Флинн не знал, что ждет его завтра в девятом районе, поэтому мог только надеяться, что раз их туда направила госпожа Судьба, то их там встретит улыбчивая госпожа Удача, а не суровый господин Провал. Путь до девятого района был не только длинным, но и трудным. Чем ближе они подходили к краю Инферсити, тем больше дорога напоминала полосу препятствий: то посреди улицы валялись обломки рухнувших домов, то асфальт местами был подъеден голодными дырами, то лились реки нечистот из переполненных канализаций. А еще с каждым пройденным километром усиливалась вонь. И во влажном от сизого тумана воздухе витал целый букет тошнотворных запахов. И вот – через три с половиной часа изнурительного пути – перед ними выросла улица Проклятых, которая была обнесена самодельными стенами из всякого мусора: полусгнивших досок, ржавых листов металла и ломкого шифера, покрытого мхом. Ее жители отгородились от Инферсити так же, как он отгородился от них, не желая замечать нищету, голод и отчаяние, господствовавшие здесь многие годы. Возле ворот с облупленной краской и парой дыр внизу, через которые пролезали уличные коты и собаки, их уже ждал Слепой Идди. – О‐о‐о, ребятушки, пришли наконец-то! В моей черепушке уже вертелась мысль, что вы, поди, заплутали, – сказал он, заулыбавшись беззубым ртом. – Молодцы, что смекнули одеться по-здешнему. Они действительно выглядели сейчас как попрошайки: вся одежда грязная, с дырками и заплатками. На голове Тигмонда была черная шапка с отворотом, которая скрывала слишком приметные бледно-зеленые волосы, Хольда спрятала свою рыжую гриву под капюшон серой куртки, а шрам закрыла повязкой, чтобы Безумный не узнал ее. Флинн же оделся в утепленную толстовку и тоже натянул на голову капюшон. – А это что за крашеный хмырь? – спросил Слепой Идди, увидев торчавшие из-под шапки бледно-зеленые волосы Тигмонда. – А‐а‐а, еще один посыльный, – присмотревшись единственным глазом, протянул он. – Эй! – воскликнул Тигмонд, пониже опуская шапку. – Можно немного повежливее? Перед вами, между прочим, самый настоящий герцог. – Тогда я бриттонская королева! – засмеялся Слепой Идди. – Он действительно герцог, – подтвердил Флинн. – Ну ладненько, – просипел Слепой Идди. – Только, мальчонка, оставь свои манеры здесь, иначе выдашь себя. – Я их оставил еще в прошлой жизни, – ответил Тигмонд. – Вот и славно, – сказал Слепой Идди, усердно почесывая голову под шапкой. Флинн подумал, что у духовидца, наверное, вши, и вспомнил, как сам подцепил их, когда жил среди бродяг, а потом Глэдис заставила его вымыть голову крайне вонючим мылом. От него еще неделю разило так, что окружающие, зажав носы, обходили его десятой дорогой, но зато все вши подохли, правда, вместе с ними от этого зловонья чуть не умер и он сам. Слепой Идди с кряхтением поднял палку, которая валялась под его ногами, и принялся колотить ею по воротам. – Гробб, отворяй! – крикнул он. Через пару минут послышался звук отодвигаемого засова, и в образовавшуюся щель между створками ворот высунулась большая красная морда с оттопыренными ушами. Гробб выглядел так, как будто был пещерным человеком, который обманул время и смог дожить до этих дней. – Че надо? – грубо спросил он, стрельнув в них настороженным взглядом. – Я ребяток привел, им перекантоваться где-то надобно. Вот этот – мой внучатый племянник. – Слепой Идди указал на Флинна. – Он, дурак этакий, решил спереть у какого-то денежного мешка часики дорогущие – да чуть не попался! Теперь людишки этого толстосума за ним по всему городу гоняются. Надо бы мальчонке на дно залечь. – А эти двое кто? – Гробб зыркнул сначала на Хольду, а потом на Тигмонда. – Приятели его, – ответил Слепой Идди. – Девчонку родненький батя хотел в бордель отдать за долги свои. Картежник он, все продул, только дочка осталась – так ею и решил расплатиться. – Дурная девка, в борделе получше, чем тут, будет, – обратился Гробб к Хольде. – Там теплее и деньжат заработать можно. Флинн увидел, как Хольда плотно сжала губы, борясь с желанием послать этого мужика куда подальше. – Да не-е‐е, Гробб, там бордель около порта. Гиблое место для девок, – проскрипел Слепой Идди. – Ну тогда да, это меняет дело. Морячков развлекать – адская работенка, – согласился Гробб. – А этого мамка взашей на улицу выгнала. – Слепой Идди ткнул в Тигмонда пальцем. – Наркоман он, все добро из дома перетаскал – одни стены голые остались. – Что-то не смахивает он на нарика, – засомневался Гробб и прищурился. – Так молодой же, – сказал Слепой Идди. – Здоровья еще полным-полно, поэтому покаместь не успел заживо сгнить. – А у этих твоих ребяток деньжата хоть есть? Ночлежка тут не халявная, – протянул Гробб и шмыгнул носом. – Есть, есть! – кивнул Слепой Идди. – Тогда пусть проходят. – Гробб шире открыл ворота, пропуская их. – Удачи, ребятки! – пожелал Слепой Идди и помахал им рукой. Бараков на улице Проклятых с тех пор, как Флинн был здесь в последний раз, стало намного больше. Они громоздились друг на друге, как крысы, которые пытались спастись с тонущего корабля. Здесь не было водопровода и канализации, поэтому воду для своих нужд люди брали из колодца в конце улицы, а нечистоты выливали в большую выгребную яму. – Не верится, что в двадцатом веке люди могут жить в таких условиях, – прошептала Хольда, обходя лужу, где плавали картофельные очистки. – В нашей деревне восемьсот лет назад было намного чище. – Руководство города один раз попыталось все тут снести, но предлагать взамен другое жилье не стало, сказав, что все постройки на этой земле незаконные, – произнес Флинн. – Поэтому, когда полицейские приехали с приказом о выселении, люди решили дать отпор: вышли с оружием, а некоторые и с голыми руками – и здесь началась бойня. Тогда было много погибших, и бургомистр Инферсити решил, что лучше оставить все так, как есть. – Эй, мальчишки, не хотите немного поразвлечься?! – крикнула ярко размалеванная женщина (на вид – лет шестидесяти, не меньше). Она стояла в дверях одного из бараков, смолила самокрутку и приветливо махала рукой. Ее обвисшие груди под тонкой комбинацией качались в такт. – Заходите, я много не возьму, а впечатления на всю жизнь останутся! – хихикнула она, выпустив струю дыма. – Это уж точно, – наклонившись к Флинну, произнес Тигмонд и тихо рассмеялся. – Нет, спасибо, у нас только на ночлежку осталось, – в ответ крикнул ей Флинн. Женщина махнула рукой в их сторону и отвернулась. – И что теперь будем делать? – спросила Хольда. – Встанем в самом людном месте, Флинн будет играть, а мы с тобой внимательно смотреть на прохожих, – сказал Тигмонд. – Если кто-то будет долго пялиться на Флинна, как загипнотизированный, или еще как-то странно себя вести, значит, это одержимый. – Или обычный сумасшедший, – вздохнула Хольда. – Их тут – я уверена – полно. – Не вешай нос, Холли, – подбодрил ее Тигмонд и обнял одной рукой. – Мы обязательно вычислим твоего Безумного, если он где-то поблизости ошивается. – А может, мне лучше ходить туда-сюда вдоль улицы и незаметно играть? – предложил Флинн. – А вы будете следовать за мной и за всеми наблюдать. Мне кажется, что так будет больше шансов поймать кого-то. – Нет, так не пойдет, – не согласилась Хольда, – в этом случае тебе будет сложнее играть на гармонике, а нам с Тигмондом высматривать одержимых. А еще мы можем разминуться с ними, поэтому сначала попробуем первый вариант, а там посмотрим по ситуации. – О, Холли, наконец-то ты одобрила хоть одну мою идею. – Губы Тигмонда расплылись в улыбке. Хольда сделала шаг в сторону, и его рука соскользнула с ее плеча. Она приподняла брови и сказала: – Да, идея неплохая, но я считаю, что лучше сесть не в самом людном месте, а недалеко от входа. Вряд ли Безумный будет просто так шататься по улице Проклятых. Он, скорее всего, выходит из своего убежища только ради поисков новых жертв. Поэтому с большой долей вероятности мы сможем перехватить его именно у входа. – Тогда садимся туда и ждем. – Тигмонд указал на пустые деревянные ящики, ютившиеся между двумя бараками. – Флинн, доставай свою гармонику, сегодня ты устраиваешь приватный концерт. Приглашены только одержимые. Флинн играл несколько часов подряд и смотрел на жизнь, которая не кипела, нет, а скорее копошилась на улице Проклятых. Да и можно ли было назвать то, что он увидел, жизнью? Тоже нет. Это было самое настоящее выживание. Худые бледные дети в изношенных до дыр вещах и рваной обуви, немощные старики с язвами на коже, измученные женщины и нервные мужчины – все тут страдали по-своему, и в глазах каждого был голод, но голод разный. Одни умирали из-за пустого желудка, другим хотелось выпить чего-нибудь крепкого – и плевать, чего именного, главное, чтобы градус был повыше! – третьих ломало без мимолетного наслаждения, которое дарили им наркотики. Флинн держал гармонику обеими руками, поэтому ее не было видно. Иногда к нему подходили дети, дергали его за штанину и просили поделиться едой, думая, что он что-то незаметно ест. Тогда Флинн переставал играть и, пожав плечами, показывал детям гармонику, звук которой они, конечно же, не могли услышать. – Бедняги, ну и судьба им досталась, – с жалостью произнесла Хольда. – В такие моменты понимаешь, насколько сильно тебе повезло, – сказал Тигмонд. – У меня в детстве было все: и любящие родители, и достаток, но я воспринимал это как должное. – Ты же не видел другой жизни, – прошептала Хольда. – Откуда тебе было знать, что бывает по-другому? – Да, в детстве я наивно полагал, что все живут так же, как я, – признался Тигмонд. – Ты действительно думал, что у всех на свете есть огромный особняк, целый парк дорогущих автомобилей, прислуга и конюшня с породистыми скакунами? – Ну что я могу сказать в свое оправдание? Детская наивность не знает границ до тех пор, пока не сталкивается с жестокой реальностью. В моем случае это произошло очень поздно. – Жаль их всех, – кашлянув, подал голос Флинн и посмотрел на гармонику в своих руках. Он почти осип из-за непрерывной игры на ней. – Это точно. И почему у одних есть все, а у других ничего? – спросила Хольда, выразительно глянув на Тигмонда. – Надеюсь, что ты не будешь винить меня в том, что я родился в богатой семье, – сказал Тигмонд. – Мне просто повезло – и только. А этим бедняжкам, увы, нет. – Он проводил взглядом маленькую девочку с перепачканным лицом, которая едва передвигала ноги, утопая в грязи: обувь на ней была на пару размеров больше, чем надо. – Мне кажется, что, когда Творец ткал полотно Вселенной, он забыл вплести одну ниточку, – медленно произнесла Хольда. – Какую же? – поинтересовался Тигмонд. – Ниточку под названием «справедливость», – ответила Хольда. Солнце сбежало за горизонт, и ночь наконец-то стала полноправной хозяйкой на небе. Улицу Проклятых освещали тусклые фонари, поэтому грязь под ногами стала практически не видна, но зато вылезла другая грязь. Та, которую не смоешь обычной водой. Перед глазами Флинна разворачивались жуткие сцены: он видел, как мужчины избивали женщин, а женщины детей, как убивали всего лишь за бутылку дешевого пойла (такова была цена жизни на улице Проклятых). Смотрел, как наркоманы глупо посмеивались и принимали очередную дозу, от которой их и без того безжизненные глаза становились совершенно пустыми. С ужасом наблюдал, как девушек силой затаскивали в подворотни, а потом прохожие делали вид, что не слышат их криков, – всем вокруг было наплевать. Никто никому не помогал, никто никого не защищал, все занимались только одним: тянули себя и других на дно. Туда, где нет ни единого проблеска надежды на нормальную жизнь.