груди. – В Рокфорде дома для тебя не нашлось. Но я буду тебе писать, сообщать новости о брате и сестре, о том, как о них заботится Общество помощи. Она поцеловала меня, и я забралась в вагон, бросила прощальный взгляд на этот закоптелый, засыпанный коровьими лепешками город. И увидела, что у депо остановился экипаж. Когда поезд тронулся, я поняла, что это миссис Эмброз, а семенящая рядом девочка – Датчи. Я закричала. Поезд набирал скорость. Две фигурки подняли руки в перчатках и принялись махать. Мне показалось, что сестра улыбается. – Датчи! Я ринулась по проходу к двери, собираясь выпрыгнуть. Миссис Дикс оказалась проворнее и успела ухватить меня. – Стой! Они пришли просто попрощаться, помахать вслед. Они тебе напишут, вот увидишь. Вжавшись в сиденье, я безучастно смотрела в окно. Земля летела навстречу волнами, словно разворачиваемый ковер. Глава шестая Дикое необузданное сердце Минут через десять после отъезда из Рокфорда Чарли плюхнулся на сиденье рядом и шутливо пихнул меня: – Пи-и-и. Снова городская мышь. – Ничего я не мышь. – Посмотрим, посмотрим. А чего глаза красные, маленькая миссис? Я не ответила. – Выше нос, недотрога. Что это ты? Мы возвращаемся за славой. Мы вырвались из этой Богом проклятой дыры. Неужели ты не рада, что видишь ее в последний раз? – Я еще вернусь. – Тебя пленили дешевые прелести прерий, да? Показав в улыбке зубы, он вскочил, направился куда-то по проходу, щелкая жвачкой. – Мистер, сядьте немедля, – приказал мистер Дикс. – Благодарю, я уж лучше так. Чарли не сиделось всю нашу поездку. Он слонялся по проходу, переходил из вагона в вагон, насвистывал и напевал, жевал жвачку из еловой смолы. Как мистер Дикс ни призывал его сесть, Чарли в ответ прислонялся к двери, доставал из кармана веревку и принимался вязать морские узлы, булини и хичи. И петли. Прошел день, настал следующий, мы уже катили по Огайо, когда он снова подсел ко мне. Возник Чарли откуда-то из глубины вагона, я и не заметила, как он оказался рядом со мной, задыхающийся, растрепанный, лицо красное, глаза слезятся. – Ты где был? – На крыше. – Врешь. – Целых полчаса просидел. Это как летать! – Врешь. Иначе тебе задали бы перцу. – Диксам нас…ть на то, чем я занят. Если я свалюсь и умру, они только обрадуются. Я постаралась не рассмеяться. Не получилось. – Ну? Хочешь? – Чарли искоса взглянул на меня, нахмурил брови и указал пальцем на потолок: – Слабо? – Хочу! – Куда уж тебе. Расхнычешься. Ты ведь из трусих. Вместо того чтобы задуматься над его словами, я выпятила подбородок – совсем как он сам. Мне, мол, нипочем никакие крыши, я храбрая и бесшабашная. – Ладно, оденься как следует, – прошептал Чарли и громко закудахтал. Затем скользнул в конец вагона и поманил меня. Я не двинулась с места. Он оставил дверь приоткрытой. Волна грохота и холода ворвалась в вагон, но пассажиры не обратили внимания. Диксы похрапывали. Какого черта, подумала я и двинулась вслед за Чарли. Открытая площадка между вагонами была узкая. Грохочущие колеса внушали ужас, казалось, все мое существо трясется. Увидев меня, Чарли ухмыльнулся, указал на лестницу, ведущую на крышу, ухватился за ступеньку и полез вверх. – Давай. Это нетрудно. На вершине лестницы он забросил одну ногу на крышу и подтянул все тело. Посмотрел вниз и поманил меня. Я ухватилась за нижнюю перекладину, поставила на лестницу ногу, уцепилась за следующую ступеньку. Холод металла проникал сквозь вязаные перчатки. Под нами проносились земля, почерневший снег и гравий, из-под колес летели искры. Во рту у меня пересохло. Никому и дела не будет, если я свалюсь. Я добралась до верхней ступеньки, голова вынырнула над крышей. Ветер хватал за лицо, сминал кожу. Чарли, лежа на животе, тянул руки ко мне: