– Экси? – переспросила Хоу. – Что это за имя такое? – Так меня называла мама. – Теперь можешь называть мамой меня. – И она обнажила в улыбке длинные зубы. – Миссис Хоу любезно согласилась взять тебя, – сообщила миссис Дикс. – Твоих брата и сестру тоже пристроим. – Я их не брошу! – объявила я. – Нас трое. Мы вместе. Миссис Дикс отвела меня в сторонку: – Подумай хорошенько. Очень нелегко найти место для трех детей. И вы ведь будете жить в одном городе. Или отправляйся с остальными в следующий город. С остальными. С теми, кто не приглянулся. Они снова сядут на поезд и поедут дальше. – Выбирай, остаешься жить у миссис Хоу или утром едешь со мной. Я кинулась в церковь. Сестра сидела на коленях у голубоглазой женщины. – Датч, пошли! Поедем обратно. – Нет, Экси. – Датч была веселая, как само Рождество. – Миссис Эмброз возьмет меня к себе домой, и я буду их маленькой дочкой. Папа купит мне пони. А поодаль Лакричная подняла моего брата Джо повыше, словно индейку, и показала румяному усатому мужчине: – Познакомься со своим сыном Джо. – Он не ваш сын! – закричала я. – Не ваш! – А ты кто такая? – спросил румяный. – Это его сестра, – пояснила Лакричная, нахмурившись. – Я думала… Честер? – Я тебе сказал: один, и все! – рявкнул румяный. – Да к тому ж у сестрицы дурная репутация. События развивались стремительно. Я переводила взгляд с Джо на Датч, потом на улыбающихся взрослых. – Нет, нет, нет! Вы не можете нас разделить! Мы вместе, мы семья, наша фамилия Малдун. – Поверь мне, – сказал мистер Дикс, – здесь никто не сможет взять троих сразу. – Пошли, Датчи, – позвала я. – Мама велела нам держаться вместе. Но Датч готова была расплакаться. – Новая мама сказала, что купит мне фарфоровую куклу. Пожалуйста, Экси. Я не хочу в поезд. – Ведь так мы будем каждый сам по себе! – закричала я. Лицо ее выразило искреннее изумление: – Но у меня же будет своя фарфоровая кукла! Семь лет от роду – и уже предала меня! Перекупили. Мистер и миссис Эмброз сдержанно извинились. Миссис Эмброз взяла Датч за руку и что-то зашептала на ухо – вливала свою отраву. Я скорчила ей свирепую рожу. – Gracious![16] – сказала эта воровка. Я схватила Датч за руку и потянула к выходу, но тут глазам моим открылась страшная картина: лакричная женщина, прижимая к себе Джо, пробиралась к двери, что вела на улицу. – Стой! – крикнула я и бросилась следом. – Джо Малдун! – А, вот ты где, – пропела Лакричная и помахала мне ладошкой Джо. – Скажи «прощай», – сказала она детским голоском. Джо протянул ко мне руки. – Джо! – Ты не бойся, – сказала Лакричная, – мы каждое воскресенье бываем в церкви, и вы будете видеться. – НЕТ! Пнуть бы ее хорошенько, чтобы завопила и уронила Джо. – Ты должна проявить великодушие, желать брату добра, – устало сказал мистер Дикс. Он взял меня за плечи: – Попрощайся, Экси. – Джо… – всхлипнула я в отчаянии, взъерошила брату волосы, пригладила, поцеловала в лоб. – Эксидатч, – пробормотал Джо. Но он и не думал вырываться, когда Лакричная вынесла его из церкви и направилась к своему фургону. Я смотрела, как его устраивают на сиденье, как экипаж отъезжает. – Нам тоже пора, – раздался голос миссис Хоу. – Иди к мамушке. Я в бешенстве сбросила с плеча ее когтистую ладонь и бросилась назад в церковь. Хоть Датч спасу. Мы заберем Джо и вернемся домой… Но сестра держала за руки мистера и миссис Эмброз. – Попрощайся, – сказала красивая воровка. Вид у нее был виноватый – как у воровки. Датч обняла меня. – Останься со мной, – прошептала я, приникнув к сестре. Они оттащили меня и увели Датч, которая будто онемела. – Датч! Но она уже была в дверях. Ее темные волосы блестели в солнечных лучах, словно печать избранности. Была и сплыла. Я окаменела. Брата и сестру увезли чужаки. Сзади снова возникла тощая миссис Хоу, схватила меня за руку и поволокла к своей жалкой повозке. – Отстаньте! – надрывалась я, упираясь и размахивая ранцем. – Я НЕ ПОЕДУ! – Ладно, тогда я тебя не беру! – разозлилась миссис Хоу и была такова. – Добилась своего, – вздохнула миссис Дикс, ведя меня обратно в церковь. – Что ж, – подхватил мистер Дикс, – теперь у тебя нет выбора, в поезд – и в следующий город. Посмотрим, удастся ли тебя хоть там пристроить. – Я возьму эту девочку, – раздался певучий голос. Мы огляделись. Церковь была пуста, лишь на передней скамье сидела седая женщина с очень красными щеками и почти прозрачными волосами. Она закашлялась. Это была Генриетта Темпл, жена здешнего преподобного. – Позвольте этой юной леди пожить у меня какое-то время, – сказала она. – Если я не сумею пристроить ее в Рокфорде, она может вернуться с вами, когда вы поедете обратно. Это был не самый плохой вариант. Я обрадовалась, что мистер и миссис Дикс уедут без меня. За ними топталось несколько не приглянувшихся никому приютских, и Мэг среди них. – До свидания, Мэг, – сказала я. – Пиши. – Обязательно, – кивнула Мэг, но я знала, что писать она не будет. Когда они удалились, я взяла свой чемодан и побрела за застенчивой миссис Темпл к белому дому на задах церкви. По пути она снова зашлась от кашля, из чего я заключила, что угодила к чахоточной. Миссис Темпл показала мне узкую комнатку рядом с кухней, настоящая роскошь: кровать, умывальник, белые занавески на единственном окне. В самый раз для меня. – Располагайся. Это твое. Пока ты наша гостья. – Может, вы приютите и моего брата и мою сестру? – проникновенно спросила я. – Мы можем спать в одной постели, жаловаться не будем. Миссис Темпл отвела глаза: – Мы не можем брать всех сирот, с кем сталкиваемся. Как бы мне ни хотелось. – Ваши дети выросли? Миссис Темпл печально посмотрела на меня: – Я всегда мечтала, чтобы в нашей кухне было полно детворы. Но у Бога были другие планы насчет меня. Знай я миссис Темпл в годы ее юности, то прописала бы ей малиновый чай, и корень черного воронца, и диету с яичными белками, – она недолго оставалась бы бесплодной. Добрая была женщина. Похлопала меня по коленке, принесла стакан с лимонадом, вот только взять меня насовсем она не могла. В ту ночь, лежа в отдельной комнате, я впервые за всю свою жизнь спала совсем одна под белым пикейным одеялом, завернувшись в мягкую ткань будто мумия. Мне было тринадцать, совсем еще ребенок, и я гнала прочь страхи, закусив большой палец.