– Нет, нельзя, – ответила Пайн, качая головой. – Именно поэтому он и является кошмаром. Ты не понимаешь, что перед тобой чудовище, пока не становится слишком поздно. Глава 9 – Бартлс был прав, когда сказал, что здесь совсем немного сведений о расследовании, – заметила Блюм. Они разложили копии документов, записок, отчетов и фотографий на кровати Пайн в ее номере в «Коттедже». По любым меркам это было жалкое зрелище. Блюм взяла фотографию и протянула ее Пайн. – Ты с сестрой? Пайн взглянула на снимок и кивнула. – Наш пятый день рождения. Такой же лежит у меня в бумажнике. Единственная общая фотография, которая у меня есть. У моих родителей не было фотоаппарата. Мама взяла поляроид у приятелей и сделала три снимка. По одной для каждой из нас и одну для себя. Должно быть, свою она отдала полицейским, чтобы помочь в поисках Мерси. – Вы с сестрой действительно были очень похожи, – заметила Блюм. Пайн посмотрела на двух маленьких сестер, казалось, с расстояния в тысячу лет. Блестящие глаза и улыбки. – Мы были неразлучны, – сказала она. – Два разных человека, но на самом деле один. Много лет назад, – с грустью добавила она. – Каждый день я думаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы Мерси все эти годы находилась рядом. Мы всегда оставались лучшими подругами. Я… хотела бы верить, что так было бы и дальше. Пайн попыталась представить, какой Мерси стала бы, когда выросла. Они по-прежнему были бы похожи внешне, как две капли воды или за годы появились бы различия? Она надеялась, что Мерси еще жива. Но насколько такое было возможно? – Если бы ничего этого не произошло, ты могла бы и не стать агентом ФБР? – заметила Блюм. – Я бы поменялась, глазом не моргнув. – На твоем месте я бы поступила так же, – сказала Блюм и взяла больничную карту с рентгеновским снимком. – Ты действительно получила очень серьезную травму, агент Пайн. – Ты едва не умерла. Пайн рассеянно кивнула. – Я помню, как открыла глаза в больнице и увидела склонившуюся надо мной мать. Сначала я подумала, что умерла, а она ангел. – Пайн смущенно посмотрела на Блюм. – Глупые мысли маленькой девочки. – Я уверена, что мать стала для тебя огромным утешением. Пайн окинула взглядом лежавшие на кровати вещи. – Даже агенты ФБР почти ничего не сумели найти. Никаких следов, улик или мотивов. Ничего. Полнейший тупик. – Никто ничего не видел и не слышал? – Ты же видела, наш дом стоит на отшибе, в тупике. В те времена было так же, только в еще большей степени. – Но чем занималась полиция? – За исключением того, что считала виновным моего отца? Практически ничем. Блюм посмотрела на часы. – Время обеда, – сказала она. – Ладно. – Пойдем туда же? – Думаю, да. Ты рассчитываешь еще раз встретить Сая Таннера? – Не заставляй меня краснеть, агент Пайн. – Ты знаешь, на самом деле я не проголодалась. Почему бы тебе не сходить туда одной? – Ты уверена? Я могу подождать. – Нет, я думаю, мне стоит немного побыть одной. – Я знаю, что тебе нужно многое осмыслить. – Я уже давно пытаюсь. Но если делаешь одно и то же снова и снова, разве можно получить другой результат? Вот почему я здесь. – Позвони, если я тебе понадоблюсь. – Я так и сделаю. После ухода Блюм Пайн медленно сложила бумаги обратно в коробку, которую ей выдал офис шерифа, вышла из номера и направилась на главную улицу Андерсонвилля. В вечернем воздухе появилась осенняя прохлада, и, шагая по пустынным улицам, Пайн порадовалась, что надела куртку. У нее сохранилось совсем немного воспоминаний о городке. Она уехала отсюда, когда была совсем маленькой. А последние месяцы жизни здесь отравило похищение Мерси. Здания, старые и содержавшиеся не в самом лучшем виде, изменились незначительно. Водонапорная башня на металлических сваях, украшенная эмблемой Андерсонвилля, стояла на прежнем месте. Пайн проходила мимо сельских магазинов со старыми треугольными крышами и выступавшими навесами, комиссионок с выставленными в витринах товарами, смотрела в тускло освещенные окна на ящики, заполненные пустыми бутылками, в лавочке, где продавали «антиквариат». Город немного напомнил ей фильм «Убить пересмешника». Южный старомодный городок в горах, не уверенный в своем будущем, но все еще каким-то образом держащийся на плаву и верящий, что впереди его ждут лучшие времена. Пайн увидела вездесущее железнодорожное полотно – единственную причину, по которой здесь когда-то возник город. Национальный музей узников войны и тюрьма, а также огромное кладбище занимали доминирующее положение, повсюду были расставлены рекламные плакаты, зазывавшие туристов, чтобы те расставались со своими долларами. Вероятно, Андерсонвилль с максимальной выгодой использовал карты, которые сдала ему судьба. Печально известная тюрьма в самом центре давала городу столь необходимый ему доход. Во всяком случае, здесь можно было получить важный исторический урок о жестокости человеческих существ. Пайн перешагивала через лужи, оставшиеся после недавнего дождя, обнажившего красную, не пропускавшую воду глину Джорджии. Здесь росли высокие тонкие виргинские сосны, корни которых находились почти на поверхности земли, хотя ураганы с сильными ветрами могли легко их сломать или даже вырвать. Пайн уселась на влажную скамейку и стала смотреть в темноту. Через годы мать призналась Пайн, что она испытывала такую сильную боль во время родов, что назвала первую родившуюся дочь Мерси, посчитав «милосердием», что ее мучения наполовину закончилось. Когда ее старшая дочь исчезла посреди ночи, Джулия Пайн очень долго не произносила ее имени вслух. Более того, она рассказала о происхождении имени Мерси только после того, как Пайн отправилась в колледж. Через некоторое время, когда Пайн однажды вернулась домой на каникулы, она обнаружила, что мать исчезла, оставив короткую записку, которая ничего не объясняла. Она вспомнила, как вошла в квартиру, которую с ней делила, и обнаружила одинокий листок бумаги, наполнивший ее ощущением новой тяжелой потери. Пайн стукнула кулаком по ручке скамейки, чтобы подавить сильное желание закричать. Почему ты меня бросила, мама? Оставила одну. Сначала, Мерси, потом папа и ты. Во время ее первого визита в тюрьму Тор сказал, что после исчезновения Мерси у Пайн появилась дыра, которую невозможно заполнить, что она больше никогда не сможет никому доверять. И умрет в одиночестве, чувствуя утрату сестры так же остро, как в тот день, когда это случилось. Может, он прав. Но я все еще могу узнать, что с ней произошло. Может быть, это поможет закрыть дыру, хотя бы частично. А как насчет матери? Как она сможет заполнить эту пустоту? В отличие от Мерси, мать покинула ее по доброй воле. Пайн помнила, как сидела ошеломленная на полу, держа в руке записку. А потом много дней существовала как в тумане и лишь с большим трудом взяла себя в руки, чтобы продолжить полноценно жить дальше. Пайн позвонила в полицию, но она уже перестала быть ребенком, поэтому речь не могла идти о том, что ее бросила мать. В течение долгих лет она несколько раз принималась ее искать и, когда начала работать в ФБР, не прекратила своих попыток, однако нигде не могла найти следов матери, она исчезла так, словно никогда и не существовала. И, если я не сумею разобраться с этой частью моей жизни, то не смогу быть полноценным агентом. А Доббс сдержит свое слово. Еще один эпизод, подобный тому, что случился с извращенцем Клиффом Роджерсом, и меня уволят из Бюро. И чем я тогда буду заниматься? Чтобы хоть как-то успокоиться, Пайн встала, зашагала дальше и вдруг услышала крики. Она автоматически повернулась, вытащила пистолет и побежала в ту сторону, откуда они доносились. Длинные ноги быстро привели Пайн к плохо освещенной пустой части главной улицы. Сначала она увидела пожилую женщину, которая уронила сумочку, и содержимое рассыпалось по темному тротуару. – Что случилось? – спросила Пайн, взяв ее за руку. Пожилая женщина трясущейся рукой указала в пространство между двумя темными зданиями. Пайн с трудом разглядела то, что там лежало. «Не может быть, – подумала она. – Пожалуйста, этого не может быть». Глава 10 Женщина лет тридцати, бледная кожа, стройная, с хорошей фигурой, длинными каштановыми волосами и необычно острыми чертами лица. К несчастью, смерть сильно их исказила. Два помощника шерифа из округа Самтер соорудили полог, закрыв тело, и стояли рядом с Пайн, глядя на него. Один из них лет двадцати пяти был высоким и жилистым. Взглянув на его бледное лицо, Пайн поняла, что это первое убийство, которое он видит. Его напарнику было за сорок, но он выглядел ничуть не лучше.