– Что же вы сами не стреляли? – спросил хорунжий, защелкивая свое оружие. Майер с легким недоумением посмотрел на собеседника и пожал плечами. – Кажется, пулеметов было достаточно. – Верно. Но вот я, признаться, не смог устоять перед искушением и опустошил барабан. – Удачно? – Черт его знает! Но ужасно весело. Пока они так болтали, текинцы успели перестроиться и попытались атаковать русский отряд с другой стороны. Однако откуда бы они ни появлялись, их всегда встречали сомкнутый строй и дружные залпы. Пулеметы тоже добавляли свой стрекот в общую какофонию звуков, но их тяжелые лафеты было трудно перекатывать с места на место. Впрочем, пехотинцы и казаки, заметившие действенность данного вида оружия, в таких случая охотно бросались на помощь морякам, и на врага снова обрушивались очереди. – Вон их командир! – прокричал Бриллинг, указывая на бородатого всадника в богатом кафтане, гарцующего в окружении нукеров на одной из ближайших возвышенностей. – Сможете достать его? – Далеко, – с сожалением в голосе отвечал Майер, – на таком расстоянии разве только Будищев попал бы. – Неужели он и впрямь столь меток? – нервно дернул щекой бывший гвардеец, но собеседник не слышал его. – Почему прекратили огонь? – подскочил гардемарин к наводчику. – Перегрелись, вашбродь, – виновато отвечал тот. – Вода кипит! – Черт бы тебя побрал, скотина! – возмутился хорунжий. – Пусть себе кипит… – Попрошу не вмешиваться, – одернул его моряк и снова повернулся к расчету. – Так, долейте скорее. – Сей секунд, ваше благородие! – отозвался подносчик с бурдюком в руках, открывая горловину на кожухе. Из горловины наружу вырвался целый гейзер кипящей воды и раскаленного пара, но ловкому матросу удалось увернуться от новой напасти и не пострадать. – Готово! – доложил он, защелкивая крышку. – Можно стрелять. Митральеза тут же загрохотала, а подносчик, с сожалением посмотрев на опустевшую емкость, вздохнул: – А водицы-то больше нет. – Почему? – довольно равнодушно поинтересовался Майер, не успев осознать масштаб проблемы. – Дык прострелили текинцы прочие бурдюки. – Что?! – завопил гардемарин, сообразив, наконец, что случилось. – Не могу знать, вашбродие! – вытянулся во фрунт матрос. – А на втором передке? – Не могу знать! – повторил как заведенный подносчик, таращась на разъяренного офицера оловянным взглядом. – Так проверь! – простонал Майер, борясь с желанием залепить бестолковому по физиономии. – Это так серьезно? – обеспокоенно спросил Бриллинг. – Более чем. С перегревшимся стволом митральеза будет не стрелять, а плеваться. Нужна вода… постойте, вы, кажется, говорили, что тут поблизости есть колодцы? – Точно. Только вряд ли наши друзья позволят нам прогуляться к ним. По крайней мере, пока мы не отразим их нападение. Тем временем текинцы несколько ослабили натиск. Те из них, у кого были винтовки, спешились и, обступив русское каре со всех сторон, принялись обстреливать своего врага. Прочие же продолжали гарцевать вокруг, держась, однако, на почтительном расстоянии. Лишь иногда изображая притворную атаку, они бросались с разных сторон на строй «белых рубах», заставляя тех перестраиваться, затем разворачивались и мчались прочь. Так продолжалось раз за разом. Было понятно, что рано или поздно кто-то не выдержит. Либо одна сторона устанет от постоянного напряжения и сломается, либо другой надоест играть со смертью и они вернутся в крепость, оставив на сей раз своих врагов в покое. Но поскольку сил у защитников Геок-Тепе было много больше, гораздо вероятнее был первый вариант. – Жарко! – облизав пересохшие губы, вздохнул Майер. – Испейте, вашбродь, – предложил ему кто-то из матросов, но офицер отказался, упрямо покачав головой. – Всю воду в пулеметы! – прохрипел он. Шинель гардемарина была расстегнута, фуражку не то сбило пулей, не то она просто потерялась в горячке боя, а лицо перемазано пороховой гарью. Давно растеряв напускное спокойствие, он подхватил винтовку раненого солдата и посылал в кружившихся вокруг текинцев пулю за пулей. Державшийся поначалу рядом Бриллинг куда-то пропал вместе со своими казаками. Одна из митральез уже замолчала из-за какой-то поломки, но вторая упрямо огрызалась короткими очередями, заставляя противника сохранять благоразумие. – Вашбродь, ленты снаряженные заканчиваются, – тревожным голосом доложил один из подносчиков. Это было плохо. Во всей батарее было только одно приспособление для снаряжения холщовых лент патронами, которое Будищев почему-то упорно называл «машинкой Ракова». Кто был этот Раков и почему Дмитрий так ее называл, никто доподлинно не знал, хотя всем было известно, что именно он ее и придумал. Но сейчас это было совершенно не важно, ибо высокое начальство сочло это приспособление излишним и на вооружение не приняло. А потому единственный экземпляр был у автора и вместе с ним находился в паре десятков верст от места боя. – Не робей, братцы! – попытался ободрить своих подчиненных гардемарин. – Скоро наши подойдут на выручку, так всыплем халатникам! Матросы, как это и положено было по уставу, громко выразили усердие, но судя по скептическому выражению на их лицах, не слишком поверили в подобную возможность. – А чего? – попробовал поддержать офицера Нечипоренко. – Сейчас примчится Будищев на тачанке и разгонит всех на хрен! – С него станется, – устало заулыбались шутке унтера матросы. Майер на секунду почувствовал себя уязвленным, но поспешил прогнать это чувство. Он и сам нередко ощущал на себе превосходство Дмитрия, несмотря на его туманное происхождение. Пусть тот не имел систематического образования и начинал службу с нижних чинов, но это не помешало ему стать изобретателем и выбиться в офицеры. А еще он, помимо безусловной храбрости, был чрезвычайно ловок и предприимчив, отчего у его подчиненных всегда был приварок в котле и лишняя чарка в адмиральский час. Неудивительно, что матросы и солдаты ценили такую заботу и относились к прапорщику с искренней симпатией. – Набивайте ленты, – хриплым голосом велел морякам гардемарин. – Есть! – тут же вытянулся Нечипоренко и рявкнул, обернувшись к матросам: – Чего застыли, оглоеды? Не слышали, что их благородие велел? Так я враз ухи прочищу! Между тем положение маленького русского отряда осложнялось с каждой минутой все больше. Вражеский командир заметил, что одна из адских машин гяуров замолчала, а вторая стреляет все реже, и решил, что пробил его час. Мелкие группы всадников все еще кружились вокруг каре, стреляя на ходу и подбадривая себя криками, но за ними уже маячили целые толпы текинцев, готовые разом навалиться на пришельцев с далекого севера и покончить с ними решительным ударом. Казалось, еще минута, и они сомнут, растопчут своего противника, но в этот момент до них донесся звук пушечного залпа, и над скоплениями защитников Геок-Тепе вспухли два шрапнельных разрыва. В один момент все переменилось. Только что готовые к схватке не на жизнь, а на смерть джигиты малодушно бросились прочь, нахлестывая своих легконогих коней, охваченные почти суеверным ужасом. В самом деле, откуда мог взяться здесь еще один отряд «белых рубах», да еще с артиллерией? Тут явно не обошлось без вмешательства иблиса[47], слугой которого, несомненно, был Белый генерал, посланный правоверным за их грехи. – Я же говорили, что нас выручат! – облегченно вздохнул Майер, глядя вслед бегущему противнику. – Вот только сикурс пришел к нам не из лагеря! – весело воскликнул непонятно откуда взявшийся Бриллинг. – А откуда? – удивленно спросил гардемарин. – Насколько я могу судить, прямиком из пустыни, – пожал плечами хорунжий. – Но как это может быть? – Терпение, мой друг, скоро мы все узнаем. Кстати, мои казаки раздобыли для вашей «адской машины» немного воды. – Не знаю даже как вас благодарить! – Пустое. Готов поставить об заклад, что больше нам стрелять не придется. Уж больно хорошо причесали наших друзей неведомые артиллеристы. Будь я проклят, если не угощу их хорошенько при первой же возможности! Бриллинг оказался прав, так вовремя появившийся русский отряд, пришел к Кара-Ниазу прямиком из пустыни, по старому руслу Амударьи и состоял из сводного батальона туркестанских стрелков, дивизиона кавалерии и двух горных орудий, так славно накрывших текинскую конницу. Впрочем, все это они узнали позже, а пока с волнением смотрели на встречу двух командиров. Бородатый войсковой старшина в зимней черкеске и молодцеватый полковник в шинели встретились на полпути между отрядами и отдали друг другу честь. Затем Верещагин, как младший в чине, сделал доклад, после чего два офицера, не сходя с коней, обнялись под восторженные крики подчиненных. – Кажется, я знаю, кто это, – прищурившись, заметил Бриллинг. – И кто же? – поинтересовался Майер. – Полковник Генерального штаба Куропаткин[48], – охотно пояснил хорунжий. – В прошлую войну служил вместе со Скобелевым. – Откуда же он взялся? – продолжал недоумевать моряк. – Очевидно, совершил марш из Туркестана. – Очень вовремя! – Не могу не согласиться, – хохотнул бывший гвардеец. Встреча двух русских отрядов получилась весьма теплой, даже можно сказать сердечной, но долго радоваться не было времени. Вскоре объединенная колонна двинулась к Егин-Батыр-Кале, и как-то так получилось, что запряжки митральез двигались рядом с орудийными. Командовал ими коренастый штабс-капитан по фамилии Грек, а субалтерном у него был стройный молодой подпоручик с аристократическими чертами лица, показавшийся Майеру смутно знакомым. Он все никак не мог вспомнить, где же он мог видеть этого офицера, а потому хотел было обратиться к оказавшемуся столь осведомленным Бриллингу, но тот, против обыкновения, держался подчеркнуто сухо и, кажется, совсем позабыл о своем обещании напоить незнакомых артиллеристов. «Да ведь они знакомы! – осенило гардемарина. – И, похоже, меж ними в свое время пробежала черная кошка…» – Вы очень вовремя появились, господа! – воскликнул он, пытаясь завязать разговор. – У меня не было времени поблагодарить вас лично, но… – Полноте, мой друг, – добродушно ответил штабс-капитан. – У вас еще будет случай. Кстати, откуда здесь посреди пустыни моряки? – О, у Михаила Дмитриевича и не такое можно встретить, – рассмеялся молодой человек и тут же представился: – Командир взвода морской батареи гардемарин Майер! – Очень приятно, – кивнул Грек. – Как меня зовут, вы уже знаете, а это барон Штиглиц. Прошу любить и жаловать. Он, вправду сказать, молчун, но, ей-богу, славный малый. Подпоручик, нимало не смутившись от подобной рекомендации, учтиво приложил ладонь к козырьку кепи и одарил моряка самой любезной улыбкой. Судя по всему, он и впрямь был недурным человеком и… черт возьми, это ведь родной брат этой холодной красавицы Люсии! Зачем Будищев пошел провожать взвод Майера, он, наверное, и сам себе не смог бы объяснить. Предчувствие было нехорошее, но что хуже всего, ничего исправить уже нельзя. Уж коли Скобелев утвердил состав отряда, стало быть, так он и пойдет. У Белого генерала не забалуешь! Присоединиться самому? Во-первых, без приказа это верный способ нажить себе неприятностей на ровном месте, а Михаил Дмитриевич, не говоря уж о начальстве поменьше, и так иной раз косо поглядывал на недавнего кондуктора. Дескать, не поспешил ли я? Во-вторых, если уж идти – так со своим взводом, потому как один в поле не воин, особенно без тачанок. А это еще хуже, чем свалить самому. К тому же Майер был не так уж не прав, говоря, что Дмитрий и его подчиненные не вылезают из боев. А ведь солдаты с матросами тоже люди, им и отдохнуть когда-то надо. Выспаться, обмундирование заштопать, к маркитанту сходить…