2 Живые и мертвые. До чего же острая грань их разделяет. Болезненная, пугающая. Когда навалились кошмары, я уже вконец выбился из сил. Еще бы — меня безвинно подозревали в двух убийствах, я совершил безумное блиц-путешествие в Техас, потом лишился дочки, но вскоре ее вернули. У меня не было отчетливого ощущения, насколько безотлагательно задание разыскать Мио. Сказать по правде, меня это и не волновало. На первых порах. По Библии, Господь сотворил землю за шесть дней. В день седьмой Он отдыхал. Мы поступили наоборот. Шесть дней мы с Люси отдыхали. А потом взялись за работу. В воскресенье. — С чего начнешь? — спросила Люси. Хороший вопрос. — Попробую снабдить его лицом. И наведаюсь на то место, где он исчез, в детский сад. Я понятия не имел, как выглядит Мио. Высокий он для своих лет или, наоборот, маленький? Толстый или худой? Длинноволосый или с короткой стрижкой? Меня раздражало, что я так долго оставлял без внимания отсутствие фотографий. А ведь ни разу и нигде мне не попадалось фото мальчика. Ни в материалах предварительного расследования, ни в газетах, ни в интернете. Раньше у меня были хорошие контакты с полицией, я мог легко получить ответ на вопрос, куда, черт возьми, подевались все фотографии Мио (если они вообще существовали). Но теперь эти контакты — дело прошлое. Да и незачем возбуждать любопытство полиции, их ведь наверняка заинтересует, для чего мне понадобилась фотография Мио. Но у кого, если не считать полиции, могла быть фотография Мио? У него есть бабушка. И тетя. Жанетта и Марион. Я решил связаться с обеими. Ни та, ни другая не перезвонила. Шли часы. Ну и хрен с ними. Будто у меня нет других важных дел, которыми надо заняться. Например, съездить туда, где последний раз видели Мио. Машина с ревом рванула с места. Мой распрекрасный “порше-911”. Пахнущий кожей, точь-в-точь как когда был совсем новый. В остальном новизны поубавилось. Шикарные автомобили не дружат с маленькими детьми. Белла старалась, как могла, но ее следы все равно обнаруживались повсюду. Хотя главная проблема вряд ли в Белле. Просто после всего случившегося сидеть за рулем этой машины было не очень приятно. По возвращении из Техаса я попросил парней Бориса — ну, того мафиозного босса — хорошенько осмотреть автомобиль, и они нашли так называемый жучок, следящее устройство, которое полиция установила в машине, чтобы держать под контролем мои передвижения. Не мешало устроить моим противникам веселую жизнь, и Борисовы парни переставили жучок на какой-то доставочный фургон. Мои новые маршруты наверняка заставят многих полицейских поломать голову. Уже перевалило за полдень, и первым делом я забрал Беллу. А потом поехал на юг. Белла провела день у бабушки, у моей мамы Марианны, и явно повеселела, когда поняла, что домой мы поедем не сразу. Взгляд ее горел энтузиазмом. Порой ее короткая память ужасно меня пугала. Как она могла веселиться? Всего неделя прошла после смерти ее деда и бабушки в пожаре и после ее похищения. Ей бы, наверно, следовало быть вне себя от… ну, не знаю… от горя, страха, тревоги? Похищению я не придавал большого значения. Она находилась у похитителя меньше сорока восьми часов и, вероятно, большей частью спала, накачанная успокоительным. Об этом она, естественно, ничегошеньки не помнила. Но деда и бабушку помнила и временами спрашивала о них. Так что должна бы о них горевать. И тосковать. Вот как думал я, взрослый человек. Белла смотрела на все по-другому. Я объяснил ей, что бабушка с дедом уехали и никогда не вернутся. Но Белле всего-навсего четыре года. Она не понимает, что такое “никогда”. Не понимает, что некоторые вещи и состояния бесконечны. “Они умерли, — сказал я. — Как и твои мама и папа”. Белла кивнула, очень деловито и без сантиментов. Она знает, что ее родители погибли в авиакатастрофе, когда она была совсем маленькая. Знает, что я не настоящий ее папа, а брат ее мамы. Но это не означает, что она понимает смысл моих слов. Она не понимает, что, если б моя сестра и зять остались живы, у нее была бы, вероятно, совершенно другая жизнь. Жизнь с любящими родителями, которые всегда рядом, обожают устраивать барбекю, проводить лето в домике на Эланде, кататься на лыжах зимой, а на выходные брать напрокат фильмы. Обыкновенные люди с обыкновенной жизнью и заботами. Они бы приглашали на обед другие семьи с детьми и наверняка подарили ей братишек и сестренок. Я припарковал машину в нескольких кварталах от того места, куда мы направлялись. — Тут мы выйдем, — сказал я и помог Белле выбраться из машины. Пока мы шли по тротуару, я держал ее за руку. Она вправду похожа на свою маму. Раньше я не задумывался об этом, но так оно и есть. Чисто внешне Белла — копия своей матери. — Куда мы идем? — спросила она. — Пройдемся мимо одного детского садика, — ответил я. Мимо детского садика Мио. Мимо “Тролльгордена”. Но об этом я умолчал. Вообще-то я мог бы съездить сюда до того, как забрал Беллу, а не после. Но решил взять ее с собой. Так лучше. Многие не доверяют одиноким мужчинам, шныряющим под вечер возле детского сада. Особенно если они выглядят, как я. Темнокожие и высокие. В Швеции цвет кожи что угодно перевесит. Не имеет ни малейшего значения, что на мне дорогущая рубашка и ботинки ручной работы из Милана. При виде меня любой швед первым делом думает не об успехе, а о проблемах. На игровой площадке детского сада резвились детишки, но их было немного. Пожалуй, игровых площадок тут поблизости вообще раз, два и обчелся. Так что здешняя пригождалась и в воскресный день. Солнце по-прежнему стояло довольно высоко. Еще можно порадоваться лету. Во всяком случае, если у тебя есть время. У меня его не было. Белла с интересом смотрела на детей. — Мы с ними поиграем? — спросила она и шагнула в их сторону. Я машинально сжал ее ручку. — Нет. Мы просто пройдем мимо. Если Белла не понимала, что означает гибель родителей, то уж точно не могла понять, какой смысл прогуливаться мимо веселой детской площадки и не заходить туда. Не участвовать в играх. — Почему? — спросила она. Голос у нее изменился. Из радостного стал недовольным и обиженным. Как в апреле резкие скачки от солнца к снегу. — Потому что дети на площадке нам незнакомы. Я был доволен своим ответом. Белла как будто бы тоже, потому что замолчала. Когда мы подошли к калитке детского сада, я чуть замедлил шаг. Не настолько, чтобы остановиться, но достаточно, чтобы внимательно присмотреться. Фотографировать нельзя. Если мне нужны фотографии, придется заехать попозже еще раз. Вот здесь он исчез, думал я. Но как, черт побери? Дети не исчезают. Их теряют взрослые, которые плохо за ними присматривают. Я прочел полицейские протоколы, связанные с исчезновением Мио. Воспитатели детского сада рассказывали о самом обычном дне. Утром приемные родители привели Мио в садик. Мальчик хлюпал носом и казался усталым, но после обеда повеселел. Ровно в два всех детишек одели и вывели гулять. Часом позже им дали полдник, прямо на воздухе, хотя стояла осень и день выдался холодный, но солнечный, погожий и дети так хорошо играли. Как сказала одна из воспитательниц, все было тихо-спокойно. Возможно, в том-то все и дело. Что было тихо-спокойно. Вероятно, поэтому персонал расслабился. Настолько, что никто не заметил, как один из малышей исчез. Всполошились, только когда за ним пришла приемная мама. К тому времени солнце уже село, и никто знать не знал, что случилось. Я обвел взглядом двор. Его окружала стальная ограда высотой не меньше семидесяти сантиметров. Вдобавок перед нею тянулась живая изгородь, правда не сплошная. Взрослый, который хотел перешагнуть через ограду, легко мог это сделать, не вламываясь в кусты. Но четырехлетний ребенок? Вряд ли. Я искал слабые места — дырку в ограде, участок, где ограда вообще отсутствует. Ничего такого не видно. В тот последний раз, когда покинул детский сад, Мио наверняка вышел через калитку. Или кто-то взрослый перенес его через ограду. Белла шла нога за ногу. Сандалии шаркали по асфальту, ведь ноги она толком не поднимала. Еще несколько минут — и она задаст мне жару. Это у нее уж точно не от мамы. Сестра не умела перечить, не умела настоять на своем. Невмоготу мне было видеть, как она покорно склоняется перед окружающими людьми. Перед начальником, перед мужем, перед коллегами. Передо мной. — Я хочу домой, — сказала Белла. — Сейчас поедем, — сказал я. Один из мальчишек на площадке заметил меня. Наморщив лоб, подозрительно уставился на нас с Беллой во все глаза. Мне действовало на нервы, что за мной наблюдают, пусть даже наблюдатель — маленький ребенок. Я покрепче взял Беллу за руку и сказал: — Все, едем домой, приготовим спагетти с мясным соусом. Мы повернули обратно, к машине. Я помог Белле пристегнуть ремень и сел за руль. Круто развернул “порше” и в последний раз миновал детский сад. Белла смотрела на ребятишек, игравших возле качелей, но не говорила ни слова. Она вообще болтает не так уж много. Знает, что от этого толку мало, что таким манером она своего не добьется. “Тролльгорден” расположен во Флемингсберге[1]. Я выехал на Худдингевеген и взял курс на север, к центру. — Кушать хочу, — сказала Белла, когда мы нырнули в Южный туннель. Я бросил взгляд на часы. Нет, она не проголодалась. Просто заскучала. — Скоро приедем, — ответил я. Лето, воскресный день. Автомобилей на улицах почти нет. Пульс королевской столицы изрядно замедлился. Но, как говорится, ягодки были еще впереди. Случилось это у перехода перед “Галереей”, торговым центром на Хамнгатан. По встречной полосе ехал грузовик. У перехода ждала старая дама. Я нажал на педаль тормоза. Безрезультатно. Еще раз нажал на тормоз, скорее с удивлением, чем с испугом. Педаль заклинило. Дама уже шагнула на зебру. — Ах ты черт. Отчаянно сигналя, я давил на окаянную педаль. И думал: Вот здесь я второй раз убью человека? 3 Обошлось. Старая дама в испуге отпрянула назад, и я промчался мимо. И страшно неприятная мысль, которую только что в отчаянии сформулировал мой мозг, исчезла. Будто сама поняла, как ей не рады. Я инстинктивно изо всех сил топнул по тормозу. Чуть ли не встал. И тут под педалью словно что-то лопнуло, и машина затормозила так резко, что сработали подушки безопасности. Белла закричала. Я слышал, как позади взвизгнули по асфальту покрышки нескольких автомобилей. У меня перехватило дыхание (так часто бывает, когда срабатывает подушка безопасности) — вот сейчас кто-нибудь в нас врежется. Но нет. В полном смятении я открыл дверцу и кое-как выбрался наружу. Обежал вокруг машины, вытащил Беллу. — Все хорошо, — сказал я, утирая ей слезы. — Все… в порядке. Вокруг собралась толпа, глазела на замершие машины. Старая дама сидела на тротуаре, в шоке, но невредимая. — Пошли, — сказал я и взял Беллу за руку. Вернулся к “порше”, к водительской дверце. Сел на корточки, осмотрел пол. Чем это пахнет? Я нагнулся ниже. И поначалу ничего не понял. Но запах — очень знакомый. Белла крепко вцепилась в меня, когда я сунул голову в машину. И вот тут я сообразил, в чем было дело.