Белла помотала головой: — Невкусно. Я глянул на ее тарелку. — Варенье не то? Она не ответила. — Иди ко мне, — сказала Люси. — Залезай на коленки, может, вместе у нас дело пойдет лучше, а? Ну как? Белла слезла со своего стула, тихонько прошмыгнула вокруг стола. Взобралась к Люси на колени, уткнулась лицом ей в грудь. Тревога шипами впилась в мою душу. Я же понятия не имел, что она пережила в те часы, когда находилась во власти похитителей. Врачи в больнице не нашли никаких признаков побоев или иного насилия. Но обнаружили в ее крови следы снотворного. Судя по всему, она вообще не помнила, как ее забрали из домика деда и бабушки в шхерах. Полиция и медики предполагали, что во сне ей вкололи снотворное, а затем вынесли из дома еще до поджога. Когда я спросил Беллу, что она помнит, она сказала, что заснула, когда бабушка читала сказку, а проснулась, когда я лег рядом с нею. Но была тогда уже не в летнем домике деда и бабушки, а в моем гостиничном номере в “Гранд-отеле”. Никто из нас не знал, как она там очутилась. — Сегодня без детского сада, — сказала Белла. Малышовый язык без подлежащих и сказуемых. Когда мы слышали его последний раз? Интуиция подсказывала мне, что надо постепенно вернуть ее к обычному дневному распорядку, важной частью которого был детский сад. Но, пожалуй, не сейчас, когда она так устала, а вдобавок ничего не поела. — Позвоню Сигне, — сказал я. Няня Сигне принадлежала к быстро редеющему кругу людей, которым я по-прежнему доверял. Во многом оттого, что я очень от нее зависел. — А я позвоню в сад, — сказала Люси. Она кормила Беллу, как младенца, и одновременно звонила по телефону. Одна ложка, две, три. Потом Белла отвернулась. Люси заманила ее глоточком сока. И добавила еще одну ложку каши. Ложку за маму, ложку за папу, твердил голос в моей голове. Через полчаса приехала Сигне. А мы с Люси отправились в контору. Люси — работать, я — искать чужого ребенка. В машину мы сели в половине девятого. И через двадцать минут были в конторе на Кунгсхольмене. Люси закрылась в своем кабинете. Я сел за стол и достал полицейские материалы по исчезновению Мио. Ночью, когда раздался звонок, я был сонный и усталый. Женщина назвалась Сюзанной. Но есть ли в списках сотрудников “Тролльгордена” это имя? Ответ я получил очень скоро. Нет. Никакой Сюзанны там не было. Ясное дело. Она назвала вымышленное имя. Я старался внушить себе, что это вполне понятно. И все-таки найти ее необходимо. Ведь эта женщина утверждала, что работала в “Тролльгордене”. А кроме того, мой номер телефона она получила от Бобби, незадолго до его гибели. Зачем выманивать меня среди ночи из дома? Терпеть не могу сидеть с уймой вопросов и почти полным отсутствием ответов. Снова и снова меня охватывало ощущение, что я не могу остановить “порше” у перехода. Ведь на самом деле могла случиться беда. Я мог убить человека. Опять. Кулаками я потер лоб. С силой. В голове билась одна-единственная мысль: Я не убийца. Я не убийца. Люси постучала в дверь, вошла. — Мне надо отлучиться. Встреча. После пообедаем вместе? Люси и я. Я и Люси. Мало-помалу я начал испытывать что-то вроде клаустрофобии. У меня был обширный круг знакомых, с которыми я старался поддерживать контакт. Не мог же он, черт побери, вдруг исчезнуть. Или в летние месяцы такое случалось? Народ уезжал из города, а те, кто оставался, чувствовали себя более одинокими, чем отшельники. — Конечно, — сказал я. — Как вернешься, пойдем обедать. Она кивнула и повернулась к выходу. А я вдруг подумал, что ей наверняка так же одиноко, как и мне. — Кстати, — сказал я. — Да? Я вздохнул. Наверно, все же есть предел тому, что, как мне кажется, можно требовать от Люси. Но слова слетели с языка сами собой: — Если полиция по какой-то причине спросит, где я был сегодня ночью… — Я скажу, что ты не покидал квартиру, — сказала Люси. — Что-нибудь еще? Я покачал головой. Ложное алиби, вот и все. Будто для адвоката это совершенно в порядке вещей. Люси ушла. А я сидел и думал: какие же мы стали. И решил, что настало время заняться чем-нибудь совсем другим. 6 Свидетели есть всегда. Всегда. Даже если кого-нибудь убивают, грабят или насилуют в полной уединенности, свидетелем по меньшей мере является преступник (и жертва, если выживет). Вот таких людей необходимо найти, если хочешь что-нибудь узнать о случившемся. Людей, которые что-то видели, что-то слышали. Сам я искал двух свидетелей. Во-первых, того, кто видел, как Мио увели из “Тролльгордена”. Полиция утверждала, что никто не заметил ничего необычного. Мальчик был, а потом исчез. Как это случилось, никто, по всей видимости, представления не имел. Я в такие истории не верю. Мио исчез со двора, кишащего детьми. Белла чуть ли не за километр видит, чем я занимаюсь и чем не занимаюсь. А вдобавок все комментирует. Стоит мне при ней кашлянуть, чихнуть или — крайне редко — испортить воздух. Короче говоря, невероятно, чтобы Мио мог исчезнуть с хотя и весьма темного, но тем не менее полного ребятни двора совершенно незаметно для сверстников. Или для воспитательниц. Хоть кто-то должен был заметить. Но я искал и другого свидетеля. Чтобы разрешить одну загадку. И речь в этой загадке о том, кто старается подставить меня под убийства, которых я не совершал. Если я рискую пожизненно угодить за решетку, то совершенно неважно, найду ли я Мио. Кто-то сообщил, что видел, как “порше”, похожий на мой, несколько недель назад задавил молодую женщину. Дженни погибла в нескольких кварталах от своей гостиницы. А немногим позже под колесами погиб и Бобби. Свидетелей этого убийства не нашлось. Но полиция сочла, что это не проблема. Ведь они быстро связали Бобби со мной, и тем самым все для них было ясно: именно мой “порше” за одну ночь убил двоих людей. И за рулем сидел именно я. Что до свидетеля, видевшего, как “порше” сбил Дженни Вудс, то здесь дело обстояло проще, чем в случае с исчезновением Мио. Имя свидетеля было известно. Проблема лишь в том, что предварительное расследование засекретили. Иными словами, человеку постороннему вроде меня выяснить имя свидетеля очень трудно. Но “трудно” редко когда означает “невыполнимо”. Придется попросить о помощи посредника. Я давно оценил важность сетевой работы. Редко отказываюсь от приглашений на тусовки, и в принципе не было случая, чтобы меня не пригласили. Я стал человеком, знакомству с которым люди рады, а это серьезный фактор успеха. Именно поэтому ко мне обращаются мафиозные боссы вроде Бориса, именно поэтому я знаю таких людей, как Мадлен Россандер. В университете Мадлен Россандер училась на одном курсе со мной. Ум у нее невероятно острый. К тому же с ее энергией она способна при желании вдохновить целую армию. Так или иначе, у нас с Мадлен есть кое-что общее (помимо того, что мы одинаково увлечены своей карьерой и все хотят с нами познакомиться): мы оба когда-то служили в полиции. Я — потому, что думал таким образом сблизиться с отцом. Почему Мадлен пошла работать в полицию, я не знаю. Знаю только, что она, как и я, считала это большой ошибкой. Не годилась она для компании синих мундиров. Слишком много хотела, слишком много думала, слишком многих критиковала. И все это меньше чем за два года. После чего она послала полицию к чертовой матери и стала юристом. Штука в том, что, разом послав столь многих к чертовой матери, надо удостовериться, что те, кто в это число не вошел, вполне понимают свою исключительность. Люди любят чувствовать себя избранными. Мадлен прекрасно отдавала себе в этом отчет и превосходно разыгрывала собственные карты. Поэтому друзей в полиции у нее мало, однако они делают все, чтобы при необходимости ей помочь. Она ответила уже после второго сигнала. — Это Мартин Беннер, — сказал я. — Найдется минутка поговорить? — Конечно. Как жизнь? Давненько о тебе не слыхала. Я уловил в ее голосе нотку беспокойства, что меня насторожило. Как ни старайся, очень трудно сохранять лицо, быть таким, как всегда. Может, не она одна удивляется, куда я подевался? — В последнее время столько всего навалилось, — коротко ответил я. — Надеюсь, ничего серьезного? — спросила Мадлен. — Да нет, конечно, просто ужасно много обычных дел. Или нет. Я пытался оправдать серийную убийцу. И меня самого подозревают в двух убийствах. Мою дочку похитил мафиозный босс по прозвищу Люцифер. Ее деда и бабушку убили. А теперь я ищу пропавшего ребенка. До сих пор я ни с кем, кроме Люси, Бориса и Фредрика, не делился своими проблемами. Теперь так не получится. Если я хочу, чтобы Мадлен мне помогла, нужно мало-мальски вразумительно объяснить, в чем мне требуется помощь. Я закашлялся, слова комом стояли в горле. — Честно говоря, дела обстоят не особенно блестяще, — сказал я. — Как насчет пообедать вместе? — Конечно, — ответила Мадлен. Голос у нее изменился. — Давай в конце следующей недели? У меня… — Сегодня, Мадлен, — сказал я. — Сегодня. * * * У меня скромные потребности и друзей сравнительно мало. Вернее, очень мало. Круг знакомых — внушительный и невероятно разветвленный, но постоянно меняется и никакими более-менее прочными узами не скреплен. Все заменимы, и, откровенно говоря, я, пожалуй, весьма часто общаюсь с людьми, не вызывающими у меня большого восторга. Но Мадлен составляет исключение. Ее можно назвать во всех отношениях важным другом. Единственная моя проблема — взамен она получает от меня маловато. Эсэмэской я предупредил Люси, что наш обед отменяется. Потом сел в машину и поехал в “БХ”, “Бар художников”, на встречу с Мадлен. Она уже сидела за одним из дальних столиков и просияла, увидев меня. — Сгораю от любопытства, — сказала она.