Джамила тасует карты и, достав одну из середины колоды, кладет ее на руку Джен. Стучит себя по груди, показывая Джен прижать карту к сердцу. – Fermer les yeux et penser à ce que vous derange. Джен поворачивается к Лорен. – Закрой глаза и подумай о том, что тебя беспокоит, – переводит Лорен. Джен с тяжелым вздохом через нос уступает, накрывает карту второй рукой и прижимает рисунком к сердцу. – Ouvre tes yeux. Джен выгибает бровь, глаза все еще закрыты. – Открой глаза, – говорит Лорен. Джен послушно открывает. Джамила жестом просит положить карту на стол: Влюбленные. Джен со смешком запускает руку в свои розоватые волосы: – Отлично, – бормочет она. И я понимаю, что она нервничает. Джамила начинает читать. – Влюбленные не всегда символизируют любовь, – переводит Лорен, когда Джамила замолкает, чтобы перевести дух. – Особенно когда карту кладут вот так – вверх тормашками. Все подаются вперед, упираясь локтями в колени, чтобы получше рассмотреть. Джамила выдает длинную речь, с которой у Лорен, кажется, возникают проблемы. Кажется. Кажется. – Можете повторить? – просит Лорен. Джамила повторяет, и Лорен кивает, хмуря брови в похвальной попытке все разобрать. – Она говорит, что повернутая рисунком карта Влюбленных означает, что ты борешься сама с собой и пытаешься сбалансировать собственные внутренние силы. Джен вежливо угумкает. Будто читает Джамила интересно, но не попадает в цель. – И все? – спрашиваю я. – Кажется, она говорила намного больше. – В этом весь смысл, – с божественной улыбкой отвечает Лорен. – Toi, – просит Джамила, вдруг подзывая Стефани. – Je veux te parler. – Она хочет с тобой поговорить, – объясняет Лорен. Джен поднимается – чуть ли не с нетерпением, – но Стефани не занимает ее место. – Зачем? – грубовато спрашивает она. – Иди туда и выясни! – Лорен кладет руку между лопаток Стеф и толкает ее. Спина Стефани напрягается – она явно не настроена туда идти. Джамила пылко добавляет что-то. – Она говорит, это важно! – восклицает Лорен. Стефани протяжно и медленно вздыхает. Все наблюдают, как она наконец решает подняться и идет на место Джен. Чванно опускается рядом с Джамилой и, не дожидаясь инструкций, достает карту. Прижимает ее к груди и закрывает глаза. Она сделает это на своих условиях. Открывает глаза и кладет карту на стол: Повешенный. Джамила говорит что-то быстро и эмоционально. – Итак, – переводит Лорен. – Повешенный – это добровольная жертва. Он приносит личные, финансовые и профессиональные жертвы ради достижения высшей цели. Ты – величайшая мученица. – Ни хрена себе, – выдыхает Стефани, и этот ответ, как и розовый облупившийся лак на ногтях, несвойственен ей. В конце сезона у нас проходит шуточное соревнование: какую из Охотниц требуется больше всего запикивать в монтажной. Обычно это противостояние Лорен и меня, но Стефани, наш художник слова, которая гордится своими продуманными формулировками, всегда была на последнем месте. Джамила снова ведет речь. А когда замолкает, Лорен с секунду мешкает и только потом переводит. – Ты слишком много отдаешь себя другому человеку. Тому, кто недостаточно отдает тебе себя. Ты позволяешь ему или ей снова и снова причинять тебе боль. Стеф кладет локти на спинку дивана и криво улыбается. – Неужели? – спрашивает она и, задумавшись, кивает. Сочувственно гладит подбородок. – Лор, будь добра, попроси ее сузить круг. Это он? – Она смотрит прямо на меня. – Или она? Потому что, если честно, – она смеется и откидывает волосы, – у меня два варианта. Мои руки и ноги немеют. Рядом с этой женщиной становится холодно, я больше не знаю, кто она. Ту Стеф, которую я знала, волновало хорошо поставленное представление. Она настойчиво защищала свою гордость. Если бы хотела, я могла бы повернуться к камерам и сказать: «Это нельзя использовать» или «Чертхренчертхренчертхрен» – мы иногда так делаем, чтобы испортить съемку, которая нам не нравилась. Но сделав так, я лишь привлеку больше внимания к столь далекому от изысканности намеку, что между нами что-то было. Лиза не отпустит свою теорию, она лишь сильнее в нее вцепится. Лорен переводит вопрос Стефани Джамиле. И та в размышлениях закрывает глаза: это он или она? – Lui, – отвечает она через мгновение. – Он, – переводит Лорен. Стефани надувает губы. Она хотела, чтобы это оказалась я. Мне крышка. Джамила продолжает говорить. – Ты позволяешь ему причинять тебе боль, потому что сердцем веришь, что он тебя любит, – переводит Лорен. – Но он отдал свое сердце кому-то другому. Стефани придвигается ближе к Джамиле, ее губы расплылись в полном восторге. – Этот человек находится здесь? – Она перебирает пальцами, жутко ухая, как сова. Джамила ищет помощи у Лорен. – Продолжай, – шепчет Стефани как в фильме ужасов, – спроси ее. Лорен отодвигается от Стефани, но задает вопрос Джамиле. – Oui, – кивает Джамила, и Стефани радостно хлопает в ладоши. – Этот человек здесь?! – кричит Стефани. – О боже! Подождите, ладно. – Она взволнованно ерзает на сиденье. – Я буду указывать на каждого по очереди и хочу, чтобы она меня остановила, когда дойду до того, кому мой муж отдал сердце. Стефани поднимает руку, не дожидаясь, когда Лорен озвучит ее просьбу Джамиле. На мгновение, которое кажется бесконечным, она показывает на Келли. Келли начинает говорить: «Это…», но не успевает закончить, как Стеф обводит пальцем по кругу, останавливаясь на долю секунды на Джен, потом на мне, потом на Лорен. Обойдя всех Охотниц, она поднимает руку и показывает над нашими головами на Лизу, Марка и остальную съемочную команду. После чего взрывается хриплым смехом, словно с задней стенки горла оторвали слой кожи. – Должна признаться, – бормочет Стефани, вытирая слезы радости, – сначала я была настроена скептично. Но это самое точное предсказание. Она ни на ком меня не остановила – что чистая правда. Винс – велосипед «Охотниц за целями». Прокатитесь все! Надо было взять его вместо ваших новеньких электровелосипедов, Би. Кел, ты бы разрешила Лайле на нем прокатиться? – Стеф! – в ужасе кричу я. Келли подхватывает Лайлу за подмышку, поднимается и тянет ее за собой. – Мам! – кричит Лайла, пытаясь сохранить равновесие. – На этой ноте все, – говорит Келли с тонкой яростной улыбкой. Лайла вырывает руку. – Мы идем в кровать, – шипит на нее Келли, и Лайла несется вперед – ее длинные ноги опережают мою сестру – и распахивает тяжелую деревянную дверь, даже не потрудившись придержать ее для Келли. – Было весело, – довольно вздыхает Стефани, откидывается и кладет руки на живот, словно только что отведала вкуснейшего блюда. – Кто следующий? – Поворачивается ко мне. У нее действительно безумный макияж. Угольно-темные тени для век выходят за линию бровей. – Соседка? – Ее глаза мерзко блестят. В прямом смысле блестят. Эта ее любимая гамма для смоки айс всегда была слишком тяжела. * * * Смотрю в темноту над собой и слушаю, как в соседней комнате тяжело дышит сестра, словно Дарт Вейдер. Я ни за что не буду жить со своей соседкой после этого инцидента на крыше. Не хочу, чтобы меня пырнули заточкой во сне. Я разместилась на коротком диване в гостиной, Джен – в спальне слева от меня, а Лайла с Келли – справа. Я думала, Келли ляжет с Джен, а я устроюсь с Лайлой, но моя сестра и Зеленая Угроза, очевидно, еще не такие подружки. Со вздохом переворачиваюсь на живот, мучаясь от смены часовых поясов. Мои ноги свисают с подлокотника двухместного дивана, а во мне всего сто шестьдесят сантиметров. Подумываю перелечь на пол, как вдруг замечаю движение за собой: скидываются простыни, глухой удар, тихое «ой». Сначала мне кажется, что Джен просто нужно избавиться от всего выпитого ментолового чая, но ее дверь распахивается, и она прилиписто шлепает по плитке в гостиную. Зажмуриваюсь и замираю. Джен останавливается возле дивана и смотрит на меня. Руки покрываются мурашками. Уверена, мои веки подрагивают, но я надеюсь, она не заметит. Через несколько секунд она продолжает свой липкий путь к двери. Открываю глаза и в короткой вспышке света из коридора вижу в ее руках телефон. Считаю до двадцати семи – мой возраст, – затем встаю и иду за ней. * * * Второй этаж дома оборудован небольшим балконом в конце коридора, прямо за лестницей. Огромные шторы хлопают на прохладном ветру, обеспечивая звуковое сопровождение. Я прижимаюсь к стене и боком приближаюсь к Джен. Ветерок исчезает, и я останавливаюсь. Вокруг так тихо, что голос Джен делается звездой, звучит чисто в утреннем соло. – …слышать твой голос, скажи мне, что все хорошо, – говорит Джен, а я задерживаю дыхание и приклеиваюсь к стене. Благочестивый тон на камеру испарился, сменился тем, чего я никогда не слышала прежде: как будто нежностью. Она разговаривает с Иветтой?