«Я знаю, что ты есть» — проверив свой пистолет на боеспособность, мысленно говорил себе Джонатан, — «и ты заперт со мной на одном корабле» * * * Полдень шестого септимия выдался на редкость ясным и солнечным. Многочисленные тени от деревьев будто бы исчезли, растворившись в сочной изумрудной траве, блестящей в лучах солнца, согревающего лицо Нико, смотрящего в небо сквозь просвет в распростертых ветвях. Сонные шелестящие листья едва трепетали под прикосновениями ленивого ветра, пропуская через себя и просеивая зеленый свет, падающий блуждающими пятнами на мальчика и окружающее его пространство. Они скользили по плечам и перебирались с одного на другое, иногда забираясь на голову или меняя хозяина. Их яркая жизнь и беззаботность контрастно выделялась на черных одеждах молчащих людей и оставалась незамеченной для всех, кроме него. Даже сквозь веки Нико чувствовал тепло, исходящее сверху и ласкающее кожу. Он закрыл глаза, и по щеке скатилась одинокая слеза. Сегодня, даже если бы у него появилось такое желание, не получалось бы сдержать эмоции и ему очень хотелось, чтобы они остались незамеченными. На его плечи опустились сильные мужские ладони, не вызывающие желания вырваться и убежать. Не сегодня и не сейчас. — Идут, — тихо сказала мать. Ее голос сильно изменился, став сухим и надрывным. Нико не посмотрел в ту сторону, откуда послышались шаги. Нельзя сказать, будто у него не было на это сил. Совсем нет. В нем проснулась какая-то детская обида, вызванная обманутыми ожиданиями. Его как будто обокрали изнутри, оставив сосущую пустоту, которую нечем заполнить. Поэтому он не хотел смотреть на медленную процессию, идущую по скорбному пути к тому месту, где они сейчас стояли. Повинуясь инстинкту, его обняла Жанна. Ее участие смягчало боль утраты, будто деля ее на две равные части, и объединяло две семьи гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд. Взрослые женщины то и дело поглядывали на Луи, заслонявшего их от незримой угрозы извне неестественно прямой спиной. Что касается его самого, то он без энтузиазма взял на себя обязательства старшего в Мортум. Таково было предназначение, которого он так боялся. Оно изменило его в одну бессонную ночь, проведенную рядом с ложем больного, придав характеру неожиданную твердость и мрачную решительность. Ему предстояло вывести семью из кризиса, и эта задача отражалась в его глазах стальным блеском. Старый Жан, давно потерявший счет тем, кого он провожал в последний путь, остановился перед могильной ямой и знаком велел опустить гроб на землю. Конечно, священник не имел возможности читать вслух и поэтому передал томик главе Мортум. Луи понимающе кивнул и раскрыв страницу по закладке, принялся монотонно зачитывать текст отходной. Ему не нравилась отводимая роль, однако, любое возмущение, как и неприятие веры покойного, было бы сейчас неуместным. Не сегодня и не сейчас. Страница кончилась, и пришло время для личного прощания. — Ты был хорошим отцом и верным мужем, — прошептала безутешная вдова, целуя крышку гроба. Она непрестанно гладила ее поверхность и не спешила подниматься. — Брат… Брат, я никогда не сравнюсь с тобой. Твое отношение к людям достойно уважения. Ты презирал роскошь и спасал жизни. Для меня было честью быть твоим братом, сидеть за одним столом и жить под одной крышей. Луи замолчал, стиснув зубы. Слова иссякли. Нико раскрыл глаза, но язык как будто онемел. Мальчик мог сказать так много, что фразы путались, переплетаясь в огромный жесткий комок в горле, мешающий дышать. Стоило сосредоточиться на чем-то одном, как тут же появлялось чувство неуверенности: надо ли говорить это вслух? Время тянулось мучительно долго, и Луи мягко, но настойчиво приподнял безутешную женщину. — Отпусти его, — сказал он так тихо, что его услышали лишь вампиро. Нанятые носильщики привязали к гробу веревки и, сохраняя приличия, степенно опустили его в яму. Отвязав концы, они отошли назад, позволив каждому бросить горсть земли. Жан обвел собравшихся взглядом и отвел их под сень дуба, откуда они могли видеть, как засыпают могилу. Нико не по возрасту почувствовал, что может сорваться, и отвернулся. Он осмотрел видневшиеся надгробия ухоженного кладбища и заметил темную фигуру человека, замершую среди них. Она не двигалась, застыв в неестественной позе, и как он не старался, мальчик не мог разглядеть лица. Под жесткими круглыми полями низко надвинутой на лоб шляпы как будто ничего не было: ни привычного блеска глаз, ни светлой кожи. Только непрозрачная глухая тень. Нико не стал беспокоить убитую горем мать, а остальным он еще не доверял в той мере, когда начинают делиться своими страхами. Быстрые шаги бесцеремонно вторглись в их прощание, заставив посмотреть на источник шума. Это был Карло, новый староста, сжимавший в руке букет луговых цветов. Он бросил в сторону семьи суровый взгляд и подошел к месту погребения, где рабочие уже восстановили слой дерна. Уложив цветы к изголовью, Карло подозвал Луи, и они встали на виду у всех, но на расстоянии, не позволявшим их услышать. — Синьор, я бы хотел сразу перейти к делу, если позволите, — без долгих реверансов и па начал староста, чем-то напоминающий конторского клерка или неудачного стряпчего, в грязноватой одежде не по размеру, и с жадным крысиным взглядом. Подобные люди могут годами выжидать шанса, чтобы вцепиться в богатого клиента и решить свои проблемы за счет нанимателя. — Я слушаю. — Ваш брат был особенным человеком. Все, кто здесь живут, помнят его исключительно положительным соседом. Чего я не могу сказать о Вас. Дон нахмурил брови. — Вы много на себя берете. — Изображаете оскорбленную честь и достоинство? Опишу проблему иначе. Мне довелось поговорить с теми, кто видел Якоба перед смертью. В ту ночь рядом с ним вертелся какой-то пьяница. Как вы думаете, на кого похоже его описание? — Понятия не имею, — ответил вампиро. — Очень жаль, ведь вы в точности соответствуете его приметам. Луи покачал головой. — Какое-то недоразумение. В тот вечер я был с моим братом. — Разумеется, — прошипел сквозь зубы Карло. — Вы внушаете больше доверия, чем четверо свидетелей. Повисла напряженная пауза. — Не понимаю, как меня могли видеть, если я был в другом месте! — О, достойное возражение! Вы даже не удосужились придумать алиби. Знаете, почему я пришел сюда один? Нет?! — Он почти сорвался на крик и осекся. Луи не отличался спокойным характером и мысленно уже пересчитывал старосте ребра. Увидев сжавшиеся кулаки оппонента, тщедушный Карло взял себя в руки: — Я прочел отчет о вскрытии. Судя по всему, ваш брат покрывает обыкновенное убийство. Не знаю, как вы это делаете, и даже думать об этой мерзости не хочу. Вас опознали! — Поспешно добавил он, увидев вспышку гнева в глазах собеседника. — И теперь у вас есть два варианта. — Продолжайте, раз начали, — прищурившись, словно выбирая место для первого удара, отозвался вампиро. — Вы, конечно, можете уповать на правосудие. Это ваше право. Якоба здесь уважали, и как только ваше имя будет связано с его смертью, у виллы соберется толпа рассерженных жителей. Вы не сможете с ними договориться, в отличие от меня. — Так чего вам надо? «Сломанный нос, будет соразмерным наказанием» — пришел к выводу вампиро. — В обмен на мое молчание вы покидаете Керуджо и больше никогда сюда не вернетесь. Он облизнул тонкие губы, ощущая себя хозяином положения. — Вы пришли торговаться на свежей могиле? — Не вам читать мне мораль. Так что вы выбираете? Он завел за спину, попытался упереть в поясницу и, наконец, спрятал в карманах трясущиеся от возбуждения руки. — Мы уедем в ближайшее время, — бросил Луи, решив для себя повременить с расправой и не портить память о брате, разбивая о купленные им надгробия чью-то иссушенную алчностью голову. В конечно счете, кто будет заботиться о семье, если его заключат под стражу? — Превосходно! — Заулыбался Карло, радуясь выгодной сделке. Он получит во владение то, что его семья никогда бы не обрела ни за одно, ни за два поколения. На этом фоне чье-то душевное равновесие и вовсе не имело для него какое-либо значение. Вцепившись в лакомый кусок, у него обострилось желание захватить виллу Мортум, став ее единственным и полноправным хозяином. Пусть не сегодня и не сейчас. Увлеченный своими мелочными планами, кажущимися ему несравненной победой, достойной остаться навеки в памяти и сердцах жителей Керуджо, Карло не обратил внимания на фигуру в темных одеждах и шляпе, отчетливо выделяющейся в солнечный полдень. * * * Какие мысли могут появиться у человека, ожидающего неминуемой встречи со старым врагом, получившим над тобою власть? Какие слова заранее заготовит, прекрасно понимая их смехотворное бессилие? Какие отчаянные действия предпримет в полубезумной попытке изменить роковой поворот луны? Эти вопросы едва не срывались с языка Агаты, носящей на изящной шее тонкий медный обруч, натертый до блеска благородного металла. Он прямо указывал на особенный статус прислужницы, ведущей к Алтарю Капеллы ее новую сестру, и косвенно подтверждал намерения нового Дона, о которых Маргарита могла не догадываться. Ей не хотелось, чтобы девушка повторила ее судьбу и при этом она осознавала неотвратимую безысходность ситуации. В конечном счете, однажды Агате представился выбор между смертью и обручем. От него не так просто отказаться, если знаешь, каким образом с тобой расправятся в случае неповиновения. — Поговори со мной, — хорошо поставленным заискивающе-нежным голосом попросила Агата. — Моя госпожа и защитница убита, — мрачно отозвалась Маргарита. — О чем мне разговаривать, если я отсчитываю минуты перед смертью? — Не спеши уходить в безлуние. Я слышала, ты его не боишься, но все, кого я знаю, готовы пожертвовать чем угодно, лишь бы увидеть еще один рассвет или новолуние. — Ты о чем? — Почти зашипела девушка, готовая вцепиться в Агату. — Предать брата, чтобы остаться в живых? Не ожидая такого напора, прислужница отшатнулась. В ее привычном круге общения открытая агрессия была признаком недальновидности. Интриги, сплетни, подкуп, и в особо крайних случаях — яд, являлись основным оружием прислужниц высокого ранга. Не потому, что леди не могли схватить друг друга за волосы, а потому что за подобное поведение, узнай о нем полноправные вампиро, могли отправить в один из доходных домов, откуда, как правило, уже не возвращались.