Я передернула плечами, отсчитывая тридцать дирхем. – Наверное, совсем неудовлетворена. Я протянула деньги продавцу, не отвечая Лор и стараясь не думать о том, что произошло, когда Келли последний раз чувствовала себя неудовлетворенной прямо здесь, в Марракеше. * * * Когда я открываю дверь номера, свет выключен, по телевизору идет эпизод «Семейства Кардашьян», но без звука. Серия старая, у Хлои еще свое лицо. Стефани спит на кремовом, расшитом блестками марокканском покрывале, босоногая, но одетая в ту же одежду, в какой прилетела из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, потом в Лондон и сюда. Розовый лак на ногтях облупился, отчего я останавливаюсь. Стефани всегда ходила с идеальным педикюром. Она заворачивает пальцы ног в полиэтилен, перед тем как пойти на пляж в Хэмптонсе, чтобы лак не потускнел от песка. Это сводило Лизу с ума. «Обрежь принцессе ноги», – говорила она Марку с такой высотой звука, что собаки за километр могли расслышать. Телефон Стеф заряжается на полу возле кровати. Проверяю свою батарею – шестнадцать процентов – и встаю на колени. Когда вытаскиваю шнур из ее телефона, экран загорается, показывая мне сообщение от Винса. «Если кто-то спросит меня об этом, я расскажу чертову правду. Я больше не стану врать ради тебя». Волосы на загривке встают дыбом. Поднимаю голову. Стеф лежит на кровати в той же позе, только теперь наблюдает за мной, широко раскрыв глаза. – Стеф, – слегка вздрагиваю я, – извини. Можно мне?.. Ты не против? – Приподнимаю зарядку, потому что слишком напугана тем, как она на меня смотрит, чтобы говорить полными предложениями. Стефани тянется к телефону. Читает сообщение от Винса, затем холодно смотрит на меня. – Пользуйся. – Я собиралась в душ, – говорю я, неуверенно поднимаясь. Кровь приливает к голове, на мгновение ослепляя меня. Опираюсь рукой о прохладную известковую стену, пока зрение не проясняется. – Если только ты не хочешь первой? Стефани закрывает глаза. – Иди ты. – Она засовывает телефон под подушку, словно пистолет. * * * Женщины, скрестив ноги, сидят на подушках с отпечатанными четырехлистниками, лицом к камерам, спиной к огню. Когда я впервые прилетела в Марокко в пятнадцать лет – двенадцать лет назад! – то с удивлением обнаружила, что ночью огонь просто необходим. Представляя Марокко, я рисовала в голове оранжевые дюны, рифленые в жару, мужчин в тюрбанах, видящих в галлюцинациях пруды с пресной водой. По сути, дурацкую американскую карикатуру страны, которая, как я поняла позже, была такой же разнообразной по географии и климату, как моя собственная. В июне в Марракеше погода стоит такая, что мама назвала бы ее приятной. Радикально отличается от Нью-Йорка, который сейчас представляет собой загнивающий отстойник собачьей мочи и двух миллионов бактерий на квадратный сантиметр. Благослови его отвратительное сердце, как я по нему скучаю. Окна в форме клевера открыты, отчего пламя тянется на запад. Или на север. Я такая девушка, когда дело касается навигации, хотя не настолько наивна, чтобы признаваться в этом вслух. Лиза вопросительно поднимает руку, желая знать, где Стефани. Я показываю нанесение туши, пока на меня вешают микрофон. Лиза закатывает глаза. – Теперь ждать еще два часа? Я развожу ладони – мол, что ты хочешь, чтобы я сделала? – и вхожу в кадр. – Salut, les filles, – говорю я, дергая Лайлу за хвостик и вклиниваясь между ней и Джен, которая – я не прикалываюсь – одета в красную феску, как гребаный Аладдин. – Как день? – О боже. Мы прошли миль десять, наверное, – отвечает Лайла и наклоняется, чтобы окунуть крекер в миску с хумусом. Огонь безупречно освещает ее шею. – Это что-то новенькое, – замечаю я, зажав шарм между большим и указательным пальцами. – О да. – Лайла опускает подбородок. – Еще раз, как он называется? – Рука Фатимы, – отвечает Джен, и я вижу на ней такой же. Мне даже не нужно смотреть на шею сестры, и так понятно, что сегодня на базаре они купили три по цене двух. – Она оберегает от всего плохого, – сообщает мне Лайла. Я тянусь к чему-то похожему на ягненка. – Для тебя здесь достаточно еды? – спрашиваю я Джен, одновременно зубами отдирая мясо с кости, подобно настоящей дикарке. – Я предупредила их, что у нас в доме веганка. – Засовываю жирный палец в рот и слизываю соки. Определенно ягненок. У ягненка весьма отличительный вкус – чисто животный. Джен подносит ко рту чашку с чаем, и ее слова разгоняют пар: – Более чем. – Ты уверена? – спрашиваю я, придвигаясь ближе к столу, чтобы все рассмотреть. – Что тебе можно есть, кроме хумуса? Джен показывает на ничтожные варианты, потому что на самом деле я не звонила и не предупреждала отель, что среди нас есть веганка, – возможно, сделала бы это, будь и правда таковая среди нас. – Оливки, морковка, наан, хумус. – В наане яйцо, а в хумусе фета, – информирую я ее. – Как мило с твоей стороны так заботиться обо мне. – Джен сверкает зубастой улыбкой. – Но я ранее заказала в номер вегетарианский кебаб. – Она отставляет чай на низкий столик и обхватывает колени руками. – Стеф придет? – В любую минуту. Вижу, как Лорен обменивается взглядом с Лизой за моим плечом. – Наверное, стоит сходить за ней, – говорит она и поднимается, крепко держа стакан с водой. В этой воде много лайма. Меньше всего мне нужно, чтобы вторая команда операторов последовала наверх за Лорен, которая может накинуться на Стефани: «Ты в депрессии, потому что твой муж, вероятно, трахает сестру Бретт?» Встаю и предлагаю пойти с ней. – Бретт, – останавливает меня Келли, потянув за платье, – вообще-то, мы хотели с тобой кое-что обсудить. С мгновение смотрю на Лорен, но что мне делать? Я не могу разорваться. Нехотя возвращаюсь на свое место на полу, наблюдая, как Лорен выплывает из комнаты, ее платье подметает черно-белый пол, а за ней следует оператор. – Мы тут разговаривали, – продолжает Келли, убирает волосы за ухо и смотрит на Джен, чтобы было понятно, с кем она разговаривала, – и подумали, что по возвращении можно будет устроить девичник в доме Джен Хэмптонс. Я показываю на себя обглоданной ножкой ягненка, оглядываюсь через плечо, словно она могла обращаться не ко мне. Келли раздражается из-за моего напускного замешательства. – Да, для тебя. Джен сказала, что с удовольствием проведет последний летний уик-энд в доме перед его продажей. – И мне кажется, важно продолжать подпитывать эту хорошую энергию между нами, – добавляет Джен. – Удовольствие от друзей создает стены, не пропускающие враждебность. Господи ты боже мой, держите меня семеро. Мы обе знаем, что это хитрый ход. В конце каждого сезона всегда есть «последняя гулянка» – событие, которое сводит женщин вместе, чтобы они поцеловались и пообнимались, прежде чем на воссоединении разорвать друг друга на куски. Это я предложила Лизе устроить девичник, просто не думала, что именно Джен выступит в роли хозяйки. – Из стриптизеров закажешь парней или девушек? – спрашивает Лайла, мигом краснея и прикрывая рот в ожидании, что Келли ее отругает. – Никаких стриптизеров. – Келли приобнимает дочь и целует ее в лоб, пока та ерзает. Тогда сестра что-то шепчет ей на ухо, и Лайла успокаивается. Мы принимаемся за еду и без опасений обсуждаем погоду, людей и смену часовых поясов, я проговариваю завтрашний план. Автобусы уезжают в семь: один для нас, другой для велосипедов. Деревня Агергур находится в двадцати одной миле отсюда, но из-за того, что последние десять миль – грунтовая дорога на краю коварного горного хребта, уйдет еще один час. Официанты подходят убрать наши тарелки и выносят кофе и чай. Лайла не дает им забрать свою тарелку. На ней хлеб, соус и мясо, к которым она не притронулась. – Я отложила это для Лорен и Стефани, – объясняет она, и восхищенный «ах» от Джен, возможно, обвел бы меня вокруг пальца, не заметь я, как она сегодня посмотрела на мою сестру. Я попыталась застать Келли одну перед ужином, чтобы поделиться своими подозрениями насчет того, что Джен ей не подруга, что она лишь продвигает байку, будто Келли переспала с Винсом. Еще я надеялась наконец получить от нее окончательный ответ, спала она на самом деле с Винсом или нет – потому что это мне до сих пор неизвестно, – но Келли не отходила от Джен с того момента, как мы приехали, а я слишком параноидальна, чтобы облачать все это в текстовое сообщение. – А вот и мы! – оповещает Лорен. Когда я поднимаю голову, в дверях стоит только Лорен, держа в руке тот же стакан с водой. Но потом из-за нее выходит Стефани, мокрые волосы убраны в пучок на затылке, а косметики на лице даже больше, чем обычно. – Извините, – просит Стеф, что для нее несвойственно. Я освобождаю место на своей подушке. – Все нормально. У нас здесь все по-простому. Лайла отложила вам поесть. – Ты такая душка! – восклицает Лорен. Стефани что-то бормочет, чего мне не расслышать, и, игнорируя освобожденное для нее место, садится рядом с Келли, по другую сторону стола – напротив меня и Лайлы. Келли поворачивается к ней, что довольно провокационно, когда сидишь с кем-то плечом к плечу, разделяя одну ярко-розовую подушку. – Что ты сказала? Стефани тянется к оливке и тихо, грозно повторяет: – Я сказала, ее очень хорошо воспитали. Келли в сомнениях поджимает губы. Я уверена, Стеф сказала «натренировали», а не «воспитали».