Кстати, куда он пропал? Договорились же оружие сдать в оружейку, на часик разойтись по домам – и сюда. Раздался струнный перебор. Играли хорошо, с чувством, держа ритм. Пели еще лучше. С самого утра, Маня. Дождик из ведра, Маня. Только Маня с нашего двора весела-бодра…[1] Чита с интересом прислушался к незнакомой песне. Текст пока что не предвещал беды, но настроение певца было отнюдь не праздничным – пели с надрывом, делая сильный акцент на имени героини, будто призывая ее одуматься. Леонид отвлекся от песни, увидев Николая, который шел пьяной походкой, раздвигая толпу широкими плечами и врезаясь в нее, как сказал бы Дед, сродни ледоколу, разрезающему скопление льдин. Увидев машущего товарища, Штык помахал в ответ. Пробрался к приятелю, обнял за плечи. Дыхнул в лицо едким сивушным выхлопом. – Ты где набрался? Все в порядке? – Чита с тревогой всматривался в раскрасневшееся лицо друга. – Отлично, с Барином пересекся, дернули за праздник по стопарику. – Давай, закусывай. – Леонид придвинул небрежно выструганную плошку с солеными грибами. Штык бросил в рот горсть грибов, аппетитно захрустел, прислушался к голосу певца, который заканчивал песню с максимальным надрывом. Отстучал по столу ритм и потянулся к закупоренной сургучом бутылке. – Куда? – Леонид схватил друга за руку. На них покосились. – Молодоженов ждем. – Вот они, – указал Николай взглядом в нужном направлении, взял со стола нож, принялся с азартом ковырять сургуч. Если Штыку приходилось протискиваться сквозь толпу, то перед молодоженами народ расступался, словно бы перед больными проказой. Впереди шел жених. Разгрузки и маски на нем уже не было. В остальном он ничем не отличался от своих телохранителей. Черные тактические штаны с множеством карманов и регулируемой шириной штанин, черная куртка а-ля «Пилот» с высоким воротом и вставками текстильных застежек-репейников, на которых были прилеплены нашивки с отличительным знаком Империи – белой V на зеленом фоне. Леонид прочел немало женских романов, которые ходили по рукам. Этого чтива в метро хватало. Видно, спасибо стоило сказать пассажирам, ехавшим в день Катастрофы с книжкой в руках. Если использовать лексику женских романов, Чита описал бы Эдуарда Власова как высокого мужчину средних лет, яркой аристократической наружности: длинное лицо с высоким, прямым лбом, тонким носом с легкой горбинкой, узким подбородком, тонкой линией бровей и губ. Длинные, ухоженные черные волосы зачесаны назад, виски чисто выбриты. Лицо, болезненно-бледное, избавлено от растительности. Взгляд голубых глаз настолько пронзительно-острый, что даже в полумраке станции притягивал внимание, словно гипнотизируя. Невеста по сравнению с лоснящимся, ухоженным женихом выглядела так, будто для нее это была уже десятая свадьба на сегодня. Уставшая, заплаканная, с красными глазами. Несмотря на это, мужская часть населения разглядывала девушку с интересом. Кристина была красива. Глубокий взгляд карих глаз, загоравшихся озорным блеском, когда девушка была в приподнятом настроении, колючий ежик черных волос, ямочки на щеках и подбородке, чуть вздернутый носик. Она была одета в свадебное платье, которое специально для такого случая выписали с Петроградской. Платье было застиранным, штопаным, и имело цвет скатерти, на которую часто проливали чай, но все же привлекало восторженное внимание окружающих своей вычурностью. На шее у невесты зеленоватыми отсветами поблескивало колье. Юркий торговец драгоценностями ошивался тут же, видно, заслужив качеством товаров место у барского стола. Под руку невесту вел Якорь. Все-таки после инцидента с побегом Борис приставил к ней человека для охраны. Причем выбор был очень верным. Впрочем, дядя Кристины часто прислушивался к советам Деда и уважал его за смекалку. Пожалуй, это был один из немногих талантов, которыми Борис прославился наряду со своей жестокостью и жадностью – держать при себе нужных людей и поступать согласно их советам, даже вопреки собственному самолюбию. Якорь вполголоса разговаривал с Кристиной. Та реагировала эмоционально, то вспыхивая, словно спичка, то угасая. Периодически косилась на жениха и едва заметно кивала. Леонид засмотрелся на лицо девушки, когда его пихнули под ребра. – Давай, за смелость. – Николай протягивал ему кружку с сивухой. Леонид, увлекшись созерцанием молодоженов, прозевал момент, когда Штык откупорил бутылку. Судя по косым взглядам окружающих, тот успел не только откупорить самогон, но еще и опорожнить стаканчик в одиночку. – За честь и отвагу, – повторил Николай, будто бы сомневаясь, что его шпилька угодила в цель, и опрокинул в себя мутную жидкость, – вздрогнем. Чита демонстративно отставил кружку, которой тут же завладел подошедший Шах. Торговец выглядел довольным. – Щедрые ребята эти веганцы. – Пыль в глаза пускают, – доверительным шепотом сообщил Николай и икнул, – образ создают. Эту, как его… репутацию. Стоит расслабиться, они нас всех на опыты пустят. Мы для них – живые грибницы, вот кто. Небось, разглядывают каждого и думают: вот этот неплохой грядкой стал бы, а вот у этого черепушка мелкая, там много грибов не вырастишь. – Тебя с чего так развело, друже? – Шах пододвинул бутылку с сивухой к себе. Штык отмахнулся и отвернулся, что-то достав из-за пазухи. Молодожены, занявшие место за столом, расположились на высоких стульях, предоставленных станционным баром. Борис с личными охранниками и еще пара уважаемых на станции человек окружили стол. Торжество началось. По знаку Бориса его люди расчистили место рядом со сценой. Народ растекся в стороны. В глаза бросался огромный ковер перед сценой – грязно-зеленый, с заплатами. От толпы незаметно отделился силуэт. Судя по изящной фигуре – не то подросток, не то миниатюрная девушка. Неизвестный быстро, ловко и незаметно забрался по металлическим перекладинам сцены на самый верх. Кто-то зажег фонарик и направил туда. Тень ловко изогнулась и нырнула под одну из перекладин, на несколько секунд оказавшись в свободном полете. Человек с фонариком вышел вперед. Им оказался двухметровый громила с бугрящимися мышцами. Громила вновь направил фонарик на гибкую тень, которая выскользнула из луча изящным пируэтом, нырнула между двумя перекладинами, схватилась руками за третью, раскачалась и запрыгнула на самый верх, на настил из длинных, гибких досок. Толпа подхватила игру и принялась светить фонариками на акробатку. Теперь Леонид уже мог разглядеть ее как следует. Женщина лет тридцати, в обтягивающем трико. Довольно симпатичная, с вдохновенным лицом, сосредоточенным и увлеченным. В ответ на аплодисменты она дарила толпе искреннюю улыбку. Громила убрал фонарик, поднял перемотанный изолентой старенький магнитофон и включил громкую, торжественную музыку. – Разрешите представить вашему вниманию, – заголосил великан зычным басом, указывая на акробатку. – Несравненная Элеонора! Немного понаблюдав за цирковым представлением, Борис произнес несколько тостов, выразив надежду на благоприятное для всех сторон сотрудничество. Затем молодоженам стали дарить подарки. Собравшиеся за столом подались вперед, разглядывая дары. Лишь Николай остался на прежнем месте, держа руки под столом. Чита заглянул под стол и обнаружил плоскую фляжку, содержимое которой товарищ наливал в маленькую металлическую стопочку. – Да хорош бухать! – гаркнул Леонид над самым ухом друга так, что тот дернулся, плеснув мимо стопки. – Напугал, блин. – Штык с сожалением оценил количество пролившейся жидкости и поставил стопку на стол. – Жениху хочу преподнести. Серебряная. – Круто, давай, конечно, – оценил Чита, – а что в стопке? – Водка, качественная. У Барина отжал. – Дай-ка заценю водочку. – Шах, услышавший разговор, потянулся к стопке, но Николай схватил ее и убрал подальше. – Не тебе налито, – отрезал он, – для высоких господ. – Иди, дари, потом не в тему будет, – подсказал Леонид, наблюдавший за молодоженами. – Сейчас, сейчас. – Штык тоже смотрел на молодоженов, но в основном – на жениха. – Угости все-таки водочкой, у тебя же осталось, – произнес Шах, передвигаясь, пытаясь закрыть Николаю обзор. – Да отвали ты! – Тот держал стопку так, словно боялся, что торговец накинется на него и попробует отхлебнуть водки. Потеснив бородача плечом, Штык пошел к молодоженам, принюхиваясь к стопке. – Дебил, – сообщил Шах и, взяв фляжку, оставленную на столе, принюхался. – Ты чего к нему пристал? – поинтересовался Чита. – Кто такой Барин? – По грибочкам спец. – Дурью барыжит? – Ну, говорю же, по грибочкам… еще чего-то химичит. – Химичит? Этот Барин, по ходу, твоему приятелю отраву продал. – Чего? – Может твой друг попытаться жениха отравить? – Шах был напряжен, как пружина, готовая распрямиться в любой момент. Леонид вместо ответа грязно выругался и бросился за Николаем. Бородач кинулся следом. – Ты чего? – Штык обернулся, когда Чита схватил его за рукав линялого свитера. – Не надо. – Надо, – зло произнес Леонид и дернул так сильно, что ветхая ткань с треском разошлась по шву. Их стычка не осталась без внимания. Под пристальными взглядами личной охраны Власова Николай приблизился к молодоженам. – Ты что-то хотел? – поинтересовался жених медовым баритоном. – Принести извинения за ночное происшествие. – Парень глуповато и натянуто улыбнулся, будто ребенок, до конца не осознающий вины, но которому объяснили, что необходимо извиниться. – Примите в знак уважения. Шах, выскочивший за спиной Николая, словно чертик из табакерки, придержал его за локоть. – Господин, это недоразумение! – Торговец выглядел виноватым. – Я не знал, что продаю товар для подарка лично вам. – Ты хочешь сказать, что обманул этого молодого человека? – заинтересовался жених. – Это серебро, – Николай удивленно покосился на Шаха, – господин, примите… – Это серебро, – подтвердил меднобородый, – но вот водка… Скажем так, сгодится не для каждого желудка. Если бы этот лоб брал для себя… пей на здоровье, что ему будет? Наверняка и похуже употреблял. – Я понимаю, что тобой двигало, торговец, – усмехнулся Власов, – и не осуждаю. В твоем ремесле иначе никак. Но не могу допустить, чтобы ты наживался на моих людях.