– Однако со временем у нее появилась работа? – Да. Но она никогда о ней не говорила, если не считать того, что перекладывает бумаги. Я полностью погрузилась в учебу и спорт и не обращала внимания на то, чем она занималась. – А она путешествовала, когда вы жили в Техасе? Покидала страну? – Нет, никогда. – А твой отец? Он остался в Южной Каролине? – Да. И мне это ужасно не нравилось, он ведь был моим отцом. Мама мне сказала, что ей предложили работу в Техасе – и она согласилась. И отец все понимает. Но ее объяснения выглядели бессмысленными, потому что, как я уже говорила, она начала работать не сразу. – Ну, она ведь твоя мать, ты должна была ей верить. А твой отец что-то говорил о вашем переезде в Техас, когда вы оставили его одного? – Когда я разговаривала с ним по телефону, мне становилось понятно, что он с трудом удерживается на работе. Он слишком много пил, не исключено, что принимал наркотики. Но ни разу не сказал ни одного дурного слова о маме. Он всегда говорил, что любит меня. И… ужасно сожалеет о Мерси. Но очень рад, что в его жизни есть я. – А потом? – подтолкнула ее Блюм. – А потом, когда я училась в колледже, моей матери позвонили. Отца нашли мертвым. Самоубийство. Мне рассказали, что он покончил с собой в Луизиане, в каком-то мотеле – вот только все было не так. – Верно. Джек Лайнберри говорит, что это случилось в квартире твоего отца в Вирджинии, куда насколько я поняла, он переехал. Но он тебе не рассказал о том, что туда перебрался? – Никогда. В любом случае мать отправилась организовать похороны или только сказала так мне. Я хотела поехать с ней, но она категорически запретила. Отца кремировали. Мама развеяла его пепел в том месте, которое было для него дорого. – А ты знаешь, где оно находится? – Нет, она так мне и не рассказала. А теперь я узнала, что тело нашел Джек Лайнберри. Об этом мама также никогда мне не говорила. – Может быть, она не знала. – Лайнберри наверняка слышал, что мама приехала вскоре после самоубийства отца. Однако она никогда не упоминала о том, что его видела. И Лайнберри сказал, что они тогда не встречались. – И твоя мать покинула тебя вскоре после тех событий? – Да. Через пару месяцев. – Очень странная история. Пайн покачала головой. – Перед тобой сидит следователь, обученный добывать правду, говорить людям, что они лгут, видеть вещи, которые остаются скрытыми для других. И я рассказываю о своей жизни, в которой столько красных флажков… проклятье, Кэрол, как я могла их не замечать? Дьявольщина, разве такое возможно? – Дело в том, что эти события произошли до того, как ты стала обученным следователем. А люди всегда хотят верить тем, кого они любят, в особенности дети родителям. – А теперь я обязана признать правду, которая смотрит прямо мне в лицо. – Давай вернемся к деньгам, которые тебе оставила мать. Ты имеешь представление о том, откуда они взялись? – Нет. Там было довольно много, но в банке сказали, что все в порядке и это ее деньги. – Из чего следует, что она позаботилась о тебе перед тем, как уехать. – Но почему она уехала? Я предпочла бы иметь мать, а не банковский счет! Обе некоторое время молчали. – Твоя мать была невероятно красива, – заговорила Блюм. – Бритта показала мне ее фотографию, и она произвела на меня поразительное впечатление. – У нее есть фотография моей матери? – Да. Извини, ты ведь не могла об этом знать. – Когда она входила, головы всех мужчин поворачивались к ней. Я была ребенком, но все равно замечала. – Как ты думаешь, могло это оказать влияние на то, что случилось с твоей сестрой? Пайн сделала глоток пива. – Иными словами, ты спрашиваешь, могло ли тайное прошлое моих родителей сыграть роль в нападении на меня и исчезновении Мерси? – Да. – Я уже подумала о таком варианте. Но мы здесь, и нам следует продолжать переворачивать каждый камень. То, что мы узнаем, может помочь понять, почему моя мама исчезла. – Эй, привет всем. Они оглянулись и увидели Сая Таннера и Агнес Ридли, направлявшихся к их столику. Таннер был в тех же джинсах, но в чистой, отглаженной рубашке из хлопка. Свой старый «Стетсон» он держал в руке. На огромной пряжке ремня красовалось выгравированное изображение банки пива «Будвайзер». На Ридли было желтое платье из хлопка с длинными рукавами, парусиновые теннисные туфли, не скрывавшие опухшие красные лодыжки. Седые волосы рассыпались по плечам. – И вам привет, – ответила Блюм. – Вы не станете возражать, если мы к вам присоединимся? – спросил Таннер. – Присаживайтесь, – предложила Пайн, не спускавшая с него глаз. Они сели за их столик, Таннер повесил шляпу на спинку стула, поднял руку и заказал пиво. – Еще одно тело, – сказала Ридли. – Боже мой. – Личность уже установили? – спросил Таннер. – Пока нет, – ответила Пайн. – Я слышала, что он был необычно одет, – сказала Ридли. – А кто вам сказал? – резко спросила Пайн. – В нашем городе нет тайн, – прокомментировал Таннер. – Значит, вы также участвуете в расследовании, Ли? – спросила Ридли. – Да, я помогаю детективу, – подтвердила Пайн. – Но после второго убийства им пришлось вызвать подкрепление. – И кого именно? – спросил Таннер. Официантка принесла ему пиво, он сделал большой глоток и вытер рот тыльной стороной ладони. Все посмотрели на распахнувшуюся входную дверь ресторана. – Ну, кого-то вроде него. В дверном проеме остановился широкоплечий мужчина ростом в шесть футов, под сорок, в темном костюме, белой рубашке и полосатом галстуке. Поверх костюма была надета темно-синя ветровка с надписью ФБР. Пайн посмотрела на него и от удивления открыла рот. – Сукин сын, – пробормотала она. – Ты его знаешь? – спросила Блюм, которая слышала, что сказала Пайн. – Специальный агент ФБР Эдди Ларедо. – Он друг, или как? – Или как. Глава 30 Пронзительные светло-зеленые глаза Эдди Ларедо загорелись, как только он заметил Пайн, и его взгляд приклеился к ней, точно железо к магниту. У него были квадратная челюсть и длинный тонкий нос, разрезавший лицо на две равные части, густые брови, такие же темные, как и волосы. Длинная шея, широкие плечи, плотно заполнявшие пиджак, мощный торс, узкая талия, мускулистые бедра натягивали брюки.