– Вы облегчаете мне работу. Она внимательно следила за Джордан, пока та медленно шла вдоль витрины с магнитами. Джо чувствовала, как кричат все ее инстинкты, требуя держаться поблизости. Вероятно, Фишер посчитала, что девушка пытается сделать выбор. На самом деле Джордан подыскивала объяснение, что же объединяет коллекцию. Все лоты являлись произведениями искусства. А точнее, все они были сделаны руками человека. Созданы человеком. Их тайна гудела в ней. – Я обязана узнать, – произнесла Фишер, замерев в конце прохода с живительными магнитами. – Поддерживаете ли вы еще отношения с Ронаном Линчем? Сердце Джордан встрепенулось и, минуя потолок погреба, взлетело прямиком в небо. Ну конечно. Ей следовало знать, что это произойдет. Боудикка полагала, что существует только одна Джордан Хеннесси; а она каким-то образом умудрилась забыть об этом. И теперь ей виделись лишь два пути решения проблемы. Придумать причину, по которой она понятия не имеет о местонахождении Ронана после его столь фееричного исчезновения, или признаться, что она копия и вообще ничего о нем не знает. Трудно было решить на ходу, какая правда представляла бо́льшую опасность. Или, возможно… – По-твоему, я похожа на телефон? – спросила Джордан. – Телефон? – Он нужен, если хочешь связаться с кем-то. Телефон – вот решение. Но я не телефон. И не автоответчик какого-то белого чувака. Скажи, Фишер, тебе самой нравится, когда люди ведут себя, словно ты прямая линия с дорогушей Барб? Вопрос произвел феноменальный эффект. Рот Фишер непроизвольно скривился. Тема Ронана была закрыта. – С кем связаться, если я заинтересуюсь? – спросила Джордан. – Или если возникнут вопросы. С тобой? Фишер выглядела смущенной. – Вам ничего не понравилось? – Они клевые. – «Пожалуйста, пожалуйста», – пело тело Джордан. – Большинство людей готовы пойти на все, чтобы обладать одним из них. Джордан усмехнулась. – Ну что сказать, я странный человек. Если Фишер и вспомнила, что это ее собственные слова, то не подала виду. И вместо этого сказала: – Вам лучше принять решение побыстрее. В наше время многие стараются не заснуть. 12 – Ненавижу Филадельфию. Ненавижу ее причудливые маленькие улочки. – вещала Хеннесси. – Ненавижу Питтсбург. Ненавижу его сверкающие широкие реки. Ненавижу все, что находится между двумя этими точками на карте. А именно шоссе И-70: как оно изгибается, поворачивает, вздымается вверх и опускается вниз, как рухнувшая империя. Ненавижу. Эти амбары, как у Амишей, видели такие на календарях? Чистое отвращение. А стоянки дальнобойщиков? Да, давайте поговорим о стоянках грузовиков, ага. Их я тоже ненавижу. И еще коров. Черных, черно-белых, даже тех коричневых, у которых ресницы длиннее, чем у меня. Видимо, поэтому я ненавижу их еще сильнее. Ох. Ладно, а как насчет той песни «Аллентаун»? У меня от нее зуд. Я начинаю чесаться от одной только мысли о ней. По подсчетам Ронана, Хеннесси перечисляла все причины своей нелюбви к Пенсильвании на протяжении уже порядка двадцати километров от границы штата. Не самая длинная ее проповедь, но, пожалуй, одна из самых ожесточенных. В полноценном монологе Хеннесси всегда было нечто гипнотическое и приятное. Она обладала резким, но слегка небрежным британским акцентом, от которого слова казались смешней и выразительней. А также особой манерой складывать слова в предложения, непрестанно ускоряя или замедляя ритм, что превращало их в музыку. – Ненавижу исторические центры с мемориальными досками и параллельной парковкой. Ненавижу безликие окраины с антиблокировочными тормозами и спринклерными противопожарными системами. Ненавижу, как пишется название этого штата. Пееееенсильвания… Рифмуется с «печаль и я». Когда произносишь это слово, губы сами складываются, словно в приступе рвоты. Ненавижу, как местные называют поселения «тауншипами»[2]. Это города? Или корабли? И вообще на земле? Или в море? Плыву по течению, и якорь – мои чертовы принципы. И почему сокращенно ТНП? Тнп? Тнп? А как же СС «Аллегени»?[3] Вот так каламбур. Это и город. И корабль. Ронан промолчал. Он смотрел в окно, наблюдая, как холодный моросящий дождь окрашивает пейзаж в яркие цвета, и старался не думать о своих братьях, направляющихся в Бостон. – Кеннивуд! – воскликнула Хеннесси с некоторой долей триумфа и глубоко вздохнула. В зеркале заднего вида Ронан видел, как она выдохнула на стекло на заднем сиденье и теперь водила пальцем по конденсату. – Ненавижу, когда люди едут в Кеннивуд, а потом рассказывают об этом, словно это то, что нас объединяет. Особый кеннивудский тип личности. Ура, Пенсильвания! Да, мы оба купили билеты на посещение этой достопримечательности и теперь связаны, как люди, вместе выжившие в зоне боевых действий. Ненавижу… – Кроме того, – мягко сказал Брайд, – здесь живет твой отец, не так ли? Хеннесси на мгновение притихла. Ей пришлось переключиться с монолога на диалог. – Давай лучше поговорим о твоем отце. Итак, отец Брайда. Вы общаетесь? Это ему ты звонишь посреди ночи? Само собой, не по телефону. Это было бы слишком нормально. Брайд слабо улыбнулся. Он всегда оставался сам по себе. От тайны к тайне – вот его путь. И защита силовых линий. – Кстати, о звонках, как поговорил с семьей? – спросила Хеннесси у Ронана. – У них все в порядке, твой огород под присмотром в твое отсутствие? – Заткнись, ради бога. – сказал Ронан. – Как ты уже отметил, мой список вызовов намного короче. Девочки мертвы. Мама, ну, ты знаешь ее, вы встречались, – проговорила Хеннесси. – В моих снах. Раз сорок примерно. Дж. Х. Хеннесси, та самая художница-портретистка, вы, наверное, о ней слышали, а может, даже коллекционировали ее работы или только хотели приобрести. Больше всего она прославилась своей последней работой – автопортретом под названием «Мозги на стене». Она тоже не ждет моего звонка. Однако вы все еще не знакомы с другим персонажем, Биллом Дауэром, старым добрым папулей, тем самым, кто посеял семя, давшее ростки. Вот так! Как думаете, что он забыл в Пенсильвании, ненавистной Пенсильвании, да еще и в истории, рассказанной с подобным акцентом? Ну, Билл Дауэр родом из Пенсильвании, и туда же он и вернулся после премьеры шедевра «Мозги на стене». Впрочем, думаю, он оставил всю эту затею с семенами и ростками. – И ты утверждала, что это у меня проблемы с отцом, – усмехнулся Ронан. – Это как ветрянка, – ответила девушка. – Ею могут болеть несколько человек одновременно. Хеннесси не сказала, звонила ли она Джордан, а Ронан не стал спрашивать. Правда заключалась в том, что сейчас при ярком свете дня телефоны действительно, казалось, принадлежали другой жизни, оставшейся для сновидцев в прошлом. Звонок Диклану не укрепил связь, наоборот, заставил Ронана еще сильней почувствовать их разобщенность. – Ваша остановка, – сказал Брайд. – Мы на месте. – И каков пункт назначения? – спросила Хеннесси. – Ты сегодня еще более «таинственный незнакомец», чем обычно. Снова картошка фри? – Ты обмолвилась, что было бы неплохо подобрать еще одного сновидца, и поэтому я его нашел. Ронан резко подобрался. – Что ты сделал? – Я обдумал предложение Хеннесси и решил, что она права, – ответил Брайд. – Я просто дурачилась, – сказала Хеннесси. – Там, откуда ты родом, люди не шутят? Шутка – это такая вещь, которой можно шокировать или повеселить кого-то, используя преувеличение, а порой нарушая общественные нормы. После нее еще добавляют несколько слов ха-ха. Брайд тонко улыбнулся ей. – Ха-ха. Будьте настороже. Здесь опасно. Однако с виду так не казалось. Тихая сельская долина, по-настоящему прекрасная, с нескончаемыми замерзшими полями, уходящими вдаль, к линии пологих гор на горизонте. Единственными признаками цивилизации были симпатичный старый особняк из камня и массивное здание Индюшачьей птицефабрики, служащей обителью почти тридцати тысячам птиц, никогда не видевших дневного света. И где-то здесь был еще один сновидец. – Необычное место, – произнес Брайд, когда они подъехали к особняку. – Жаль, что в Пенсильвании, – проворчала Хеннесси. Ронан уставился на дом. Вблизи он не казался таким причудливым, как издалека; старый выцветший камень, чуть покосившаяся крыша. На крыльце вывешен яркий праздничный флаг с изображением индейки. Собачья миска с надписью «ГАВ!» Лопата для снега с ярко-розовыми перчатками, продетыми в ручку. Все очень обыденно, живо и приветливо, что совершенно не вязалось с его внезапно подпорченным настроением. Идея об еще одном сновидце, свалившаяся как снег на голову, совсем его не радовала. Хеннесси, казалось, тоже испытывала подобное чувство, потому что спросила: – А мы не можем просто отправиться спасать другого сновидца и оставить эту тему? – Веди себя прилично, – ответил Брайд. Мужчина поднялся на крыльцо, позвонил в дверь и спокойно подождал. Что-то в его позе сейчас – руки, спрятанные в карманах куртки, выжидающее выражением лица – показалось Ронану смутно знакомым. Бывали моменты, когда Линч почти был уверен, что узнал его, а затем это чувство снова пропадало. Дверь открылась. На пороге возникла женщина. Она казалась именно тем человеком, которого ожидаешь увидеть за этой дверью, основываясь на вещах на крыльце. Очень приятным человеком. В ней всего было достаточно. Достаточно ухоженная, чтобы выглядеть не потерявшей связь с миром, но не настолько, чтобы казалось, будто она делает это не для себя, а в угоду обществу. Ее глаза улыбались достаточно, чтобы заметить искру юмора в них, но при этом брови оставались нахмуренными, ровно настолько, чтобы предупредить – она не все воспримет в шутку. Достаточно взрослая, чтобы знать, кто она есть, но не настолько старая, чтобы всколыхнуть его паническую неуверенность при общении с пожилыми людьми. – Не против, если мы уйдем с холода? – спросил Брайд. Ее губы сформировали букву «о», но женщина не издала ни звука. – Твой голос. Ты… Брайд, – вымолвила она наконец. – А ты – Рианнон. Рианнон Мартин, – сказал Брайд. Ронан и Хеннесси переглянулись. «Что за чертовщина?» – говорил взгляд Ронана. «Думаю, твоя голова не единственная, в которой он побывал», – отвечали глаза Хеннесси. – Да, это я, – сказала Рианнон. Она приложила руку к щеке, затем на мгновение прикрыла рот ладонью, позволив себе момент удивления и восхищения. А затем отступила назад, впуская их внутрь дома под защиту от моросящего дождя. – Это я. Да, конечно, входите. Внутри особняк оказался еще менее величественным, чем сначала подумал Ронан; просто большой фермерский дом, облицованный камнем. Тем не менее было заметно, что он хорошо обставлен и любим, о нем заботилось не одно поколение. Ненастье за окном создавало полумрак в его стенах и придавало обстановке оттенок ленивой сонливости. Каждый огонек в доме светился золотой точкой в уютной полутьме, напоминая Ронану о присненных огоньках, которые он всегда носил в кармане. Брайд взял в руки фотографию в рамке со столика у входа: женщина, мужчина, двое маленьких детей. Он вернул снимок на место. – Следуйте за мной, пожалуйста, – Рианнон поспешила провести их в просторную гостиную, полную зеркал. – Присаживайтесь. Я принесу нам кофе. В такой день, как этот… Кофе. Или чай? Для молодежи? – Она поспешила прочь, не дожидаясь ответа. Ронан и Хеннесси уселись на разных концах жесткого дивана и стреляли друг в друга еще более недоуменными взглядами, чем раньше, в то время как Брайд замер у резной каминной полки, задумчиво глядя в одно из зеркал. Ледяной дождь продолжал стучать в высокие окна.