— Мы с ним ходим в один фитнес-клуб. — Ха! Над головой кружила какая-то хищная птица, пронзительно крича. — Ладно. Давай, только по-быстрому. Ривер уселся в джип и снова позвонил Кэтрин. — «Харриеры» еще не отозвали? — Не знаю, Ривер, — с непривычной дрожью в голосе сказала она. — Я позвонила в Контору, но… ты там не рядом с телевизором? — Вообще-то, нет. — В Сити черт знает что происходит. Офисные работники пытаются оттуда выбраться, а демонстранты хотят туда пройти. Боже мой, Ривер, это все из-за нас. «Из-за меня», — подумал он и сказал: — А мне говорили, что я никогда не устрою ничего хуже Кингс-Кросса. Страх тугим узлом стянул его внутренности. — Но теперь-то ты точно знаешь? — спросила Кэтрин. — Самолет не врежется в «Иглу»? — Кэтрин, нас подставили. Меня, Лэма, всех. Для того чтобы создать хаос, совсем не обязательно направлять самолет в небоскреб. Достаточно и того, что мы вообразили, будто это произойдет. — Кстати, есть еще кое-что. Этот русский, Пашкин… Он не настоящий. — А кто? — Не знаю. Телефоны Луизы и Маркуса не отвечают. Но сейчас в «Иглу» направляется Хо. И Ширли. — Все это как-то связано между собой, — сказал Ривер. — Непонятно, как именно, но связано. Кэтрин, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы самолет сбили. Пилота тоже подставили, как и нас. — Я сделаю все возможное. Ривер раздраженно ударил по потолку джипа. — Вот… Вот. «У церкви», — сказал Йейтс. Вот где был Томми Молт. У церкви, в конце главной улицы деревни. Джип резко затормозил у церкви Святого Иоанна Крестного; Ривер выскочил и бегом бросился на кладбище. Маркус замахнулся топором, и дверь затряслась от грохота. — Что за хрень?! — вскрикнула Луиза. — Как это ты? Он уставился на лезвие топора, наполовину застрявшее в дверной створке, выдернул топор и сказал: — Пластит. Пластичная взрывчатка. Луиза посмотрела на Кирилла: — Это ваш план? Здание эвакуируют по тревоге, а вы с помощью пластита вламываетесь в «Рамбл»? — Дело на миллионы, — просипел Кирилл сквозь зубы. — Еще бы. Ради мелочи так не стараются. Снизу прозвучал еще один глухой раскат. Очевидно, взрывчаткой выносили двери; времени все займет немного. А потом грабители спустятся в вестибюль и смешаются с толпой. Их никто не проверит и не остановит, потому что их прибытие нигде не отмечено. Наверняка где-то ждет машина, а долю одного из бандитов разделят между собой остальные. Бум! Маркус жахнул топором, полетели щепки. Луиза пнула Кирилла: — Мин его заметил? Русский застонал: — Мне нужен врач… Нога… — Мин увидел Пашкина, или кто он там на самом деле, этого фальшивого нефтяного олигарха, который должен был тусоваться в Москве. Вот только он был не в Москве, а в ночлежке на Эджвер-роуд, потому что в отеле «Амбассадор» слишком дорого, если ты не настоящий олигарх, а обычный вор. И поэтому Мин погиб. — Мы не хотели… сидели выпивали, а потом… а-а-а-а! Нога! Бум! — Знаешь, Кирилл, я сначала разберусь с твоими сволочными приятелями, а потом вернусь и займусь твоей ногой. — Луиза склонилась к нему поближе. — Даром, что ли, у нас тут топор. Выражение ее лица ясно говорило о том, что это не шутка. Топор снова бумкнул по двери, и створка отозвалась глухим стуком. — На выход, — сказал Маркус. Луиза снова пнула Кирилла по ноге и бросилась к двери. Она никогда еще не летала в радиомолчании, которое придавало утреннему полету новое, странное ощущение, как будто все происходило во сне, где привычное — панель управления, простор небес, Дэмиен в кресле штурмана — соприкасалось с необычным. Лондон обретал очертания, расползался сплошным массивом крыш и дорог; автобусы и автомобили сострачивали лоскутное одеяло районов. За спиной громоздились пачки листовок с рисунком Келли, которые должны напомнить демонстрантам об их цели: остановить Сити, разгромить банки. Она смутно представляла себе остальные подробности, но этого поступка было достаточно, чтобы почувствовать себя причастной к общему делу. В мире царят алчность, корыстолюбие и коррупция; возможно, их не удастся полностью искоренить, но надо хотя бы попытаться. — Включи радио, — сказал Дэмиен. — Полеты без радиосвязи запрещены. И к тому же опасны. — Не волнуйся, — сказала она. — Мы летим низко, не занимаем чужого коридора. — Я думал, что мы не будем… — Ох, ради бога, прекрати! Что они с нами сделают? Собьют, что ли? Нет, ты скажи — собьют, да? — Нет, конечно. Но… — Через пару минут мы подлетим к самому центру города. Тогда они увидят, что мы собираемся сделать, направят к нам перехватчиков, вернут на аэродром, арестуют, оштрафуют и все такое. Мы же все это обсуждали. Не дрейфь, наберись смелости. Однако за гулом мотора «скайхока» Келли услышала басовый рев — сдвоенное рычание, — и в тот самый миг ей пришли в голову мысли о вероятности совсем другой развязки: вместо того чтобы прослыть бесстрашной радикальной активисткой, сбросившей на демонстрантов листовки с зажигательным призывом, она может стать наглядным примером того, какие меры готова предпринять страна, не понаслышке знакомая с угрозой. Но эти мысли были настолько фантастическими, так шли вразрез с задуманным Келли планом, что она нетерпеливо отмахнулась от них, хотя Дэмиен тараторил все громче и уже не скрывая страха: может, все не так просто, как они представляли себе, сидя в «Выселках» и рассуждая о своей неуязвимости. Не может этого быть, думала Келли, направляя самолет в самое сердце Лондона, с его теснящимися зданиями, с его прогалинами парков; и продолжала так думать, даже когда рев, различимый за шумом ее мотора, зазвучал громче, расширился и поглотил все вокруг. На кладбище у церкви Святого Иоанна Томми Молт, точнее, человек, который называл себя Томми Молтом, сидел на скамье с табличкой «Памяти Джо Мордена, который любил эту церковь». Скамья стояла у западной ограды кладбища, неподалеку от колокольни; закат обычно заливал церковь изнутри мягким розовым сиянием, проникая через витражную розетку окна, но сейчас она оставалась в тени. Молт избавился от красного колпака с торчавшими из-под него седыми прядями, который был так же хорошо знаком всем жителям деревни, как заросли боярышника у входа на кладбище. Молт, лысый и постаревший, не встал при виде Ривера, а продолжал задумчиво рассматривать средневековую церковь, вокруг которой и возник Апшот, во всех его исторических проявлениях. В одной руке Молт сжимал айфон, а другая свисала с подлокотника так, что ее было не видно. — Суетливое утро сегодня выдалось, — сказал Ривер. — Кому как. — Вы — Николай Катинский, так? Лэм мне про вас рассказывал. — Бывает. — В таком случае вы еще и Александр Попов, — сказал Ривер. — Точнее, тот, кто его выдумал. Катинский с любопытством взглянул на него: — Ты сам догадался или как? — Ну, сейчас это очевидно. — Ривер уселся на другой конец скамьи. — После того, как вы нас поводили за нос. Такое не по плечу ни аферисту, выманивающему деньги под предлогом обучения английскому, ни скромному шифровальщику. — Не стоит недооценивать скромных шифровальщиков, — сказал Катинский. — В любых подразделениях госслужб всю настоящую работу исполняют неприметные сотрудники в низах. А верхушка только и делает, что заседает. В тени колокольни он выглядел каким-то блеклым: лысая голова с блеклым венчиком волос, блеклая щетина на щеках и подбородке, блеклые глаза, похожие на крышки, которыми накрывают сточные колодцы, чтобы не допустить несчастных случаев. Чтобы туда ничего не свалилось. Чтобы оттуда ничего не выбралось. — Седьмого июля[39] лондонцы проявили стойкость и выдержку, — сказал Ривер. — Показали, что победа за нами, скольких бы мы ни похоронили. А сегодня весь Сити напоминает первый день распродажи в универмаге «Харви Николс».