Они разделались с закусками и с основными блюдами; выпили первую бутылку и почти закончили вторую. Впервые после гибели Мина Луиза поела как следует. И не задешево. Впрочем, цена не волновала Аркадия Пашкина, владельца нефтяной компании. Интересно, а прикидывают ли стоимость своего последнего ужина те, кого ждет смертная казнь? Может, по пути на эшафот передают благодарности шеф-повару? Наверное, нет. Впрочем, у таких есть оправдание — они знают, что приговорены. Она ослепит его перечным газом, свяжет по рукам и ногам пластиковыми стяжками. Потом ей понадобится полотенце и шланг от душа. В Конторе обучали, как выдерживать допросы, что на деле являлось обучением методам ведения допросов. Пашкин — крупный, здоровый мужик, но не выдержит и пяти минут. А когда она выяснит, как убили Мина и кто из громил был исполнителем, то разделается и с Пашкиным. В номере найдется чем воспользоваться. Канцелярский нож. Какой-нибудь шнурок. В Конторе учат пользоваться подручными средствами. — А вы не хотите узнать побольше обо мне? — спросил он. — Аркадий Пашкин, — процитировала она. — Дважды женат, дважды разведен, не испытывает недостатка в привлекательных спутницах. Он запрокинул голову и расхохотался в полный голос. Все посетители в ресторане уставились на него. Мужчины недовольно морщились, женщины смотрели с неприкрытым интересом, долго не отводя глаз. Отсмеявшись, он промокнул губы салфеткой и сказал: — Похоже, меня нагуглили. — Такова цена славы. — И вас это не смущает? В смысле, мой имидж плейбоя? — Привлекательная спутница — неплохой комплимент, — сказала она. — Вы его заслуживаете. А что касается «не испытывает недостатка», то журналистам свойственно преувеличивать. Ради броских заголовков. Подоспевший официант спросил, не угодно ли мадам и сэру ознакомиться с меню десертов, и удалился принести меню. — Или лучше прогуляемся через парк? — предложил Пашкин. — Да, пожалуй, — сказала она. — Только дайте мне пару минут. Туалетная комната располагалась в цокольном этаже; туда вела лестница. Рестораны с «туалетной комнатой» занимали высшую ступень ресторанной иерархии. В этой были старомодные цинковые раковины на деревянных тумбах, рассеянный свет, льстящий посетителям, и настоящие полотенца — льняные, а не бумажные, и не электросушилки. Кроме Луизы, в туалете никого не было. Откуда-то доносились приглушенное позвякивание столовых приборов, обрывочный, заговорщический шорох слов, сиплый гул очистителей воздуха. Луиза закрылась в кабинке, справила нужду, проверила сумочку. Пластмассовые стяжки выглядели хлипкими и непрактичными, но на поверку выяснялось, что они очень прочны. Если их затянуть на запястьях, то высвободиться можно, лишь разрезав ремешки. Этикетка на перечном баллончике предупреждала о серьезных повреждениях при попадании в глаза. Ну, что кивнуть, что подмигнуть — никакой разницы. Луиза вышла из кабинки. Вымыла руки. Вытерла их настоящим льняным полотенцем. Вышла из туалетной комнаты в коридор, где ее схватили и втянули через другую дверь в тесный темный чулан. Чья-то рука сдавила горло Луизы, чья-то ладонь зажала рот, и кто-то прошептал в самое ухо: — Дай-ка сюда сумочку. Каменистую почву у подножья холма покрывали редкие пучки травы. Где-то журчала вода. Глаза Ривера привыкли к темноте, а может, просто было на что смотреть. Прямо перед ним был первый дом, похожий на сломанный гнилой зуб — за обвалившейся стенкой виднелось дупло внутри. В верхней половине дома торчали деревянные балки, поддерживающие исчезнувший второй этаж, а пол усыпали кирпичи, битый кафель и обломки каменной кладки. Другие здания, метрах в ста от него, выглядели так же. В доме что-то шелестело — там раскачивалось дерево, царапая ветвями остатки стен. — Это была ферма? — спросил Ривер. Грифф не ответил и, взглянув на часы, направился к самому дальнему зданию. Ривер не последовал за ним, а прошел на задворки первого дома. Дерево росло внутри, раскинув крону над высокой уцелевшей стеной. Наверное, оно там давно растет, подумал Ривер и пришел к заключению, что дома забросили несколько десятков лет назад. Судя по всему, в последнее время здесь никто не появлялся. На земле виднелись следы старого кострища, давным-давно остывшая зола. Если мистер Эл проявлял какой-то интерес к полигону, то, возможно, встретился со своим человеком здесь, в этой долине, среди торжествующих деревьев и разрушенных домов. Интересно, патрулируется вся территория или только периметр? Скорее всего, Грифф это знает. А куда делся Грифф? Ривер вернулся к фасаду дома, никого не увидел в темноте, но окликать Гриффа не стал, а поднял с земли обломок кирпича и запустил его в стену. Громкий стук должен был привлечь Гриффа, однако Грифф не появлялся. Ривер выждал минуту, потом подобрал еще один обломок кирпича и снова швырнул в стену. Посмотрел на часы. До полуночи оставались секунды. Темнота исчезла, будто кто-то щелкнул выключателем. Над головой послышалось громкое шуршание, будто резко разрывали бумагу, и возник сияющий шар. Шар завис в небе, заливая окрестности призрачным светом, и ландшафт тут же переменился: полуразрушенные дома, деревья-завоеватели, выбоины и кочки — все стало странным, словно бы инопланетным, неземным. Сияние было оранжевым, с зелеными отблесками. Шум прекратился. Что за чертовщина? Ривер резко обернулся, а мир вздрогнул от пронзительного вопля банши, такого громкого, что пришлось заткнуть уши. Вопль завершился ужасающим грохотом непонятно где. Едва утихло эхо, как в ночи вспыхнул еще один шар, и теперь Ривер успел заметить, как темноту перечеркнул огненно-красный шрам, отпечатавшийся под зажмуренными веками. И еще. И еще. От первого взрыва содрогнулась земля, мимо пронесся порыв жаркого ветра. Второй, третий, четвертый взрыв чуть не сбили Ривера с ног. Руины домов — ненадежное укрытие, но ничего другого тут не было. Ривер перепрыгнул кусок обвалившейся стены, приземлился на груду битого кафеля и припал к земле. Яростный грохот не умолкал. Ривер пополз к дереву, потому что в тот миг не мог представить себе, где бы еще спрятаться. Он зажмурился и сжался в комок. Ночное небо шипело и бурлило зловещими огнями. Господи, подумал Ривер той частью рассудка, которая не вопила от ужаса. Чтобы пробраться на полигон, он выбрал именно ту ночь, когда проводили учебные стрельбы… Очередной взрыв тряхнул его, из груди вышибло воздух, и Ривер больше ни о чем не думал. 11 Сегодня он будет разбивать сердца. Для него это было в новинку. Родерик Хо прекрасно владел изящным искусством разрушения: уничтожал кредитные рейтинги, портил резюме, подтасовывал фейсбучные статусы и отменял платежи. Он систематически саботировал офшорные налоговые схемы своих бывших одноклассников — ну что, мудаки, кто тут теперь фрик? — и однажды сломал руку: жертве было шесть, ему восемь; это явно был несчастный случай. Но сердец он еще никогда не разбивал. Сегодня он займется этим в первый раз. Родди познакомился с Шаной — точнее, он заметил Шану — на Олдерсгейт-стрит; они оба шли на работу, и Шана не обратила на него почти никакого внимания. Нет, почти — не то слово. Она вообще не обратила на него внимания. Зато он обратил и во второй раз увидел ее, потому что выискивал ее взглядом, а в третий раз уже просто ждал, но не в таком месте, где она бы его увидела. Он проследил за ней до самого офиса — секретарского бюро неподалеку от Смитфилда. В Слау-башне он первым делом зашел на веб-сайт бюро и в списке сотрудников отыскал фотографию улыбающейся незнакомки. Шана Беллмен. После этого Родерик Хо бегом отправился в «Фейсбук», где выяснил, что Шана любит заниматься фитнесом, поэтому тут же начал проверять списки членов ближайших спортклубов и в третьем обнаружил домашний адрес Шаны. Еще через пару часов они стали лучшими друзьями, то есть Родди Хо теперь знал о Шане абсолютно все, включая имя ее бойфренда. Отсюда и разбитые сердца. От бойфренда нужно избавиться. Он улыбнулся фотографии Шаны — грустно, разделяя боль, которая предшествует счастью, и щелчком мыши превратил снимок в иконку в нижнем углу экрана. Потом размял пальцы, похрустел костяшками. Пора заняться делом. Все произойдет следующим образом. Бойфренд Шаны начнет переписываться в чате с парочкой шалав и за какие-то пять-шесть сообщений перейдет от легкого флирта и сомнительных намеков к весьма откровенным предложениям, а потом его палец соскользнет — вроде бы случайно, но в этом невозможно будет не усмотреть скрытого намерения, как будто поганец хочет, чтобы о его интрижках узнали, — и Шана получит копию всей его переписки. И сайонара, бойфренд. А после этого все пойдет как по маслу. Завтра утром — нет, лучше послезавтра, когда все чуть утрясется, — Родди, увидев Шану, идущую на работу в Смитфилд, добродушно осведомится: «Эй, красавица, почему ты такая грустная?» А потом: «Ну, все мужики — мудаки. Рассказывай, не стесняйся». А потом, после того как она с благодарностью примет его предложение угостить ее ужином или сводить в кино, останется только сказать: «Эй, детка, а не пойти ли нам к тебе…» — Родди? — Ой! Кэтрин Стэндиш двигалась бесшумнее сквозняка. — Прости, что отрываю от очень важных занятий, — сказала она, — но мне нужно, чтобы ты кое-что сделал. Если встать в самом центре гостиной Паука Уэбба, то будет ровно три шага до ближайшего предмета меблировки, стоящего в открытом пространстве, — то есть до дивана, длинного, на котором можно вытянуться в полный рост, а с обеих сторон еще место останется. Еще через пару шагов дойдешь до стены, на которую можно опереться и беспрепятственно раскинуть руки в стороны. А проделывая все это, можно наслаждаться видом сквозь застекленные балконные двери: верхушки деревьев и небо; деревья стоят рядком, потому что растут вдоль канала, по которому тихо скользят лодки, убранные королевским алым и зеленым. Вот тебе, подумал Уэбб. Эта фраза могла относиться к любому, кто оказывался рядом, но в мыслях Уэбб употреблял ее с единственной целью. Вот тебе, Ривер Картрайт. Ривер Картрайт ютился в съемной квартирке в Ист-Энде. Из его окон открывался роскошный вид на обшарпанные гаражи, а в плевке от дома было три паба и два клуба, то есть домой Ривер добирался мимо жлобов, шлюх, пьянчуг и наркоманов, а потом не мог заснуть до тех пор, пока этот горластый сброд не разбредется по своим хибарам. Все это аккуратно обрисовывало сложившуюся ситуацию: Ривер Картрайт был лузером, а умница Джеймс Уэбб стремительно карабкался к вершинам, как младший брат Человека-Паука. А ведь все могло сложиться иначе. Когда-то они были приятелями. Вместе проходили обучение, их ждала блестящая служебная карьера в Конторе, но вышло так, что Пауку пришлось стать тем, с чьей подачи Ривера списали в слабаки; а потом, спустя много-много месяцев, Ривер подтвердил свой статус лузера, наотмашь хлестнув Уэбба по лицу заряженным пистолетом. Впрочем, боль была недолгой. Точнее, долгой, но не очень, а факты остались неизменными: Паук жил в роскошной квартире, работал в Риджентс-Парке и входил в число ежедневных контактов Дианы Тавернер, а Ривер день за днем просиживал жопу в Слау-башне, а ночами маялся в жопе города. Победителем стал лучший. И этот лучший завтра утром отправится в самое престижное здание Лондона на встречу с Аркадием Пашкиным, и если все пойдет по плану, то завербует самый важный актив Конторы за последние двадцать лет. Тот, кому потенциально светит возможность возглавить правительство России, станет осведомителем Риджентс-Парка, а Уэббу для этого пришлось лишь раздать кое-кому кое-какие обещания. После этого ежедневный контакт с Леди Ди покажется пустяками. Вдобавок того, кто заключает долгосрочный союз с Тавернер, ждет участь Ника Клегга[29]. Лучше подмазаться к Ингрид Тирни. Подобраться ей под бочок, застолбить себе место преемника. Что значило очень много, особенно в свете политики модернизации, якобы проводимой Конторой. В общем, было за что бороться, поэтому он все правильно рассчитал: с того самого момента, как Пашкин пошел на контакт, Уэбб вступил в большую игру. И ему сопутствовала удача. Даже аудит, проводимый Лотчингом, сыграл Уэббу на руку: это позволяло задействовать в обеспечении безопасности Пашкина сотрудников Слау-башни, которые беспрекословно исполняли задание, не учтенное в документации Риджентс-Парка. Даже место проведения встречи удалось организовать без особого труда: Пашкин упомянул «Иглу», и Уэбб все устроил за три дня. Помещение арендовала известная консалтинговая компания, выступавшая посредником в переговорах о поставках оружия британской фирмой в одну из африканских республик; представители консалтинговой компании рады были удовлетворить запрос агента МИ-5. О дате и времени проведения встречи договорились с учетом весьма напряженного графика Пашкина. Уэбб провел языком по новехоньким зубам — вещественном напоминании о поступке Ривера Картрайта. Все встало на свои места. Все прошло бы как по учебнику, если бы не гибель Мина Харпера. Но Харпер погиб из-за того, что напился. Вот и все. Ничто не указывает на непредвиденные неожиданности, поэтому Уэббу остается только лечь в постель и уснуть сном праведника, предвкушая заслуженный успех, о котором Ривер Картрайт может только мечтать. Так он и сделает. Но не сейчас. Немного погодя. А пока Паук Уэбб оглядывал свою хорошо освещенную и хорошо обставленную квартиру, радовался жизни и надеялся, что ничто больше не нарушит ее безмятежное течение. Из своего кабинета Ширли Дандер увидела, как Кэтрин Стэндиш вошла в кабинет Хо и закрыла за собой дверь. Что-то происходило. Вот так всегда: стоит Ширли сделать хоть что-нибудь полезное, как ее тут же заваливают всякой дурацкой работой. И никогда и ни во что не посвящают. Даже Маркус Лонгридж знает больше, чем она. Лонгридж занял место Мина Харпера — в том, что касается работы. Ширли подозревала, что в том, что касается Луизы Гай, ему вряд ли что-то обломится. После гибели Харпера Луиза превратилась в привидение, будто в каком-то потустороннем симбиозе: Харпер умер, поэтому она стала призраком. Но Луизе доверили задание, а Ширли сидела за компьютерным монитором, уставившись на закрытую дверь чужого кабинета. А ведь это Ширли обнаружила мистера Эл, причем дважды. Отследила его до Апшота и отыскала в Гатвике, что было не проще, чем обнаружить нужную мелкую рыбешку в огромном косяке. И все равно не знала, к чему привели эти триумфы, потому что ей никто ничего не говорил. Было уже поздно, рабочий день давно закончился, но Ширли не хотела идти домой. Она хотела знать, что происходит. Поскольку ей было известно, что секрет незаметного передвижения заключается не в том, чтобы двигаться как можно тише, она решительно вышла на лестницу и приложила ухо к двери кабинета Хо. Услышала невнятный шепот. Что именно говорили, она не разбирала: реплики Кэтрин звучали тихо, а Хо заполнял паузы молчанием. Единственным отчетливым звуком был скрип. Негромкий. К сожалению, он раздался за спиной Ширли. Она медленно обернулась. На верхней лестничной площадке стоял Джексон Лэм и смотрел на Ширли как волк, только что отогнавший нерасторопную овцу от стада. Они возвращались пешком через парк. Шум уличного движения напоминал неумолчный гул мошкары, в небе кружили самолеты, дожидаясь своей очереди на посадку в Хитроу. Аркадий Пашкин взял Луизу под руку. Полегчавшая сумочка, в которой остались мобильный, помада и кошелек, тихонько постукивала о бедро Луизы. Зато сердце Луизы колотилось как сумасшедшее. Пашкин говорил что-то об очертаниях деревьев, о том, как свет фонарей, пляшущий среди дрожащей листвы, напоминает промелькнувший призрак. Все это звучало очень по-русски. Раздался мотоциклетный выхлоп, и Пашкин на миг сдавил пальцами руку Луизы, хотя ничего не сказал; немного погодя он снова легонько сжал ей руку, показывая, что внезапный хлопок его не встревожил, что это просто совпало с его личным желанием сжать ей руку. — Поздно уже, — сказала Луиза, словно из глубины балагана кривых зеркал. Они вышли на тротуар. Мимо грохотал поток черных такси, изредка прерываемый двухэтажными автобусами. Лица за тонированными стеклами взирали на яркий лондонский парад. — С вами все в порядке, Луиза? — то ли спросил, то ли переспросил Пашкин. Все ли с ней в порядке? Такое ощущение, что ее опоили наркотой.