На обратном пути в Андерсонвилль Пайн позвонила Максу Уоллису. – Мне нужна информация на Барри Винсента, который жил здесь в восьмидесятых. Возможно, вы сумеете мне помочь. – Хорошо, – ответил Уоллис. – Но какое он имеет отношение к нашим убийствам? – Никакого. Это связано с исчезновением моей сестры. Я… надеюсь, вы окажете мне услугу. – Ну, если учесть, что вы мне помогаете, у меня нет возможности отказаться. – Я это очень ценю, Макс. – Заметано. А что вы хотите о нем узнать? – Все, что вам удастся накопать, в том числе хотелось бы взглянуть на фотографию. – Я посмотрю, что можно сделать. Надеюсь, я сумею отыскать что-нибудь полезное. – Было бы замечательно. – И еще одно. Мне позвонил Ларедо и сказал, что вы считаете, будто Сай Таннер ни при чем? – Послушайте, это всего лишь мое мнение, Макс, а шоу ваше. Если вы хотите выписать ордер на обыск и арестовать Таннера, я не могу вам помешать. – Но вы считаете, что это будет неправильным ходом? – Да, прямо сейчас лучше этого не делать. Однако ситуация может измениться. – Ладно. Каковы ваши планы на сегодня? – Я намерена поужинать в Атланте с Джеком Лайнберри. Мы на его «Астоне Мартине» поедем в какое-то роскошное место. – Что ж, вы начинаете жить как богачи, – пошутил Уоллис. – Но если не считать хорошей машины и еды, я хочу больше узнать про ту ночь в восемьдесят девятом. – Вы думаете, он что-то от вас скрывает? – Я думаю, весь город что-то от меня скрывает. И начинаю от этого уставать. * * * Вечером Блюм сидела в номере Пайн, когда ее босс собиралась на ужин. – Думаю, черное платье, которое ты надевала вчера, вполне подойдет. – Выбора у меня все равно нет, я больше ничего подходящего с собой не взяла. Но должна сказать, что туфли на высоких каблуках сильно переоценивают. – С таким ростом, как у тебя, они ни к чему. – Мне нравится смотреть на мужчин сверху вниз, – с улыбкой сказала Пайн, надевая платье. Когда Блюм вопросительно приподняла брови, она добавила: – Я пошутила. Она посмотрела на себя в висевшее на стене зеркало. – Лайнберри уже видел меня в этом платье, но мне все равно. – Когда? – Во время обеда с Лорен Грэм в Америкусе. Мы встретили его там, и он присоединился к нам, чтобы выпить. – И ты все еще была в этом платье, когда встречалась с Эдди Ларедо тем же вечером? – А откуда ты знаешь? – Я слышала, как вы вернулись. – Затем Блюм добавила с некоторым сомнением: – Но я не знаю, в какой номер ты направилась в конце концов. – Каждый пошел в свой номер, где мы и оставались до самого утра, – твердо сказала Пайн. Хотя все могло закончиться иначе, если бы она выпила еще пару бокалов и не была занята расследованием серьезных преступлений. – Ни секунды не сомневалась. Пайн на нее посмотрела. – На полиграфе ты бы провалилась, утверждая это. Блюм улыбнулась. – У меня есть еще одна шаль, кроме той, которую я тебе давала. И с ней твой наряд будет выглядеть по-новому в глазах мистера Лайнберри, – сказала она. – Я не пытаюсь продать себя этому мужчине, Кэрол. – Верно, но тебе нужна от него информация. И в границах хорошего тона ты должна использовать все инструменты своего арсенала. Пайн искоса на нее посмотрела. – Почему мне показалось, что ты хотела использовать термин «женская хитрость»? – Не думаю, что тут он уместен. И нет ничего дурного в том, чтобы использовать все свои преимущества. Блюм посмотрела на мочки ушей Пайн. – А у тебя есть другие сережки, кроме этих гвоздиков с бриллиантами? – спросила она. – Сережки с бирюзой отлично смотрелись бы с шалью, которую я собираюсь тебе дать. – Нет, – покачала головой Пайн. – Я проколола уши, когда мне исполнилось четырнадцать, заметно позже всех моих подруг. Наверное, меня не особенно привлекали сережки. У меня есть только эти. Блюм встала и вышла, а через минуту вернулась с парой серег-колец с бирюзой. – Они будут выглядеть на тебе отлично и подчеркнут твою длинную шею, – сказала она. Пайн поблагодарила ее, а когда попыталась надеть сережки, Блюм пришлось ей помочь. – Моя… моя мама никогда ничего такого для меня не делала. – Возможно, после работы моделью ей надоело заниматься одеждой и аксессуарами. К тому же разве ты не была девчонкой-сорванцом? – Да, но иногда было бы приятно. Блюм провела рукой по ее густым волосам, пригладив их. – Не сомневаюсь, агент Пайн. Было бы. Пайн начала красить ресницы, потом губы. – Джек Лайнберри был влюблен в мою мать, – неожиданно сказала она. – Откуда ты знаешь? Пайн бросила на нее быстрый взгляд. – Для этого не нужно быть гением. Я думаю, многие мужчины были в нее влюблены. – Яблоко от яблони. – Кэрол, с чего ты взяла? Я совсем не похожа на свою мать. Она никогда в жизни не занималась тяжелой атлетикой. И понятия не имела, что такое смешанные боевые единоборства. А уж если ей сказали бы, что я агент ФБР… – И что она ответила бы? Пайн закончила накладывать макияж и спрятала пудру и помаду в сумочку. – Я не знаю, – рассеянно ответила она. – Да и какое это имеет значение?