Старший помощник кивнул и в его глазах зажегся огонек азарта. — Утрем им нос! — Хотелось бы посмотреть на это, — сдерживая усмешку, ответил Джонатан. Он и вправду хотел этого больше, чем кто-либо на яхте. Глава четвертая Первые лучи солнца застенчиво заглянули сквозь маленькое окно и живительным даром согрели лицо Аэрин, неохотно пробудившейся от тяжелого сна и приоткрывшей глаза, чтобы присмотреться к новому дню, обещающему кардинальные перемены в ее жизни. Это по-домашнему светлое тихое утро напомнило ей дни минувшего детства, когда разбитые коленки и порезы на руках не мешали наслаждаться жизнью, а смех то и дело вылетал из груди после очередной шутки. Словно в яркой вспышке, возник четкий образ. О чем тогда они болтали с подругами, оседлав наклоненную к пруду пинью и болтая ногами в воздухе? Слова разговора ускользнули из памяти. Безумно жаль, хотя, наверное, речь шла о чем-то приятном. Тогда все было легко и просто. Никто не плел интриги, не затевал заговоры, и все конфликты разбирались на месте… Девушка прислушалась к умиротворяющей тишине, нарушаемой ритмом могучего прибоя и села на столе, свесив ноги. Осмотрев синяки и ссадины она не испытала к себе жалости. Для нее они были некими ритуальными отметинами, шрамами, дарованными судьбой телу ветерана и служащими неисчерпаемым поводом для гордости. Не смотря на тщательно спланированное преступление и старательное исполнение плана тем, кого сейчас она самое малое назвала бы подонком, ей удалось избежать незавидной участи, сумев переиграть Элизабет. Представив себе, в каком бешенстве будет леди, когда узнает об ее уходе, Аэрин улыбнулась и сладко зевнув, потянулась, вытянув руки в стороны. Да, именно ушла, как независимая от чужых решений и навязанных компромиссов, а не сбежала, как растрепанная курица, едва не ставшая завершающим блюдом на хозяйском пире. Итак, пора собрать вещи, если конечно, их еще не сожгли, и покинуть гостеприимную виллу. Побродив по кухне, Аэрин перебила голод найденными припасами и поймала себя на мысли, что не желает выходить наружу. Выглянув в окно, она не увидела ни наблюдающих за кухней слуг, ни бродящего поблизости мерзавца. Набравшись смелости и крепко держа Каф, дава приоткрыла дверь и выглянула в сад. Осторожно ступая, она была готова отразить нападение в любую минуту, но окружающий мир словно забыл про нее. Охранная черта не была нарушена, и, нерешительно переступив через нее, дава как можно тише приблизилась к дому. Аэрин пролезла через окно, отведя в сторону колыхающиеся от бриза шторы, будто паруса, полоскавшиеся на ветру, и при золотисто-розовом свете, пробивающимся внутрь с востока, увидела выбитую дверь, держащуюся на одной петле и ворох одежды, разбросанной по полу. Защитив себя новой чертой, она в некотором сомнении осмотрела платья, и после недолгих раздумий примерила брюки и блузку, сохранившиеся со времен побега из Эспаона. Кое-как уложив чемодан, она поволокла его, направляясь к основной кухне. Неизвестно, сколько ей придется идти пешком, и стоило подумать хотя бы о минимальных запасах. Деловито и без спешки порывшись в кладовой, девушка нашла приличный запас сыра и пожалела, что не сможет унести с собой целый круг. Не собираясь задерживаться больше необходимого, Аэрин засунула колючую ветку в рукав и сошла по аллее виллы к фруктовому саду, где между ветвей мелькнула, тут же исчезнув, голова слуги в соломенной шляпе. Поставив чемодан на землю, Аэрин направилась под сень ветвей. Аккуратные апельсиновые деревья почти не давали тени, а стройные ряды воплощали принцип подчинения природы геометрической воле человека, не позволяющей спрятаться за изгибами стволов. Куда же он мог подеваться? Девушка обратила внимание на неказистую постройку, похожую на сарай, выстроенный в центре сада, и неторопливо прогулявшись по тропинке, ведущей к строению, якобы случайно оказалась перед крыльцом. Постучав для приличия, она попробовала открыть дверь и усмехнулась, обнаружив ее запертой. Наклонившись, Аэрин подняла оброненную шляпу и, повертев ее в руках, решила оставить себе. Бросив презрительный взгляд через плечо, и спрыгнув с крыльца, она изящным движением задвинула ее на затылок, каждым жестом демонстрируя обретенную уверенность независимой особы. — Будем считать, что мы попрощались, — промурлыкала под нос дава. Вдыхая аромат сорванного апельсина, и ясно представляя себе, как продает драгоценности, садится в дилижанс, и постоянно меняя направление, путешествует по Илинии, девушка подняла чемодан, и легкой походкой чемпионки зашагала по пыльной дороге, оставив виллу позади себя. Жизненный опыт, помноженный на интуицию, поможет ей там, где не найдется нужных слов на незнакомом языке, а Каф обеспечит ей ту минимальную безопасность, о которой дава давно мечтала. У нее не возникло желание обернуться. Разбежавшиеся слуги, так или иначе, вернуться на виллу, а о Маргаде Аэрин не хотела думать, вычеркнув его из своей жизни, как иногда выбрасывают вещь, вдруг переставшую быть нужной. Даже казавшийся таким тяжелым чемодан перестал оттягивать руку, а воздух… Аэрин вдохнула его полной грудью и выпрямилась, гордо подняв голову: — Свобода! — Крикнула она в небо и рассмеялась. Спустя какое-то время девушка сделала короткую остановку, прислонившись к стволу, и подкрепила силы вторым завтраком. Высокие волны бесстрашия, перемешавшись в единый поток с праведным гневом и покрытые проступившей пеной эйфории, постепенно покидали ее сознание, будто отлив, оголяющий чернеющие скалы тревоги, на какое-то время скрывшиеся под напором возвышенного настроения, и теперь, поблескивая нарастающим беспокойством, высыхали под полуденным солнцем насущных проблем. Могло ли это быть окончательным спасением? Погони не было видно, но от этого не становилось спокойнее, а совсем наоборот. Она все еще не верила своей удаче, и бешено стучащее сердце хотело выпрыгнуть из груди. Ее уход из виллы был всего лишь первым шагом из нескольких тысяч на пути к Каристолю, и до достижения намеченной цели могло произойти все что угодно. Даву страшила ужасная перспектива вновь потерять свободу, что во стократ хуже гнета кровавых жерновов темного трибунала со всеми его атрибутами пафосного судилища, опирающегося на принципиальную жестокость по отношению к заведомо виновному арестанту. Не пытаясь дальше развивать мысль, тем не менее, она сама собой набрела на чистую как слезу закономерность — если не отступать, то любое расстояние между ней и окончанием пути можно будет рано или поздно пройдено. В течение дня ей еще несколько раз пришлось повторять про себя эту фразу, прежде чем девушка окончательно выбилась из сил. Все-таки с комфортом устроившись в карете, не осознаешь все те лиги, которые теперь надо пересечь в обратном направлении. Остановки случались все чаще, и все неохотнее давался следующий шаг. Удлинившиеся тени и алые отблески на облаках предвещали неумолимо наступающую ночь. Дава присела на один из придорожных камней, чтобы ноющие ноги немного отдохнули, и, закрыв глаза, насладилась запахами листвы и луговой травы, пока была такая возможность. Надо идти дальше — скомандовала Аэрин самой себе, берясь за ручку чемодана и удержав в себе стон. У нее не было ни малейшего желания ночевать под открытым небом. По всей вероятности, она стала одной из первых, кто начал изобретать способы нести не приспособленную для этого поклажу в двух руках. То, закинув чемодан на плечи или спину, то, обхватив его одной рукой и придерживая другой, она упрямо продвигалась вперед. За очередным поворотом дороги на обочине обнаружилась громоздкая и почти пустая телега, в которой спал какой-то крестьянин, а рядом в поле на привязи паслась лошадь. Первым делом усталое тело и изможденный разум приняли совместное решение пройти мимо с гордо вздернутым подбородком, но затем девушка решила остановиться и узнать дорогу. Она с достоинством доволокла чемодан и окликнула спящего. Неопрятный на вид мужчина вынул изо рта тростинку, которую жевал во сне и с недовольным видом посмотрел сверху вниз на надоедливую синьорину, бесцеремонно прервавшую его отдых. Впрочем, разглядев приятные глазу черты, илиниец поспешно сменил гнев на милость. Их разговор, если его так можно было назвать, не вязался с самого начала. Пожалуй, только внешность Аэрин удержала от поспешных действий и не позволила ему отослать ее ко всем чертям и святым ликам. Отчаянно жестикулируя, он слез с телеги и принялся чертить на земле, куда ей нужно идти. Затем посмотрел на уставшую незнакомку, с ног до головы покрытую дорожной пылью, вздохнул и вполголоса выругался. В конце концов, он предложил ей сесть в телегу и направился за лошадью. Аэрин застенчиво закусила губу, чувствуя себя навязавшейся особой. В какой-то мере так оно и было. И пока крестьянин запрягал скотину, она попыталась забросить в телегу свой чемодан. Уставшие руки отказывались поднимать что-либо тяжелее яблока, и ей пришлось звать на помощь. Незнакомец с легкостью решил ее проблему, а затем помог забраться самой. Она мило улыбнулась ему и предложила свою шляпу. Илиниец рассмеялся, но принял подарок и вывел лошадь на дорогу. Усевшись впереди, он повернулся к ней спиной, и поэтому дава не увидела, как по его губам, словно через грим, проскользнула хищная ухмылка. * * * — Когда это произошло? — спросил ссутулившийся над священником человек, на чьем лице застыло, сравни полному подобию мраморной маски, неизменное выражение тревоги. Немолодой клирик с седыми висками, словно на них осел иней ночных заморозков, и первыми серебряными нитями в бороде, поднял темные глаза, передал фонарь, и под неверным огоньком свечи на пальцах изобразил цурийские цифры, обозначавшие интересующий период времени. — Где-то между десятью и одиннадцатью вечера? Священник кивнул и, протянув руку, заставил опустить фонарь ниже, чтобы свет попадал на замочную скважину. Его спутник вынул карманные часы и, не поднося к фонарю, узнал который теперь час. — Отец Жан, вы правильно поступили, что не отложили дело до утра. В какой раз вы поражаете меня своей мудростью. Нужный ключ легко повернулся в замке и прочная дверь, обитая железными полосами, плавно открылась во мрак крипты. Подсвечивая Жану, Дон Мортум пронзал прозрачную для него темноту задумчивым взглядом, пока не отыскал накрытое темным покрывалом грузное тело, возлежащее на столе. С тихим вздохом он опустил на ближайший стул свою сумку с инструментами. — Мой давний знакомый, я надеялся, что этот день наступит несколько позже, — пробормотал вампиро. Вздохнув, он пододвинул стул и присел в молчании, мысленно прощаясь с достойным по жизни человеком, свободным от предрассудков толпы. Иначе говоря, его самые широкие взгляды на жизнь позволили Мортум поселиться здесь, не боясь обнаружить натертую чесноком входную дверь парадной или даже факельное шествие со всеми сопутствующими ему атрибутами выселения неугодной семьи. Тем временем Жан зажег еще несколько свечей и приготовил чистые листы бумаги и писчий прибор. Проявив необходимое, по мнению Дона, уважение к усопшему, он приступил к работе, сдернув покрывало и начав с осмотра одежды. — Святой Отец, я уверен, вы все знаете, но возьму на себя смелость напомнить: необходимо записать дату, возраст и имя. Затем укажите, кто проводил вскрытие. Несколько минут слышались шорох пера по бумаге и бормотание Джузеппе. Врач поднял руку усопшего и внимательно изучил ногти. — Увы, приезд коронара неизбежен. Клирик повернул к столу голову. Дом Мортум это заметил, но игнорировал незаданный вопрос, пока снимал с пальцев перстень и кольца. Ничего удивительного. Святой отец впервые столкнулся с насильственным уходом в безлуние и оттого встревожился, о чем свидетельствовали его углубившиеся морщины и наполнившая взгляд тоска. Джузеппе бросил через плечо: — У меня есть подозрения, однако я оставлю их при себе. Может быть, кто-то из приезжих… Он проглотил конец фразы. — Так и думал, — сухо подтвердил вампиро свои догадки. Он срезал пуговицы и оголил грудную клетку. — Его родственники могут быть против нашего… вмешательства… Не стоит писать, просто объясните, как у вас это получается лучше многих, что поспешность дела обусловлена подозрением в причастности к еретическим культам. Выдержав паузу, Джузеппе добавил: — Уверен, для вас не составит труда убедить их в этом. И во имя чистоты всех Ликов, удержите это в тайне от прихожан. Священник переступил с ноги на ногу и нахмурился. Ему не очень-то нравилось выступать религиозным посредником в лицемерной интриге Дона, покрывающим нарушение закона, однако он был вынужден признать правоту человека, имеющего гораздо больше знаний о природе жизни и смерти. Собственно, именно поэтому ему и доверен осмотр тела, ибо никто иной не сможет увидеть и понять больше. — Видят Лики, содеянное во имя добра и справедливости. Жан прочел про себя короткую молитву. — Для очистки нашей с вами совести, у старины Якоба нет татуировок или иного клейма. Скрип пера возобновился. — Повреждений тела или конечностей не совместимых с жизнью не обнаружено. Клирик требовательно постучал, обращая на себя внимание, и когда Дон Мортум обернулся, изобразил, как будто вонзает себе в шею указательный и безымянный пальцы. — Вы можете убедиться сами. Их нет, — ответил Джузеппе, раскладывая инструменты на столе с педантичной аккуратностью. — Именно поэтому мне необходимо продолжить дальше. Священник наклонился над столом и жестом уточнил, не принести ли ему что-то еще. — Да, пожалуй. Понадобится вода, тряпки, несколько крупных склянок, кедровое масло или бальзамический раствор. Конечно, святой отец, я подожду вас. Оставшись в одиночестве, Джузеппе предался воспоминаниям. Конечно, староста не отличался ни тактичностью, ни любезностью, однако они смогли найти общий язык. Удастся ли пройти тот же путь с тем, кого изберут жители Керуджо? И если нет, то чем это обернется для Мортум?