— Вы спасли меня, сэр, я так благодарен сэр, так благодарен! — Запричитал Гарри и из глаз его брызнули слёзы. — Я следую путём Заратуштры. Суть его в том, что каждый свободный нравственный выбор человеком благих мыслей, благих слов и благих деяний, делает мир светлее и правильнее. А значит, каждый человек может и должен стать на сторону Добра, — Гарри мелко закивал словам приближающемуся к нему Йему, охнул и опустил руку приложив её к кровавой ране, которую он прикрывал скомканной шляпой. Рейнджер навис над ним, слегка наклонился, поставив ногу на насыпь и неожиданно улыбнулся. — Но я видел как ты достал нож в салуне. Хотел пырнуть меня, незнакомого тебе человека. Мне кажется, твоя душа полна зла, — сказал Йем и потянул из-за спины мачете. Гарри вскрикнул и рванул револьвер, который прятал в шляпе, но рейнджер был просто нечеловечески быстр. Взмах тяжёлого лезвия обезглавил Скользкого Гарри раньше, чем он успел поднять оружие. — Я не вершу суд и не принуждаю к добру, я только защищаюсь от зла, — пробормотал Йем, — Ты бы мог просто ничего не делать и остаться в живых. Твоя подлая натура толкнула тебя к смерти, обещая жизнь. Глава 7. Долгий марш Это был приятный, даже не очень жаркий день Вокруг была радующая глаз зелень на нетоптаных полях — Билл мог бы даже улыбаться глядя на всю эту красоту, если бы не эти твари, с которыми ему не повезло родиться в одном городе. Билл хмуро оглядел отряд новобранцев. Еще пару лет назад и он с остальными сержантами, были такими же как эти молокососы. Сами молокососы, впрочем, считали себя ребятами тертыми. А то как-же — побывали в уже в паре стычек. Только Билл и остальные сержанты понимали, насколько же новое поколение Спрингвуда было не готово. У сержантов и их Лейтенанта было меньше шести месяцев, чтобы привить ополченцам представление о дисциплине, но большего они не успели. Дивизия вдруг воспрянула ото сна и уже ранней весной выбросила в Пустоши щупальца маршевых колонн, усеянных шипами орудий, конвоем гвардейских броневиков и офицерских траков. Ополчение Спрингвуда, в этом наборе, состояло из 108 человек. На службу сейчас шли гораздо охотней. За два года под властью Дивизии люди попривыкли к новым порядкам. К тому же, обнаружилось множество преимуществ, которое дает полное гражданство. Разумеется, значимые люди города смогли это обойти, но те кто не был достаточно богат чтобы сгладить превратности рождения, расценивали возможность отслужить и получить гражданство, как вполне заманчивую. А чего бы и не рискнуть на сравнительно нетрудной, пусть и опасной работе, в счет будущих возможностей. Можно было надеяться на вкусные и тихие посты городской стражи, или даже довольно удобный стул представителя от местного купечества. Этим, и многим другим, мог заниматься только гражданин, оттрубивший обязательный срок службы. Вдобавок, Билл с друзьями регулярно пересылал родным деньги. Сумма в 40 серебрянных долларов за убитого упыря, поделенная на десятерых, пусть и со всеми вычетами, все ещё оставалось достаточной, чтобы вызвать заинтересованность и среди вполне зажиточных середнячков, и уж тем более бедных горожан Спрингвуда. В этом наборе не все были из оборванцев. И даже больше того, двадцать человек пришли со своими ружьями. Обычные для пограничья вертикальные двустволки с калибром в 12,7 миллиметров. В Спрингвуде такие ружья называли “Старый Друг”. Может быть, конечно, кое кто и фыркнет презрительно, дескать старье и барахло. И совсем зря — тяжелая тупоносая пуля из Старого Друга, при небольшой удаче, раздробит даже матерому упырю лапу на расстоянии в сто шагов. Люди, которым приходится периодически проводить опыты по выживанию, относились к этим ружьям трепетно. Да и владели виртуозно — кажущиеся неудобным перезаряжание выполнялась жителями отдаленных хуторов, в виду постоянной практики, почти мгновенно. Но увы, таких хороших стрелков в ополчении было не много. Да чего тут темнить, с точностью у новобранцев было если и лучше чем у полуслепой свиньи, то не намного. Вступившим в ополчение не хватало практики. Ополченцы все же были не из самых богатых горожан, а патрон, даже на дымном порохе тянул на 40 центов. И это при том, что хороший Старый Друг, с красивым дубовым прикладом и небольшой гравировкой на граненых стволах, стоил ну никак не больше шестидесяти серебрянных долларов. А тот, что попроще, можно было прикупить и за двадцать. А за двадцать долларов можно было купить бычка. А за семьдесят — хорошую, молодую дойную корову. А три бычка или одна корова — это уже неплохое приданое… Потому патроны берегли и стреляли не по делу редко, разве что зажиточные хуторяне раз в месяц палили по пяток патронов, так и то сказать — палили они не в бутылки. Было им в кого стрелять… Так вот, в ополчение пришло полторы дюжины человек со своими Старыми Друзьями. Лейтенант Рой Дженкинс обрадовался им как родным. Тут же выделил их в отдельный взвод, поставил главным Валентина, купив ему за свой счет Старого Друга. Эти стрелки оказались освобождены от множества нужных и понятных, по мнению Билла, обязанностей простого солдата. Предполагалось что взамен они будет упорно тренироваться стрелять. Хотя, разумеется, на патроны денег не было. Другие ополченцы были отданы на растерзание Билла и остальных сержантов. Несмотря на то, что Топор Гарри много рассказывал о том как он будет зверствовать с новичками, единственный по настоящему требовательный сержант среди всех, оказался сам Билл, к которому намертво приклеилось прозвище “Злой”. Так его начал называть даже Лейтенант Рой. Кстати, о Лейтенанте — уж как Биллу не нравилось его подопечные, но поведение Лейтенанта ему нравилось еще меньше. С самого начала Лейтенант часто и подолгу пропадал по своим офицерским делам, фактически переложив обучение на плечи сержантов, оставляя за собой роль экзаменатора. Это еще пол беды — лейтенант стал дистанцироваться от своих ополченцев. Особенно это стало заметно уже после обучения. Когда их колонна втянулась в реку армии, разлившейся по дорогам. На марше сержант видел Лейтенанта даже не каждый день, тот обычно уезжал верхом в компании других офицеров прямо с утра и мог не возвращаться к отряду по несколько суток. Отряд Спрингвуда, крупный по меркам пограничья и крохотный в сравнении с огромной маршевой колонной Дивизии, был тем не менее, хорошо подготовлен к дальней дороге. Пара фермерских грузовичков на метане везли еду, немного боеприпасов и снадобья для раненых. К каждому грузовичку была прикреплена тележка с запасом воды и местом для восьми раненых. Личные вещи, запас еды, одежды, сменной обуви, палатки и даже разборные деревянные заграждения умещались на семнадцати телегах. В каждой телеге по две меланхоличные коняги. В начале похода телег было двадцать, но после стычки у развалин, три отправили домой. Честно говоря, назвать эту происшествие стычкой, Билл мог только скрипя зубами и через силу. Просто встали на ночевку вокруг столичного саперного батальона, который потрошил еще не до конца разворованные руины Древних. Не разворованные, потому как рядом гнездились упыри. Рядом была речушка, место было открытое, опять же суровые и бравые вояки из самой Столицы. Спрингвудцы не особо раздумывали, разбили рядом лагерь на ночь, предусмотрительно запаслись дровами и зажгли костры. Лейтенант к тому времени отсутствовал второй день, но сержанты крепко помня его науку, все сделали по его наставлениям. Как стемнело — упыри вылезли. Что тут скажешь. Не получилось толком поспать. Полночи были слышны вопли и пару раз на границе светового пятна мелькали нечеловечески быстрые и уродливые тени. Больше для поддержания морального духа, Валентин выстроил своих стрелков и сделал два залпа в темноту. Всю ночь нервные ополченцы пялились в темноту, сжимая в руках слипвелы, а хмурые сержанты скрывали растерянность за громкими выкриками команд. И тихой руганью поминали своего Лейтенанта. Утро принесло с собой невыразимое облегчение, известия о полуторадесятков трупов у саперов, и все еще пьяненького Лейтенанта. Который нашел в траве свежий труп матерого вурдалака. Чья-то счастливая пуля нашла глубоко запрятанный в костяном горбу мозг. Тварь была действительно матерая — челюсти были настолько здоровые, что в них можно было вложить шляпу, не сильно то и помяв. Лейтенант немедленно умчался в штаб, докладывать о своем успехе, а спрингвудцы, в виду отсутствия приказов, торчали на том проклятом месте до вечера. Под вечер явились не кто нибудь а гробари, в своих черных нелепых сюртуках и цилиндрах, и увезли мертвую тварь. Несмотря на то, что гробари однозначно заявили о том, что поблизости больше нет нечисти, вторая ночь на том же месте, оказалась почти такой же нервной. Явившись утром, Лейтенант напоролся на некоторое неподобающие высказывания от своих сержантов. Впрочем, Лейтенант быстро вернул себе их расположение, объявив что добился выдачи Спрингвуду десятой части трофеев, что раскопали саперы. Молодой но хитрый, Лейтенант также объявил, что за первый бой он не возьмет свою половину от награды. И напомнил, что капралу полагается две части добычи, а сержанту целых пять. И только потом сообщил, что им выплатят за этот бой двести тридцать долларов серебром. А потом посвятил перед строем в капралы семь человек. Шестеро из которых — те стрелки, что принесли не только “Старого Друга”, но и запас патронов и лошадей. А одного, по всей видимости, он выбрал случайно. Парня трудно было не заметить. Тезка Билла, бывший грузчик с пристани, здоровый мужик, примерно сорока лет, с очень зверской рожей. Отличился же он тем, что во время второй ночи, после очередной ложной тревоги, мечась по лагерю, умудрился упасть на собственный слипвэл, раскроив себе и без того уродливую рожу. “Кровь Спрингвуда должна быть оплачена” — заявил Лейтенант Рой, вручая этому растяпе капральский значок. Сержанты оценили достижения грузчика по своему, окрестив его Упырерубом. Когда прошел ужас и эйфория от первой стычки, те из ополченцев, кто поумней, прикинули, что за две ночи потных ладошек, дрожи в голосе и беготни на ватных ногах — они получат примерно по 2 доллара. Гарри Топор сказал, что это заработок одного, очень ленивого, лесоруба, примерно за неделю. Учитывая, что в армии они уже были больше полугода, многие начали подозревать, что их надежный план — “пойти в армию и разбогатеть” — может не учитывать некоторых нюансов. Стычка была две недели назад, а всего их отряд в пути был почти месяц. Настроение неуклонно падало. Сержанты, впрочем, держались молодцом. Путем рассмотрения проблемы со всех сторон (не без помощи алкогольных стимуляторов мозговой деятельности, конечно), они пришли к выводу, что в принципе, военный поход не так уж и плох. Во первых, есть хорошие шансы, что попытаются сожрать не тебя. Выбор то большой, главное выглядеть достаточно не вкусно. Во вторых, при этом есть еще и хорошие шансы отломить себе солидный кусок серебра — по всякому выходило, что сержанты получат за этот поход уже больше 10 баксов, а это уже почти в два раза больше, чем за одного упыря, которого они убивали раньше. И к тому же, забить упыря, даже и не такого матерого, слипвелами — на редкость муторное и травмоопасное дело. А тут у тебя для этого под рукой почти сто олухов со слипвелами, и Валентин со своими восемнадцатью стрелками. При некоторой удаче, дело могло стать довольно прибыльным. Этим утром они вышли на берег безымянной реки. За ней начиналась плотная застройка древних. А еще дальше, почти на самом горизонте, виднелись огромные рукотворные горы — раньше люди жили в них. Все замерли. Лейтенант, для разнообразия сегодня едущий на коне рядом со своим отрядом, отошел от шока первым. Привстав в седле, он приметил рядом холмик, на вид весьма удобный, и отстоявший недалеко от полуразрушенного моста. Так уж вышло, что спрингвудцы вышли к реке одни из первых. Даже саперы, что ехали на грузовичках, еще только выгружались. Не то чтобы Лейтенант сильно торопился — просто остальные отряды шли еще медленнее, чем они. Лейтенант Рой Дженкинс начал отдавать команды. И не поленился побегать лично. не помогая исполнять приказания, а мотивируя разленившихся сержантов памятными по обучению пинками и зуботычинами. А уж сержанты, со всей своей старательностью, передали волю начальства остальным ополченцам. Надо было выбрать удачное место для стоянки, объяснил Лейтенант Рой Дженкинс, когда вконец запыхался — скорее всего сюда будет стягиваться все войско Дивизии которое сильно растянулось на марше. Значит, пока все в кучу соберутся, стоять тут будем дня три. Надо нормально встать, чтобы и вода, и обзор, и все такое. Сержанты были люди тертые и думали о будущем. Поймав лейтенанта в благодушном и притомленном состоянии, они тихонько вытянули крохи информации. За каким чертом они сюда вообще приперлись? Этого лейтенант не знал, но ближайшие планы командования были еще не объявлены, но очевидны. Закрепиться по эту сторону реки, а потом — рывок в развалины Древних, с постепенным захватом кусков земли и возведением укреплений. Лейтенант присмотрел отличный холм, с крутым склоном, смотрящем в сторону реки. Он поехал вперед и поднял на холме свой штандарт. Остальные спрингвудцы добрели туда только через час. Билл, не давая уставшим людям расслабиться, тут же организовал один отряд молодняка, под мудрым руководствам сержанта Тихого, на рытье ямы под туалет. Топор и Валентин начали выстраивать повозки в полукруг, и вбивать колья ограждения. Еще полтора десятка человек, с ведрами и телегой с двумя бочонками отрядили за водой на реку. Но ни один сержант не захотел тащиться туда — солнце уже было довольно высоко и стало припекать. Гнусно воспользовавшись своим положением, сержанты увильнули от этого задания. Молокососы пошли сами. Хотя конечно, это был не порядок. Но Билл уже присел в тенек от грузовичка Лейтенанта, а Валентин принес кувшин пивка, малый подарок, переданный сержантам от стрелков-ополченцев. Все-таки эти парни были богатые, и взяли с собой из дома побольше многих. Билл вытянул ноги и расслабился. Лейтенант ускакал еще до того как спрингвудцы добрались до верхушки холма. Сержанты начали было недовольно ворчать, но их одернул Валентин. Дескать, лейтенант то поди и сам бы рад с нами быть, но нельзя ему. Должность такая, что нужно в кругу офицеров вертеться. Связи и знакомства заводить. Поднабрался, видать, от своих жирных стрелков житейской мудрости. Тьфу. Отдохнуть Биллу не дали. — Злой! Злой Билл! — раздался крик рядом. Билл встал, неторопливо отряхнул брюки шляпой и пошел на крики. Впрочем, их источник уже появился перед ним и сам. Тощий мальчонка, вроде как племянник Топора, с красным от крика и бега лицом, добежал до Билла, и согнулся, уперев руки в колени — так запыхался, что никак не мог отдышаться. Билл дал ему немного времени, а потом рявкнул: Анукаежтвоюмать! Смееерно и доложуй по усей форме! Пацан выпрямился и попытался встать смирно, выпятив цыплячью грудь. Быстро-быстро залопотал. Надолго его не хватило, но из сумбурного потока слов Билл уяснил — пацан потихоньку свалил в лес, чтобы не работать. Надо будет Топору сказать, пусть выпишет балбесу леща, по-родственному. В лесу лодырь был не один, а с еще одним парнишкой. А потом что-то страшное зашевелилось в кустах. Они вдвоем бросились обратно к своим, да только из леса выбежал он один. Увидев рядом Валентина, Билл попросил его распросить пацана подробней, а сам постучал кулаком по борту грузовичка. Стучать пришлось долго. Из-за борта высунулась толстая наглая рожа водителя-механника. Благодаря близости к начальству и высокоценящимся навыкам, механик вел себя нагло и в выражениях не стеснялся. Билл давно уже на него зубами скрипел и в этот раз не упустил случая поставить борова на место. Механик только открыл рот, чтобы обсыпать Билла отборным словесным дерьмом, как Бил резво подскочил к нему, и поймав механика за ухо, наклонил к себе, заорав своим лучшим командирским голосом: — Сигнал! Тревога! Механик охнул, вырвался. Судя по звуку, потерял равновесие и упал внутри грузовика. Билл довольно хмыкнул. Тревога, конечно, ложная. Но началась хорошо. Билл успел дойти почти до самых повозок, которые уже стояли полукругом, с поднятыми деревянными щитами образуя стенку, обращенную на пологий склон холма, когда наконец офицерский грузовик издал два долгих гудка. Это означало “к оружию”. Несмотря на начинающуюся жару и общую разморенность после марша самого разгара хлопот по обустройству лагеря, спрингвудцы показали себя хорошо — быстро расхватали слипвелы, разбились на десятки и бросились к своим местам. Сержанты могли бы собой гордиться — все таки чуток ума они в своих соотечественников вбили. Жаль лейтенант не видит. Билл забрался на телегу и привстав на цыпочки, помахал шляпой. К нему начали подходить остальные сержанты. Биллу, честно говоря было лень думать. Да к тому же еще и пиво… Пусть остальные решают, идти искать второго идиота, или тут стоят… — Костяные пауки! — заорали с повозок. Оравший дал петуха, в конце фразы перейдя на девчачий визг. Что говорить, а это признак паники, надо бы отправить туда Гарри, или сходить самому. Интересно, он кустов испугался, или в лесу и в самом деле есть кто? Билл повернулся к лесу. Он медлил не меньше трех секунд хотя после первого же взгляда убедился, что оравший был прав. Просто ну никак верить не хотелось. — К оружию! Поднять борта! Держим периметр! — совершенно диким и невероятно высоким голосом заорал Билл. Ну как заорал. Завизжал, скорее. Куда там девке, такой визг разве что свинье осилить. Биллу стало стыдно. Но не надолго — от леса, по паучьи перебирая лапами, к их повозкам приближалась смерть. Когда жизнь становится по-настоящему интересной, то ты уже не думаешь, как выглядишь со стороны. Глава 8. Добрый доктор Гробари не разговорчивы и исполнительны. Они делают самую грязную работу, какую только могут придумать. Они никогда не жалуются и всегда уходят после того, как дело сделано. И, конечно, люди их терпеть не могут. И дело даже не в том, что гробари воняют тухлятиной, выглядят как слегка подсушенные покойники и на многих — дурацкая маска с огромным носом и непрозрачными стеклами. Просто, само по себе появление гробаря — плохая примета. Примета смерти. Но даже на фоне и так зловещих гробарей, Белый Доктор выделялся своей особенной, впечатляющей жутью. В отличие от всех других, его маска была особенно гротескной, с огромной пастью подчеркнутой окрашенным в красное губами и носом, касающимся подбородка. Вдобавок, Белый Доктор мог похвастать невероятно длинными конечностями. Повозка Доктора, была гораздо больше обычных повозок гробарей, и запряжена сразу четырьмя лошадьми. А еще вокруг Доктора постоянно вилась стая ворон, но как раз это было уже вполне обычно для гробаря. Печать профессии. Снятую с костей плоть гробари, как правило, выбрасывали, и крылатые падальщики быстро связывали людей в пыльных цилиндрах с едой. Прямо сейчас Доктор шел пешком, небрежно помахивая огромным кожаным портфелем с массивными замками. Повозку пришлось оставить — убийцы его собрата забрались далеко от дороги. Относительное бездорожье пустошей его повозка еще могла преодолеть, но эти беспокойные люди нашли тут старые развалины и не побоялись залезть в них. Доктор остановился и осмотрелся вокруг. Его глаза было невозможно разглядеть сквозь круглые стекла массивных, плотно прилегающих к маске очков. Наконец он уставился на покосившуюся бетонную коробку прямо перед ним. Вороны подняли крик и бешено закружились вокруг Белого Доктора, пока он так стоял. Из темного провала входа выступил старый индеец, с бесстрастным лицом и рукой на перевязи. В здоровой руке он небрежно держал томагавк — так, чтобы Доктор его видел. Йем опознал бы этого индейца как того, кто думает, что его зовут Хитрый Койот. И Йем был категорически не согласен с эпитетом Хитрый. На голове старого индейца красовался цилиндр, снятый с убитого гробаря. Он некоторое время рассматривал Доктора, а потом сказал: — Я ждал что ты придешь, — голос у индейца не сильно отличался от криков вороньей стаи и разобрать слова было трудно. Он находился не меньше чем в пятидесяти шагах, и выступил из тени так, чтобы можно было быстро спрятаться, окажись у Доктора ружье или пистолет. Койот приглашающе помахал Доктору: — Подойди и сделай то, зачем пришел. Доктор улыбнулся если бы смог. Его уже очень давно не пытались заманить в ловушку. По видимому индеец был издалека. Люди совсем не с таким выражением лица встречают Белого Доктора. Доктор наклонил голову набок и демонстративно уставился на камни за которыми спрятался второй индеец. Кажется, у второго был лук. Какая нелепая засада. — Плохие предчувствия? — красивый и громкий как звон стального листа, голос раздался прямо над старым индейцем, заставив того отскочить в укрытие. — Руки-ноги отсеки, косточки в огонь сложи, — заговорил девичий голосок детскую считалочку с другой стороны, заставляя Койота беспокойно метаться взглядом по камням. С третьей стороны раздалось: — Дезинфекция нужна, жди цилиндр гробаря, — эта фраза была произнесена мужским глубоким голосом. Детские считалки, поговорки и песенки про гробарей обрушились на индейцев лавиной, словно кто-то перевернул грузовик со словами. Фразы переплетались, звучали одновременно и наоборот, дробилась на отдельные слова, словно множество людей говорили лишь по одному слову вперемешку и тут же замолкали. Хитрый Койот наткнулся взглядом на огромного ворона, приземлившегося совсем рядом, зарычал, давя гневом страх, и замахнулся томагавком, намереваясь прикончить наглую птицу. И тут что-то очень сильное и белое, вздернуло его вверх, приложив о скалу, и придавило к земле. Тощая белая лапа, словно сплетенная и проволоки держала его поперек живота. Невероятной длинны пальцы на длинной узкой ладони вцепились в тело индейца как когти хищной птицы. Этот гробарь подобрался так близко, надо ударить его томагавком… На Койота накатила странная слабость, в глазах заметались яркие пятна, будто он зашел в темноту после того как побывал на ярком солнце. Все еще рыча Хитрый Койот завертел головой, пытаясь понять что происходит. Почему сын не утыкает стрелами этого странного человека и что удерживает Койота над землей… И тут его блуждающий взгляд наткнулся на сломанный лук сына. Койот закричал от ярости, загоняя в глубь страшную догадку, забился, но тут его сознание заволокло белым туманом и он отключился. Осторожно положив старика, Доктор проверил, не добавилось ли у старого индейца переломов. — Не надо было мне так близко подлетать, согласен, — извиняющимся тоном сказал крупный ворон. — Не переживай Хуги, — ответил ему другой такой же крупный ворон с верхушки камня, за которым прятался Хитрый Койот — Мы все будем считать, что ты его мастерски отвлек. И даже немного напугал.