Насколько я знаю, занятие в бассейне длится сорок пять минут. А что я буду делать в оставшееся время? Можно было бы устроиться в бассейн уборщицей или гардеробщицей — тогда я буду находиться в спортивном комплексе весь день. Но уборщица моет полы не только в самом бассейне, но и на этажах, и в вестибюле. То есть мне придется оставлять Надежду Викторовну без присмотра на какое-то время, а это никак не вяжется с работой телохранителя. Я должна придумать что-то, дабы находиться при вверенном мне человеке постоянно, неотступно. Вот только что?.. Поэтому я ухватилась за первую же возможность свести знакомство с Надеждой Викторовной. Мне несказанно повезло, что сегодня — как раз воскресенье, и у матери Дианы занятия в этом ее кружке исторических танцев. Надо же, никогда не думала, что у нас в Тарасове есть и такое заведение! Ладно там восточные танцы, танго, сальса, бачата… Все это весьма популярно в настоящее время, в городе полным-полно всевозможных академий танцев. Одна из них как раз находится на центральном проспекте города, правда, исторических танцев я там не наблюдала. — Мама посещает клуб под названием «Смауг», — пояснила Диана. — Это название взято из книги Толкина, так звали легендарного дракона, который разгадывал загадки и обладал некими гипнотическими способностями. Раньше в Тарасове был только один клуб исторических танцев, но несколько лет назад в нем произошел раскол, и образовались другие клубы — «Старый город» и «Вельса». Но мама стала ходить в «Смауг» уже после раскола, поэтому никаких конфликтов при ней вроде не происходило. — А почему Надежда Викторовна выбрала столь странное направление в танцах? — полюбопытствовала я. — Ей кто-то посоветовал заняться этим? — Мама общается со своими бывшими одноклассниками в социальных сетях, — пояснила Диана. — Одна ее школьная подруга, которая сейчас живет в Нижнем Новгороде, выкладывала фотографии, на которых она постоянно в каких-нибудь нарядах прошлых веков. Мама стала ее расспрашивать, что это и для чего, и подруга сказала, что ходит на исторические танцы, а там постоянно проходят балы. Мама же любит всевозможные шмотки, ей как раз одно подружкино платье понравилось. Вот она и нашла этот клуб, «Смауг», пришла на пробный урок, да так там и осталась. Диана сообщила мне местонахождение клуба — он располагался в здании Дома культуры и творчества на первом этаже. Я прикинула, что к пяти вечера я точно успею туда приехать, и попросила Диану показать мне фотографию ее матери, чтобы я могла узнать ее среди других женщин. Девушка вытащила свой мобильник, нашла наиболее удачный снимок и протянула мне телефон. На фото я разглядела женщину средних лет, с короткими светлыми волосами и мелкими чертами лица. Назвать ее красавицей было сложно, хотя я не понимала, что в лице женщины мне не нравится. Вроде нормальные черты — глаза не маленькие и не большие, нос весьма пропорциональный, губы имеют красивую форму… Однако, приглядевшись, я поняла, что мне не нравится в облике этой женщины. Взгляд — он был властный, жесткий и суровый, точно Надежда Чекулаева осуждала человека, на которого она смотрела. И губы — они были поджаты, что придавало лицу выражение неприступности и суровости. Вот если бы на фотографии женщина улыбалась или хотя бы смотрела чуточку доброжелательнее, уверена, ее можно было бы считать весьма миловидной и даже привлекательной. Удивительно, как много значит выражение лица — оно может испортить или, наоборот, украсить человека. Уверена, что весело хохочущая дурнушка выглядит куда красивее, нежели мрачная, гордая красавица, которая всем своим видом показывает, как ей все надоело и как все не нравится. Я посмотрела на Диану, сравнивая девушку с ее матерью. Моя собеседница совершенно не походила на бывшую спортсменку Надежду Чекулаеву. Не говоря о прическе, единственное, что было общего между Дианой и ее матерью, — так это овал лица и форма подбородка. Наверное, Диана унаследовала отцовские черты, так часто бывает. Я протянула телефон девушке и проговорила: — Надеюсь, я узнаю вашу маму. Только на нее вы не очень похожи. — Вы просто не видели фотографию мамы, когда ей было двадцать лет! — улыбнулась Диана. — У нее были длинные светло-русые волосы, естественно, отсутствовали морщины. И улыбалась она чаще — особенно на вручении медалей и кубков. Дома у нас висит фото мамы, когда ей вручают «золото». Там она такая счастливая, такая красивая… Я в детстве смотрела на эту фотографию и мечтала вырасти такой же, как и моя мама. Очень хотела быть на нее похожей — она казалась мне едва ли не богиней, такая знаменитая, такая умница… — Но и на фотографии в вашем телефоне вашей маме не дашь ее возраст, — заметила я. — Как я понимаю, ей около сорока шести — сорока семи лет? — Сорок семь, — уточнила девушка. — Морщин и правда нет, мама делала в сорок пять пластику лица. Это был подарок ей от отца — она все время ныла, что ее достали морщины вокруг рта, и, хотя папа и говорил, что любит ее такой, мама вечно была недовольна своей внешностью. Это у нее началось после ухода из спорта. Мне кажется, что, несмотря на тренерскую карьеру, в глубине души у мамы имеются комплексы неполноценности. Она чувствует себя ущербной — ведь раньше была спортсменкой, гордостью страны, можно считать! А сейчас — тренер, хотя и не рядовой, в бассейне провинциального города. Вот все это и вылилось в недовольство своей внешностью. После пластики она некоторое время сама себе нравилась, но потом другое началось — ей не нравится ее фигура, вроде не модельная. Хотя в сорок семь лет о каких модельных стандартах может идти речь! Мне кажется, маме все же следует снова вернуться в спорт, пускай и непрофессиональный. Но если она будет добиваться побед, то и комплексы пропадут. А так — хоть сотни операций делай, все равно она найдет, к чему в себе придраться. И недовольство собой выливается в недовольство окружающими, потому она такая строгая и властная. Но это лишь маска, которая скрывает неуверенного в себе человека… — Весьма точный психологический портрет, — похвалила я. — Ловко вы разбираетесь в людях. — Да что вы! — махнула рукой Диана. — Это же моя мама, я с ней всю жизнь прожила. Я же не бесчувственная табуретка, понимаю ее… — Это верно, — кивнула я. — Что ж, попытаемся во всем разобраться… Диана ничего не ответила. Наступило молчание, которое никто из нас не прерывал. Я внезапно вспомнила про свой давно остывший завтрак и кивнула на картофельное пюре. — Думаю, можно заняться нашими заказами, — предложила я. — А то и так все остыло… Диана посмотрела на свою тарелку с видимым отвращением, взяла в руки вилку и поковыряла картошку. Я приступила к еде с куда большим воодушевлением и, пока Диана издевалась над пюре, рисуя на нем вилкой какие-то узоры, быстро умяла весь гарнир с мясом. В принципе поваров, которые работают в кафе «День и ночь», можно похвалить — я даже не ожидала, что блюдо по столь смешной цене окажется настолько вкусным. А может, дело в том, что я попросту не завтракала? Диана к еде так и не притронулась. Что ж, это ее дело — я не собираюсь заставлять ее есть, точно маленькую. Покончив с завтраком, я проговорила: — Я берусь за ваше дело. Если вспомните что-то важное — звоните в любое время дня и ночи. И опять же, держите меня в курсе событий. Сообщайте, куда пошла ваша мама, с кем она встречается, как себя ведет… Мне важна любая — абсолютно любая информация. Говорите все, любые мелочи, так как именно они имеют в итоге решающее значение. В настоящее время где находится Надежда Викторовна? — Когда я ушла, она была дома, — сказала Диана с кислым выражением лица. — Сегодня, кроме танцев, она никуда не собиралась выходить. — Еще такой вопрос. Ваша мама водит машину? На чем она добирается до работы, до танцев? — У мамы есть водительские права, но она ими не пользуется, — проговорила девушка. — Когда у нее есть настроение прогуляться, она идет на работу пешком, но это только летом. Обычно ее отец отвозит, или она берет такси, когда он на работе. — А кем ваш папа работает? — поинтересовалась я. — Он редактор в издательстве, — сказала та. — У него свободный график, то есть он сам выбирает, по каким дням ходить на работу. Иногда берет на дом срочные задания. Раньше-то отец пять дней в неделю ездил в издательство, но теперь после повышения в должности он может сам решать, в какое время ездить на работу. Поэтому он старается брать себе дни в мамины смены, чтобы побольше находиться дома с ней. Несмотря на то что они давно женаты, отец по-прежнему очень любит маму, хотя временами она ведет себя с ним очень… жестко. Но отец спокойно терпит все, потому что считает ее хрупкой и ранимой. У папы очень мягкий характер, и он однолюб. Когда они с мамой встретились, папа влюбился в нее с первого взгляда. Так он сам рассказывал. Это было на одной вечеринке по случаю какого-то праздника. Папа даже не знал, что мама — выдающаяся спортсменка, она потом ему сказала. Так все и закрутилось… — А ваша мама, она как относится к мужу? Помимо того, что зачастую ведет себя не очень дружелюбно? — Сложно сказать… — пожала плечами Диана. — Мне кажется, она сейчас относится к нему по большей части как к другу, а не как к мужу. Со временем ведь чувства остывают, но когда они встретились, мама влюбилась в папу по-настоящему. — Что ж, понятно, — протянула я. — Сегодня ваш папа отвезет маму на исторические танцы, так я понимаю? — Да, он выходной, — кивнула Диана. — Занятия идут три часа, обычно папа домой возвращается, а в восемь встречает маму, и они едут вместе обратно. — Ясно, — подытожила я. — Ну что ж, тогда я думаю, мы с вами все обговорили. Если вы не собираетесь идти на работу, езжайте домой — попробуйте поговорить с вашей мамой, может, она расскажет вам что-нибудь про записки или другие странные случаи у нее на работе. Если что-то узнаете важное, немедленно сообщите мне. Диана заверила меня, что попытается вывести мать на чистосердечный разговор, и покинула кафе. Я же осталась в заведении — заказала себе чашку черного кофе и, неторопливо его выпив, отправилась к своей машине. Где находится Дом культуры и творчества, я знала прекрасно. Это было пятиэтажное здание неподалеку от набережной, где проходили различные занятия для детей и взрослых. Исторические танцы — не единственный кружок, который существовал здесь. Рядом с дверью висел стенд с рекламными объявлениями разнообразных секций и мероприятий, с ним соседствовала красочная афиша предстоящей новогодней елки двадцать восьмого декабря. Объявления призывали приводить детей в возрасте от четырех лет на занятия по рисованию, музыке, современным танцам и восточным единоборствам. Я обнаружила и рекламу клуба исторических танцев «Смауг», которая обещала научить всех желающих как бальным, так и народным танцам различных веков. Официальный день занятий значился воскресенье, однако, помимо этого, можно приходить и в будние дни, на дополнительные тренировки по ирландским и шотландским танцам. Сперва я думала изменить внешность, чтобы Надежда Викторовна не узнала меня, когда я приду в бассейн, но потом отказалась от этой идеи. Мне же надо познакомиться с ней и завести разговор о работе в бассейне, я рассчитывала, что женщина сама позовет меня в свой бассейн, поэтому необходимость в маскировке пропадала. Часы моего мобильного телефона показывали без четверти пять, я оставила машину на специальной парковке возле Дома культуры и творчества и направилась внутрь здания. В фойе дежурила администратор, а на лавочке переобувался в сменную обувь мальчик лет семи-восьми, который поставил возле себя большой чехол с каким-то музыкальным инструментом, судя по всему — с гитарой. В просторном помещении уже стояла большая искусственная елка, украшенная яркими праздничными гирляндами, мишурой и разноцветными шарами, а стены украшали всевозможные снежинки. Там же висели детские рисунки, видимо, работы учеников кружка рисования. Я порадовалась про себя, что захватила сменную обувь — не хватало еще, чтобы меня не пропустили из-за ее отсутствия, — и присела рядом с мальчиком. Ребенок долго и методично зашнуровывал шнурки на своем ботинке, и когда я уже переобулась, он только завершал работу над первым башмаком. Я встала с лавочки и подошла к администратору, немолодой женщине лет пятидесяти пяти — шестидесяти, и поинтересовалась у нее, где проходят занятия по историческим танцам. Женщина даже не посмотрела на меня, просто велела идти в третий кабинет и вернулась к своему занятию — чтению легкого женского романа в мягкой обложке. Я поблагодарила администратора и направилась разыскивать нужное мне помещение. Аудитория под номером «три» была открыта, однако народу, помимо невысокой женщины плотной комплекции, в ней не было. Женщина стояла ко мне спиной — она настраивала большие колонки на магнитофоне. Одета незнакомка была в обычные синие джинсы и черную футболку с короткими рукавами, волосы ее были забраны наверх в высокий пучок. На ногах у нее были не кроссовки, как у меня, а черные тапочки, наподобие чешек — видимо, в них танцевать удобнее всего. Я поняла, что это — скорее всего, руководитель кружка Юля Казанкова, про которую мне рассказывала Диана. На звук моих шагов женщина даже не обернулась, и я оглядела помещение, где должны были проходить танцы. Чем-то оно напоминало актовый зал, только без стульев и без сцены. Просторная комната, в которой из мебели находилась лишь лавочка, на которой сейчас стоял магнитофон. С левой стороны тянулись большие окна, одно из них было приоткрыто, чтобы проветрить зал, а справа во всю стену — зеркала, как в любом танцевальном кабинете. На противоположной от выхода стене имелся дверной проем, я предполагала, что приоткрытая дверь вела в раздевалку или уборную. Больше ничего примечательного в зале не было, поэтому я решила завести разговор с присутствующей в нем женщиной. Я подошла к скамейке с магнитофоном и вежливо поздоровалась. Только тогда женщина повернулась ко мне лицом — видимо, она настолько была занята своими колонками, что ничего не слышала и не видела. Когда я рассматривала ее со спины, то предположила, что ей около тридцати пяти — сорока лет. Крепко сбитая, но ни капли не полная, даже, я бы сказала, спортивная фигура могла принадлежать особе такого возраста. Однако лицо женщины казалось совсем не молодым — вокруг глаз и рта закрались предательские морщинки, которые дама даже не пыталась скрыть при помощи декоративной косметики. Прическа явно не соответствовала ее возрасту — слишком короткая и густая челка, которая подошла бы молодой девушке, но никак не женщине в возрасте пятидесяти лет. В ее взгляде читались одновременно и энергичность, и какая-то пожизненная усталость — словно женщина вела подвижный образ жизни, успевала везде и всюду, но организм не справлялся с чересчур бурным ритмом и сигнализировал о том, что ему необходим отдых. — Я в первый раз пришла, — начала я. — Мне посоветовали ваш клуб, я хотела бы научиться танцевать исторические танцы…