— В конце концов, как бы мы не относились к Дивизии, это ведь государство, — полузнакомое слово заставило Йем бросить короткий недоуменный взгляд на Учителя. Тот заметил и попытался объяснить. — Дивизия несет единый закон, создает правило и в конце концов делает жизнь людей спокойнее, предсказуемее и главное, безопаснее. Может это не так очевидно сейчас, но становится очевидным, если сравнить с прошлым и будущим. — Орден ушел из этих мест, — вдруг догадался Йем. — Ты остался встречать тех, кто возвращается из странствий, потому как никто другой не заставил бы рейнджеров бросить людей и бежать от надменных идиотов, что жаждут власти! — Хорошее, понятное и простое объяснение. Которое объясняет все. И, как это обычно и бывает с хорошими и понятными объяснениями, на самом деле ложь, — мягко ответил Учитель, но в последних словах в его голосе проскочили холодные, непреклонные нотки. Йем молчал, ожидая. И его терпение было вознаграждено. — Лет пять назад, я вдруг понял, что слишком много важности придаю себе. Это не случилось вдруг. Медленно, с трудом, путем медитаций и постов, я смог усмирить гордыню, этот дар Ахримана, и увидеть мир таким, какой он есть. И тогда я понял, что я сделал даже больше, чем надеялся. Зато перестал делать, что должен. Учитель совсем уж неподобающе крякнул, уселся поудобнее, вытянув ноги. — Может пойдем наверх, попросим чая и сладостей, посидим на вечерней прохладе в удобных креслах и поговорим там? Нет? Ну ладно. Видишь ли, Йем… Когда я основал Орден, я совсем не надеялся на успех Я готовился к вечному поражению. Это ведь довольно опасное дело, охотиться на чудовищ. Да, Ормузд помог мне в том, что я могу одаривать людей силой и скоростью. Я могу дать человеку крепость тела и долголетие. Я не могу одарить этом весь мир, поэтому тех, кого я смог наделить этими дарами я также и обременял целью. Рассказывая о вечной битве Ормузда и Аримана я делал из вас Воинов огня, что должны были очистить эту страдающую землю от порождений тьмы. Я был готов к вечной войне. И я оказался не готов к тому, что мы можем победить. Это ведь трудное дело, убивать чудовищ. И очень опасное. Признаться, мне казалось, что этот путь слишком опасен. И так оно и было. Сколько тебе, Йем? Шестьдесят лет? ты, пожалуй самый старый из рейнджеров, кто все еще уходит в странствия. Скольких я посвятил в Воины Огня вместе с тобой? Семерых? — Девять, считая меня, — тихо сказал Йем. — Да, удачный был год. И сколько погибло в тот же год? — спросил Учитель и на его лице привычную тихую улыбку сменила такая же тихая, но очень глубокая грусть. — Шестеро, — ответил Йем. Как давно это было. И он до сих пор помнил их имена. — В конце концов, из того выпуска остался только ты, — тяжело вздохнул Учитель. — И мне казалось, что так и будет впредь. Но нет. Добро всегда побеждает зло, если дать ему время. Мы учились. те, кто вернулся, рассказывали как им удалось выжить. Они приносили с собой знания, оружие, навыки. Орден становился сильнее. В прошлом году я посвятил Огню двадцать новых рейнджеров. В их обучении мне помогали ветераны, каждого из этих молодых людей взял себе в ученики опытный рейнджер. Они еще несколько лет будут иметь опытного наставника, который не даст им совершить множество глупых ошибок, прежде чем они достаточно окрепнут чтобы нести Огонь во тьму самим. Все очень изменилось с того времени Йем, как я обучал тебя и твоих братьев. Сейчас я буду удивлен и расстроен, если узнаю что хоть один из этих двадцати не пережил первый год. Мы стали сильнее. Лучше. Нас стало больше. И, может статься, я стал не нужен. Йем озадаченно молчал. Он не вполне понимал, о чем говорит Учитель. — Лет пять назад я начал основывать новые крепости. Я не скажу тебе где и сколько. Если все будет сделано правильно, то пройдет еще лет сорок и я сам не буду знать сколько их. И, конечно же, в каждой крепости Ордена нужны наставники и Учитель. Я стал лишь одним из многих. Как сказал твой спутник, Джим, открыл франшизу, — Учитель задорно расхохотался, — Вот уж не думал, что снова услышу это слово. — Значит я должен остаться и натаскать щенков, — предположил Йем. — Вот уж нет. Прости, Йем, но не думаю что из тебя выйдет хороший наставник. Сколько ты уже путешествуешь вместе с Джимом? Два дня? И ты до сих пор о нем ничего не знаешь. Кто он, откуда, а главное куда он едет. — При чем тут этот пацан? Зачем мне выяснять все это? Может мне начать здороваться с каждым, кто встречается мне на дорогах? Эти знания не помогут мне на пути Ормузда! — рявкнул Йем. Зачем ему говорить о пустяках сейчас, когда речь ведется о таких серьезных вещах. — Откуда тебе знать, если ты не спросил? — ответил Учитель и ехидно хихикнул. Йем некоторое время недовольно молчал. А потом все повторил вопрос: — Что я должен делать теперь? — Наставников я найду и без тебя. А тебе следует выполнить просьбу страждущего, Йем. Если ты не забыл, то это одно из наших правил. Отвези Джима на побережье. Его история невероятна и ты в неё, как мне кажется не поверишь. Но тебе достаточно знать, что я в неё верю. А еще мне кажется Ормузд не зря свел ваши пути вместе. Возможно, это самое важное задание для твоей жизни. Учитель покряхтывая встал и засеменил прочь. — Мы не договорили, — сказал ему в спину Йем. — Да. Мы с тобой так и не поговорили как следует. Надо было это сделать еще в твоем детстве. Теперь то уже поздно, — не оборачиваясь ответил Учитель и с противным хихиканьем и неожиданной скоростью убежал вверх по лестнице. Йем вздохнул. Учитель мог сколько угодно притворяться слегка сумасшедшим стариком, но если уж он принял решение, то мало что могло помешать осуществиться его планам. Так оно и случилось. Ранним утром следуещего дня, чистеньких, подремонтированный и снабженный всем необходимым грузовичок Йема двигался прочь от крепости Ордена. В кабине сидели Йем и Джим. Оба выглядели донельзя недовольными. — Почему Руфус остался, а я не могу? — вдруг спросил Джим. Йем удивленно посмотрел на него. И сразу же понял, что паренек нашел в Ордене девушку. Для этого не нужна была особая проницательность. “Луше бы его снова горга приглушила”, с тоской подумал Йем. Может сказать Джиму, что они быстро съездят на побережье и вернутся через пару недель? На дорогах множество опасностей. Сказать, что он найдет другую? Все это слишком похоже на ложь. И решил промолчать. Путешествие обещало быть тяжелым. Как иногда говорил Учитель, "Путь Ормузда часто кажется самым трудным, но в итоге только он ведет к цели". Йем с тоской подумал, что его место сейчас было там, далеко на западе. Где сейчас армии Дивизии штурмуют логово зла. С такой силой за спиной и при некотором везении он бы мог истребить зла не меньше, чем за всю свою долгую жизнь. — Почему мы здесь? Зачем едем неизвестно куда? — задумчиво повторил Йем. — Это мне нужно спросить у тебя. Джим нахмурился и отвел взгляд. Прошло долгое время, но парнишка так и не ответил. Тоже не плохо, хотя бы перестал ныть. Жизнь соткана из трудностей, идти по ней труд. А счастье состоит из маленьких радостей, важно их замечать и ценить. Глава 12. Битва у Лысого Холма Пока Билл приходил в себя, жизнь шла своим чередом. Сейчас был черед хаоса и страха. То, то лейтенант присмотрел себе этот холм, как удобный для обороны, оказалось с одной стороны правильно. А с другой нет. Потому как то, что на нем встали спрингвудцы, ничуть не отменяло того факта, что холм над местностью господствовал, с севера прикрывал поле удобное для лагеря, на которое встали опытные отряды, что прибыли до спрингвудцев, и значимости своей совсем не терял в глазах других офицеров. Это значило, что как только к месту будущего капитального лагеря стали прибывать все новые и новые отряды, то кто-то из главнюков холм заметил и незамедлительно велел на него сесть покрепче. На “спрингвудский” холм влетали траки офицеров, вокруг рассыпалась личная сотня третьего майората — в белых доспехах, с трехствольными “друзьями” и тяжелыми стальными щитами до груди. С майором пришли и его личные вассалы. Всего не меньше трех сотен стрелков, двадцатью грузовиками, сотней телег и шестью гантраками. Эти суровые парни отличались от ополченцев города Спрингвуд, как петух от курицы. У всех, прямо вот у каждого, были пистолеты за поясом, у некоторых вдобавок короткие обрезы с расширяющимися к концу стволами, для стрельбы картечью в упор. В руках — длинные трехствольные ружья. Были, кое у кого, и автоматические винтовки — дикая невидаль. Ну и гранаты, бомбарды — вооружены как следует. И защищены неплохо. У всех латные или кольчужные воротники, глубокие шлемы с забралами, защищающими лицо и шею, наручи, поножи, стеганная броня и даже кирасы. Спрингвудцы, столпившиеся внутри их большого охранного периметра, словно бы выдохнули и расслабились. С такой-то силой вокруг им и драться не придется, хоть бы ночью из Руин и три Волны пришло. Но и это еще было не все. Часа не прошло, как нагнали работяг с кирками да лопатами — те споро соорудили земляной вал со рвом, укрепили сборными деревянными щитами, полностью заключив внутри спрингвудцев, сделав их повозки внутренним кольцом. А потом привезли Небесный Огонь — древние машины, “минометы”, как назвали их офицеры. Древние орудия, установленные на прочные грузовики, покрытые медными украшениями и искусной росписью со сценами из битв в которых они побывали. Красота и мощь древних орудий войны, так воспетая во многих балладах, в реальности была не такой уж и впечатляющей. Сами орудия не впечатляли размерами. Стволы были коротковаты, хоть и толстые. Да и было их всего шесть штук, упрятанных в грузовики с открытым верхом и высокими бортами. Стволы были задраны в небо, словно и не угрожая никому вокруг. А вот мины Биллу, привыкшему иметь дело с кустарным производством, сильно глянулись. Красивые, хоть дома на полку ставь. Набранные вручную тысячи керамических ромбовидных лепестков, что должны были разлетаться при взрыве, формировали по поверхности каждой мины спиральный узор, нужный для придания вращения в полете. Хвостовик на стальном стержне, раскрашенный в яркие цвета. В каждом сундуке свой цвет — по особенностям начинки, надо думать. Медный, начищенный до сияния, взрыватель в форме маленького распятия. Да каждая такая мина должна стоить как десяток “Старых друзей”. Эта мысль Билла впечатлила больше, чем все остальное, что он пока увидел. Вокруг минометов суетилась обслуга в церемониальных одеяниях — доставали изысканно-красивые луковицы снарядов из резных сундуков, суетились у минометов, чертили хитрыми мерительными пластинками колдовские линии на загадочных своих свитках с цифрами. Жуткое дело. Лично Билла удивило еще, что все работы закончили до того, как начало темнеть. Уже и в сумерках Армия Дивизии продолжала прибывать. Сильно растянувшаяся на марше, у лагеря она выстраиваясь в походном порядке, втягиваясь в гудящий, освещенный множеством огней лагерь. Да какой там лагерь, самый настоящий город вырос на берегу речки всего за несколько часов. Злой, рычащий мотор и лязгающий гусеницами, грохочущий сталью город, который рычал сотнями моторов и кричал на тысячу голосов, выискивал врага в тенях, целя в подступающий вечер деревянными кольями возимых укреплений, освещая землю вокруг себя далеко вынесенными кострами. Мало кто ставил палатки — Лейтенанты и Капитаны формировали лагерь, размещая своих людей между своими траками, окружая свои отряды повозками и грузовиками с опущенными бортами, словно стенами. За несколько часов у подножия “спрингвудского” холма пролегли улицы и появились целые кварталы. Словно единое живое существо, эта ругающаяся и исходящая дымом и паром масса войск и техники выбрасывала в стороны рвы, а из неё, как грибы из мха, вырастали наблюдательные башни. Как гантрак покрывают броней, покрывали люди свой лагерь передвижными и вырытыми наспех укреплениями. В центре реяло знамя Дивизии, рядом личный штандарт Полковника. А совсем рядом с ними вбил в землю огромные стальные костыли передвижной храм, величественно вытягивая вверх на гидравлических башнях центральную колокольню и четыре башенки. На башенках зарыскали, как злобные глазки, установки с пушками гатлинга во вращающихся спонсонах. В нескольких других, особо насыщенных пушками и броней местах, поднялись чуть меньшие размером, чем знамя Полковника, знамена Майоров. До полной темноты успели почти все. Почти. Первыми встретились с вечным врагом отставшие. Крики и выстрелы, раздавшиеся вдалеке, подстегнули тоненький ручеек, который еще втекал в боевой лагерь Дивизии. Люди бросали сломавшиеся машины, распрягали коней из поврежденных повозок, сбрасывали с кузовов тяжелые грузы, просто спрыгивали с застрявших в раздолбанной колее телег и бежали к земляному валу. Среди отставших, как волки среди овец, мелькали Костяные пауки. У многих офицеров были длиноствольные ружья с прицелами кратного увеличения — драгоценность, передаваемая от поколения к поколению в их семьях. Оружие благородных, даже патрон к которому требовал столь точной выделки и многих знаний, что их могли сделать лишь три гильдии по всей Дивизии. Да даже снаряды Небесного Огня, наверное, делать было легче. Но сейчас было не время для экономии. Сухие хлопки выстрелов стали предвестником первых потерь неживых. Костяные пауки, то один, то другой, словно получали пинок от невидимого великана. Катились по земле, на секунду замирали, а потом поднимались и ковывляли в обратную сторону, теряя части своих тел. Некоторые даже тут же валились кулем, дергаясь в предсмертной агонии. Меткому огню людей удалось отогнать самых наглых пауков. Последние из отставших людей Дивизии уже втягивались в импровизированные ворота укрепленного лагеря — длинный бронетрак с рядом бойниц, составляющий часть наружного периметра, просто отъехал в сторону, давая возможность людям войти. В этот момент снова напали на их холм. Волну упырей учуял Слухач, что был с батареей Небесного Огня. Господь не дал людям чувство, которым бы можно было определить скверну, но одарил некоторых способностью её чуять, видеть или слышать. Этот был из тех, что слышат. Словно пустынный суслик он вытянулся на гантраке Майора, зажмурившись и поводя оттопыренными ушами. — Идут! — хрипло сказал он. — Тихо, — заорал командир батареи Небесного Огня в чине аж капитана. Не наследный титул, значит не из офицеров. Сам выслужился. Морда у капитана была вся в шрамах и злобная как у упыря. Полированная его броня с серебрянной насечкой ловила многочисленные отблески факелов и костров вокруг, окрашиваясь красным. “Внушительный дядька, капитан то наш,” — сказал кто-то рядом с уважением. Люди вокруг затихли, поэтому прозвучала эта фраза громко. Капитан зыркнул недовольно, ища глазами сказавшего, но ничего больше не сказал, а только руку вверх поднял, с раскрытой ладонью, к тишине призывая. Стало так тихо, что голос капитана, хоть и привычного к командному крику, но все же не громкий, разнесся чуть не по всему холму: — Кто? Где? Сколько? — Топочут сильно, слышу, что много. Кто, разобрать не могу. А, они брод нашли. Или мост? Две тысячи четыреста двадцать шагов до них, вот там, — слухач, не открывая глаз вытянул руку в сторону леса. Капитан крикнул какие-то цифры прислуге у минометов. Те споро разбежались, одни начали готовить бомбы, другие со своими колдовскими штуками у листов бумажных склонились. Минуты не прошло, как с глухими хлопками, похожими на щелчок огромного кнута, минометы метнули бомбы. Звук не казался громким, но жутко бил по ушам, прям до боли. Билл стоял недалеко от одного из минометов, установленного прямо в грузовике. Билл тоже стоял на высоком стрелковом помосте, а спрятаться, опустить голову ниже дульного среза, как сделали это все остальные, не догадался. Вернее, догадался, но уже после того как схватился за уши и засквернословил. Правда, несмотря на звон в ушах, в голове наконец прояснилось. Настолько, что он даже заметил, что стоит в чужих штанах. Штаны, в общем, были хорошие. Но в его старых было огниво, табак, трубка и ложка. И где теперь это все искать. До того как из-за леса раздался отдаленный рокот взрывов минометы успели выстрелить ещё трижды. Слухач спустился с грузовика на землю но так и стоял в прежней позе, не опуская руку. Только чуток меняя направление, на которое ей указывал. Капитан, слушая указания Слухача, командовал прислуге. Те работали спокойно, с достоинством даже, но быстро. Звуки взрывов стали глуше. Билл обрадовался было, что нечисть шуганулась и уходит, но быстро понял, что просто это мины стали рваться в лесу. Глушат звук деревья. Каждую серию разрывов люди приветсвовали одобрительными шуточками. Но очень скоро стало понятно, что взрывы приближаются. Кто бы не шел к ним, шесть орудий Небесного Огня не смогли его остановить. Иногда неведение счастье. Билл не знал о тех, с кем ему предстоит столкнуться. И это было хорошо. Ведь их было очень много. Почти три сотни упырей. Старых, матерых. Пожалуй, такой Мертвой Волны бы хватило, чтобы вырезать городок размером со Спрингвуд. Да даже и от половины бы вряд ли спрингвудцы отбились. Упыри шли через лес ведомые четырьмя горгами, шли не очень быстро — не хотели шуметь. Но это не помогло. То и дело среди них рвались мины. Иногда мины срабатывали от удара о ветви деревьев. Острые осколки, слишком крупные для людей, рассчитанные на то, чтобы калечить нечуствительную к боли и трудно травмируемую плоть неживых, секли упырей. Отрубали им лапы, рвали на части тела, крошили челюсти. Горги пытались рассредоточить свое воинство, но это ослабляло контроль. Жадные до плоти и тупые упыри вырывались вперед, помня о том куда им надо, но уже не слыша волю своих пастухов. Горги, когда-то бывшие людьми, еще несли в себя память о человеческих чувствах, но уже очень давно их не испытывали. Однако сегодня, в грохоте разрывов, на их полумертвые разумы легла тень удивления. Как живым удалось их найти и так точно стрелять? К несчастью для живых, мертвые могли долго бежать не сбавляя скорости. Они хорошо подготовились к этой ночи, медленно собирая со всех руин впавших в спячку чудовищ и сгоняя их поближе к этой долине. Нигде больше Дивизия бы не смогла поставить лагерь. И, что важнее, за один вечер армия людей не успеет укрепить его. Эта ночь должна была стать пиром. Очередной победой вечной жизни над слабой плотью. Их задача — захватить холм. Чтобы живые не могли стрелять с него и мешать тем, кто ворвется в их главный лагерь. Малая, возможно и не нужная мера предосторожности. Но их сердца не бились, гнев или страх не мешал мыслить тем, кто мог мыслить и потому рациональность такой атаки была очевидна. Силы были выделены более чем достаточные. Но этот изматывающий обстрел сильно портил план. Еще до того, как основная масса упырей вышли к холму, многие из них были уже посечены осколками от разрывов мин. Горги замедлили бег, стараясь собрать упырей в кулак. Некоторые из упырей, те кто отбился от стада, уже выскочили из зарослей и побежали вверх по склону, навстречу сладкому запаху живой крови и теплу охранных костров. Их заметили. Подняв ракетницы, офицеры выстрелили из них вверх, развесив над лесом на малых парашутиках “лампы” алхимического огня, что осветили все зеленовато-фиолетовым светом. А потом на опушку, где лес уже не был такой густой, обрушился залп древних минометов. Их 120-ти миллиметровые снаряды, каждый из которых был сделан вручную, с тщательностью и любовью, взрывались в кронах деревьев орошая все вокруг острыми ромбовидными лепестками из твердой керамики. Эта изысканная белая красота рвала дерево, крошила камень и легко рубила в фарш некроплоть. Волна не удержалась, не смогла вытерпеть ставший слишком уж точным обстрел и ускорилась, покрываясь проплешинами от каждого взрыва. Толпа бело-серых чудовищ выскочила на опушку леса, освещенную мерцающим и неярким химическим светом и попала под слаженный залп Сотни Майората, охраны Небесного Огня и двух десятков боевых лейтенантских траков приданных в усиление. Остальные стреляли вразнобой, выделялись разве что залпы стрелков Валентина. Но и те сравнения со слаженностью людей Майора не выдерживали. До леса было слишком далеко, к тому же вокруг был густой подлесок. Ружейный огонь не был губителен, но был подавляюще сильным. Пули срезали ветки с деревьев, взрывали землю и достаточно часто с глухим стуком били в упырей заставляя их спотыкаться, иногда даже сбивая с ног. Бесконечно далекие от всяких чувств некроконструкты пришли в секундное замешательство, но подстегигиваемые приказами, что транслировали им три оставшиеся в живых горги, пошли прямо на пули. Холодный нечеловеческий разум, безразличный к жизни и смерти, своей и чужой, все же подсказывал им лучшие пути для достижения цели. И бежать вверх по простреливаемому склону холма было не оптимально. Это подсказывала судьба вырвавшихся вперед, самых быстрых. Стремительный бег по склону обычно кончался несколькими попаданиями пуль, потерей конечностей и мучительным добиванием корчащегося от попаданий упыря, которого пули буквально медленно разрывали на части. Но они, конечно же, попытались. Плотная масса Мертвой Волны, нечувствительная к потерям, стремительным рывком преодолела половину расстояния до пахнущих порохом и потом живых, не обращая внимания на зудящие комки металла, засевшие в шкурах и десяток упавших неудачников. Тех, кому не повезло поймать пули в нервные центры. В любое другое время это дармовое мясо заставило бы упырей драться между за собой, чтобы урвать кусочек. Но сейчас, такая сладкая, такая живая, такая редкая добыча, пусть и опасная, была куда желанней. Как оказалось, Волна вышла прямо под разрывающие их на части очереди 17-ти миллиметровых гатлингов, за которыми сидели отчаянно ругающиеся Лейтенанты. Забавно, но ругались они не на упырей, а на дороговизну патронов. Их очереди были скупыми, но точными — почти все пули с деревянным стуком впивались в псевдоплоть упырей. Тяжелые, тридцатиграммовые пули со спиленным наконечником раскрывались при попадании как цветок, оставляю чудовищные раны, кроша кости, отрывая конечности. Каждое такое попадание убило бы человека на месте или ранило так тяжело, что он не смог бы сражаться. Упыри падали, катились, оставляя на земле куски плоти, но поднимались и хромали вперед на оставшихся конечностях. Волна дошла до самых сторожевых костров. До деревянных бортов за которым укрылись люди оставалось жалкие двадцать метров. Люди стреляли вразнобой, но с хладнокровной эффективностью. Все чаще метко пущенная пуля попадала в разваренную пасть или в слабое место которое можно бы было назвать виском и проникала в мозг. Люди убивали то, что должно было жить вечным. Гатлинги раскрутили стволы и выплевывая за эти минуты целые состояния, словно плугом вспахивали ночь, землю и некроплоть. Последние двадцать метров оказались непреодолимы. Слишком много свинца в воздухе. Волна замешкалась. Воля, направляющая орду упырей иссякла. Волна уже потеряла горгу в сумятице первых залпов, и вторую от метких пуль чуть позже. Упыри застопорились, попятились, попрятались за трупами, прижимаясь к земле. Люди почувствовали перелом. Раздались победные крики. Грохот выстрелов немного стих. Приходилось выискивать себе цель. Позиции вокруг вершины холма заволокло дымом от пороха. Но вдруг, с другой стороны лагеря, тоже началась стрельба. Ловко вскарабкавшись по почти отвесному склону холма, несколько десятков посланных в обход упырей выскочили внезапно прямо перед отвлекшимися на происходящее в другой стороне линией стрелков и рванулись навстречу редким выстрелам. И запутались в предусмотрительно приготовленных спиралях колючей проволоки. Из-за высоких бортов телег вылетели горшки с горючим составом и медленно вращаясь стали падать среди упырей. Лопаясь, горшки выпускали из мутную тягучую жидкость, которая тут же загоралась на воздухе. Языки синевато-оранжевого пламени появлялись сначала несмело, а потом мгновенно вырастали в ревущие огненные шары. Огонь охватил весь склон. В вздымающихся на высоту амбара огненных языках были видны охваченные пламенем упыри. Они метались в поисках спасения и падали под пулями, сгорая синим химическим огнем. Последняя горга отозвала упырей. В этой короткой атаке они потеряли больше сотни упырей, еще столько же были серьезно повреждены. И это древние, матерые, мощные некроконструкты. Хуже всего то, что атака не принесла заметных результатов. Горга ослабила контроль, позволяя оставшимся разбрестись по лесу. Сожрать убитых и поврежденных, восстановить силы. Минометы перестали стрелять. Увы, но снаряды к ним не были бесконечны. Билл, все это время простоявший позади отчаянно палящих куда-то в темноту стрелков Валентина, вдруг понял, как устал. Он с облегчением опустился на землю. Как-то само собой получилось, что сержанты собрались тут же. Они молча всматривались в темноту леса, все еще подсвечиваемую редкими “светилками”, которые продолжали запускать офицеры майората. Но потом Валентин, с черным от порохового дыма лицом, молча указал назад. На основной лагерь.