Два часа спустя мы были далеко от Хьюстона на заброшенном нефтепромысле. До сих пор помню тяжелую руку шефа на моем плече. Эту проблему мы похороним, Беннер. Как легко это было в тот раз. Сделать случившееся не случившимся. Знали о происшедшем очень немногие, тайну хранили те же немногие. Корпоративная солидарность в полиции велика, как нигде. — Я убил человека. По ошибке. Сказал я. Обращаясь к Люси. И увидел, что ее представление обо мне безвозвратно изменилось. Ведь есть вещи, которых мы не рассчитываем когда-либо услышать. Люси определенно никак не думала услышать от меня, что я убил человека. Она побелела как мел, слушая историю, которую, как мне казалось, я навсегда похоронил в песке. — Было темно. Глубокая ночь. Я служил полицейским, работал меньше года. Мы с напарником сидели в машине, разговаривали. По рации объявили тревогу. В нескольких кварталах от нас засекли известного наркодилера. А мы жаждали приключений. Я мгновенно откликнулся, сообщил по рации: “Берем его на себя”. Ну, вот мы и взяли. Ударили по газам, синяя мигалка и прочий цирк. Крайне непрофессионально. Парня мы увидели метрах в ста, не меньше. Он бежал по тротуару, до смерти перепуганный. Шел дождь, парень поскользнулся и упал. Мы нагнали его секунды за три и выскочили из машины. Он уже успел подняться и со всех ног бросился в тупик, сплошь состоявший из запертых автомастерских. Во всех окнах темно. Ни мой напарник, ни я не захватили фонариков. Бежали следом, на ходу выкрикивая: “Стой! Стой, черт побери!” В конце концов он остановился. А когда обернулся, рука у него была во внутреннем кармане куртки. Люси облизала губы. — И ты его застрелил? — Напарник дал предупредительный выстрел в воздух. Мы приказали ему показать руки, поднять их вверх. Немедленно. Но он даже не подумал. Засмеялся, продолжая рыться в кармане. А когда наконец вытащил руку… Дождь хлестал мне прямо в глаза. Я ничего толком не видел, но был уверен, что в руке у него что-то есть. Это впечатление и его смех решили все. Я выстрелил. Целился в ногу, а попал в живот. Через несколько минут он умер. Люси молчала. Казалось, она хотела спросить, не сошел ли я с ума, но тотчас одумалась. Я тем временем продолжал рассказ. О том, что сказал мой шеф и что мы сделали с убитым. И как я уехал из Техаса, а мой напарник вскоре погиб. — Не знаю, что сказать, — проговорила Люси. — Правда не знаю. Я несколько раз глубоко вздохнул. Потом сказал: — Это не было убийством. — О’кей. — Что “о’кей”? Это не было убийством. — О’кей. — Люси… — Мне надо пройтись. Извини, но все это… Я не знаю, что сказать. Люси встала. — Нет, ты сказала. Несколько раз. — Ты вообще слышишь, как все это звучит? Понимаешь, что́ вот только что рассказал? Наверно, нет. Ведь я только что облек в слова то, о чем никогда вслух не говорил. Вообще-то в моей жизни бывали долгие периоды, когда я забывал о случившемся. По крайней мере, не думал об этом. Не думал, что однажды стоял с лопатой в руках и рыл могилу человеку, которого застрелил. Даже в Техасе не думал. Мне с лихвой хватало размышлений о Саре Техас. О собственном будущем. И об отце. — Как, черт возьми, твой шеф додумался спрятать тело? Почему бы не пойти обычным путем и не заявить о самообороне? Ты же считал, что он вооружен. Такое обычно сходит с рук. Тем более в Техасе. — Оружия не было, — сказал я. — Мы обыскали его и ничего не нашли. Ни оружия, ни наркоты, ничего. Зато нашли бумажник и удостоверение личности. Я застрелил не того парня. Мы пробили его по базам данных, полиция ничего на него не имела. Во всяком случае, ничего серьезного. Он состоял в шайке молодых хулиганов, которых полиция держала под наблюдением. Люси подняла с полу свою сумочку, повесила на плечо. Она и правда собралась уйти. — Значит, просто неблагополучный юнец? — Да. — Какого возраста? — Семнадцатилетний. Люси вздрогнула, будто я ударил ее по лицу. — Господи… — прошептала она. Я не выдержал: — Люси, не преувеличивай. Я… — Не преувеличивать? Не преувеличивать? Мартин, ты застрелил ребенка! И закопал его на нефтепромысле! Она расплакалась и большими шагами направилась к двери. Я схватил ее за плечо, попытался остановить. Она вырвалась. — Не трогай меня, мне надо побыть одной. — Я и сам был немногим старше! Единственное мое оправдание. Единственное, что позволяло мне спокойно спать по ночам. Что я был так молод и никак нельзя было допускать, чтобы я угодил в такую ситуацию. Люси остановилась немного поодаль. — Это я понимаю, — сказала она. — Но почему ты мне раньше не рассказывал? Даже после всего случившегося за эти несколько недель. — Да я и в самых буйных фантазиях не мог себе представить, что этот инцидент имеет касательство к Саре Техас. Я повысил голос и почувствовал себя лучше. Ведь в том, что я говорил Люси, не было ни слова лжи. Я просто предпочел не рассказывать всей правды, почему тогда ушел из техасской полиции. И — положа руку на сердце — совершенно не подозревал, что та окаянная ночь могла иметь касательство к трагической судьбе Сары. Я покачал головой, дрожа всем телом. — Не понимаю, — сказал я. — Не понимаю, какие выводы должен сделать из всего услышанного. Люцифер знает меня, даже ненавидит. Из-за того, что произошло в Техасе? Или по другой причине? Люси молча смахнула слезы. Я хватался за гнилые соломинки. Они сломаются, едва я за них потяну. Но тем не менее попытался: — Может, это недоразумение. Ведь, говоря о Дьяволе, Сара необязательно имела в виду Люцифера. Люси покачала головой и вышла из комнаты. Я прошел за ней, к двери. — Когда ты вернешься? Степень самообладания, которая потребовалась, чтобы физически не задержать ее в комнате, была мне в новинку. — Когда все обдумаю и обрету ясность, — ответила она. — Придется тебе подождать, Мартин. Часть III “Они умирают” РАСШИФРОВКА ИНТЕРВЬЮ С МАРТИНОМ БЕННЕРОМ (М. Б.) ИНТЕРВЬЮЕР: КАРЕН ВИКИНГ (К. В.), независимая журналистка Стокгольм К. В.: Вы застрелили семнадцатилетнего мальчишку? М. Б.: Да. И оправдывает меня только одно: я был очень молод. Нельзя было допускать, чтобы я угодил в такую ситуацию. Этого оправдания мне лично достаточно. Как его воспринимают другие, уже не моя забота. (Молчание.) К. В.: Все-таки я не понимаю. Вы позвонили своему шефу и сказали, что застрелили парня. И что он тогда в точности сказал?