– Чу-у‐уж-ж‐жа-а‐ак, – повторила тень, но теперь в ее голосе звучала неприкрытая угроза. – Я не чужак, – тихо возразил Флинн и проглотил липкий комок страха, подкативший к горлу. Где-то в районе его живота зародилось предчувствие чего-то нехорошего. – Чужак! – прогудела еще одна тень и обволокла его левую руку. И тут на Флинна налетел целый рой. – Чужак, чужак, чужак! – наперебой стали повторять другие тени, облепившие его со всех сторон. – Нет! – воскликнул он дрогнувшим голосом и дернулся, попытавшись сбросить с себя несколько теней, но они вцепились в него не хуже пиявок. Флинн сделал несколько шагов вперед, но силы внезапно покинули его, и он упал на колени. – Чу-у‐у‐у‐ужак, чуж-ж‐жа-а‐ак, ч‐ч‐чужак! – слышалось отовсюду. – Я не чужак, – прошептал он, будто оправдываясь. Но тени продолжали повторять одно и то же, вбивая это ненавистное слово в голову Флинна, как гвоздь в доску. – Да идите вы к черту! – прокричал он, найдя силы в своем гневе. – Я сам решу, кто я! Флинн рывком встал с колен, и все тени остались внизу, сбившись в бесформенную груду. Он кинул пренебрежительный взгляд на копошащуюся на дороге темную кучу, развернулся и, расправив плечи, пошел дальше. Но буквально через пару метров огромная тень выросла перед ним, преградив путь. – Чужак? – спросила она. – Нет, – уверенно ответил Флинн, засунув руки в карманы куртки. – Я не чужак. Тень бесшумно скользнула вбок, и его взгляду открылась каменная арка, ведущая в совсем другое Чистилище. Флинна встретили небо, впитавшее в себя, наверное, весь синий цвет, когда-либо существовавший во Вселенной, солнце, лучистым потоком разлившееся по улицам, и ласковый ветер, который принес на своих крыльях удивительный аромат ландышей и утренней свежести. Сейчас Флинн больше всего на свете хотел, чтобы Часы Вечности внезапно сломались, и тогда бы этот чудесный момент продлился бесконечно долго – и ни минутой меньше. Когда же волна восторга откатилась назад, он осмотрелся, желая понять, куда его привела судьба. От былой радости не осталось и намека. Безжалостная госпожа Судьба в очередной раз жестоко посмеялась над ним: он стоял напротив дома Раскаявшихся в квартале Убийц – того места, которое стало для него настоящей камерой пыток. Ведь в нем каждый день ему напоминали о том, что он сделал и что никак не мог изменить. Ему напоминали о Кейти, о его милой, дорогой Кейти. И мысли Флинна погрузились в бесконечную бездну вины, как и много раз до этого. – Нет, нет, прекрати, – сам с собой говорил он, – ты все исправил, ты все сделал правильно: как тогда, в больнице, так и потом, в Чистилище. Кейти стала только счастливее без воспоминаний о тебе, – убеждал он себя. Но демон Вины не сжалился над ним и продолжал грызть. – Прекрати, прекрати! Он несколько раз ударил ладонями по своей голове, но демон не уходил. Флинн отчетливо видел, как тот скалится острыми зубами и пронзительно смотрит на него шестью желтыми глазами. – Проваливай!!! Прочь из моей головы! Я все сделал правильно! Правильно!!! – с надрывом прокричал Флинн. Сам не понимая почему, он забежал в дом – и демон тут же пропал из его мыслей, канув во тьму подсознания. Но он знал, что это не конец и демон еще не раз напомнит о себе. В холле его встретила лишь пустота и тишина. Ощутив в ногах вату вместо твердых мышц, Флинн, пошатываясь, пошел в единственное место в доме Раскаявшихся, которое ему нравилось, – в столовую. Хоть там всем и заправляла немного грубоватая госпожа Эфония, но в окружении запахов еды он всегда чувствовал себя чуточку лучше: они напоминали ему о хороших временах. И эти воспоминания сейчас были ему необходимы, как глоток воды посреди палящей пустыни. Дойдя до массивной двери столовой, Флинн взялся за латунную ручку в форме надкусанной айвы и потянул ее на себя – его тут же обдало паром. Когда же ароматное облако рассеялось, оставив на лице капельки влаги, он увидел, как возле плиты суетилась госпожа Эфония. Складки на ее тучной фигуре подрагивали, стоило ей сделать хоть одно движение. – Эй, кто там приперся раньше времени?! – не оглядываясь, гаркнула она. – А ну, пошли вон из столовой, прожорливые рты! С голоду уже не подохнете, так что нечего тут шариться. – Извините, что побеспокоил, госпожа Эфония, – миролюбиво сказал Флинн, давно привыкший к суровому нраву кухарки. – А? – Госпожа Эфония обернулась и озадаченно уставилась на Флинна. – Эй, парень, а ты же не мертвяк. – Да, я – посыльный Смерти. Рот госпожи Эфонии так широко раскрылся, что ее солидный второй подбородок чуть не опустился ей на грудь. – Творец Всемогущий… Ты за мной пришел, что ли? – вытаращив глаза, промычала она и выронила ложку, которая едва не утонула в кастрюле с кипящим супом. – Нет, я просто решил проведать свой старый дом, – заулыбался Флинн, увидев бурную реакцию госпожи Эфонии. – И вспомнить вкус вашей стряпни. – Фу-у‐у, – протянула она, как вскипевший чайник, и наклонилась, чтобы вытереть вспотевший лоб краем засаленного фартука. – Напугал ты меня, малец. Подумала, что Властелин Смерти решил меня того… – Она провела большим пальцем по своему горлу. – А он разве может вас убить? – присаживаясь за деревянный стол, спросил Флинн. – Еще как может! Или ты думал, что мы, духи-хранители, бессмертны? – Госпожа Эфония сощурила поросячьи глазки. – Одно слово Властелина Смерти – и нас – бац! – будто вовсе не бывало. Даже воспоминаний о нас не останется! Это людям повезло, к вам он посылает свои тени, когда ваше время выйдет, а вот мы – другое дело. Для нас его воля – закон, как он захочет – так и будет. Он ведь самый главный в этом мире. После него по важности идет… как его, – она почесала висок, взлохматив седеющие волосы, – Граф Л! За ним следуют загробные судьи, ну а мы, простые духи-хранители, в самом конце этого божественного списка. – То есть выходит, что Властелин Смерти – правая рука Творца? – Вроде того, – закивала она и, достав ложку из кастрюли, вернулась к готовке. – Его же Творец раньше всей Вселенной создал. – Как это? – Флинн положил локти на стол, борясь с желанием закидать госпожу Эфонию не одним десятком вопросов. Он столько всего не знал о мире мертвых. – Как-как, – нервно закудахтала она. – Просто! Наверное, решил, что так будет лучше. Вдруг Вселенная, родившись, отказалась бы потом умирать? А без смерти и новой жизни нет, так-то. Да и вообще, откуда мне знать, почему Творец решил так, а не иначе? Меня же еще не было, когда он Вселенную создавал! – А вы его видели? – Кого? – уточнила госпожа Эфония, громко постучав ложкой по краю кастрюли. – Творца, – с внезапным трепетом произнес Флинн, и его сердце забилось чаще. – Нет, не видела. Он же все создал и сразу – тю-тю! – исчез, оставив Властелина Смерти за главного. – Почему? Разве он не хотел остаться и понаблюдать за своим творением? – Флинн немного расстроился. Он почему-то почувствовал себя брошенным на обочине щенком. – Да мне откуда знать?! – взорвалась госпожа Эфония, и ее шея покраснела от гнева. – Может, пошел новые миры создавать. Поди пойми этих творческих личностей! Хватит мне голову вопросами забивать, лучше скажи, что тебе наложить. Есть суп с потрохами, пирог с брокколи и улитки с чесночным маслом. – Давайте пирог, – сказал Флинн. Он никогда не испытывал особой любви к брокколи, но остальные блюда совсем не вызывали аппетита. Через минуту перед ним стояла тарелка с кусочком пирога и чашка с дымящимся сладким чаем. – Кушай, не обляпайся, – произнесла госпожа Эфония и вернулась к плите. – Спасибо, – поблагодарил он, придирчиво рассматривая пирог со всех сторон. Выглядел тот вполне съедобно, поэтому Флинн смело поднес пирог ко рту и откусил приличный кусок, но быстро пожалел об этом. Ему казалось, что он жевал прелую траву. Либо Чистилище не до конца приняло его, либо у госпожи Эфонии сегодня не было настроения для готовки. Кое-как прожевав отвратительную клейкую массу, он, всеми силами пытаясь скрыть отвращение, проглотил ее. – Ну как? Вкусно? – не оборачиваясь, поинтересовалась госпожа Эфония. – Ага, – соврал Флинн и попытался смыть мерзкий привкус с языка, выпив сладкий чай. – Тогда сделай доброе дело. Я уже почти закончила, так что пора звать мертвяков на завтрак. Вон там, на подоконнике, – она указала ложкой направо, – стоит коробка со всяким барахлом. Подойди к ней. Флинн вытер губы тыльной стороной ладони, встал из-за стола и подошел к окну. Он с интересом заглянул в пропитанную жиром коробку и увидел в ней целую кучу барахла: клаксон, настольный звонок, флейту, медный колокольчик, кастаньеты, свисток, маленькие барабаны и еще какие-то предметы, которые не смог распознать. – И что мне со всем этим делать? – спросил он. – Возьми первое, что под руку попадет, и используй по назначению, – прокряхтела госпожа Эфония, переставляя тяжеленную кастрюлю с плиты на стол. Флинн пожал плечами, сунул руку в коробку и извлек из нее свисток: обычный, маленький, серебристый. Он, недолго думая, как следует дунул в него. Свист был настолько оглушительным, что вызвал звуковую волну; стены столовой задрожали, а стекла на окнах выгнулись и чуть не лопнули. Флинн едва устоял на ногах: его немного откинуло назад. – Вот это да… – еле выдавил он, потому что в груди все вибрировало. – Хорошо прочищает голову от лишних мыслей, правда? – хохотнула госпожа Эфония, хлопнув себя ладонью по животу. – Этот свист, готов поспорить, услышали даже в мире живых. – Да не, это невозможно, – махнула рукой госпожа Эфония. – Живые не могут улавливать мертвые звуки. – Жаль, а я хотел устроить для них концерт, – развеселился Флинн и снова заглянул в коробку. – Тут столько всякого барахла. Зачем так много? – Это приказ господина Аяка. Он как-то раз притащил все эти гуделки сюда и с веселой улыбочкой сообщил, что теперь я должна поочередно использовать все это добро. Вы же, мертвяки, не меняетесь, правильно? Ну то есть застыли в том возрасте, в каком померли. Так вот, он решил, что раз вы не меняетесь, то пусть само Чистилище делает это за вас. Поэтому оно такое непостоянное: то время наперекосяк пойдет, то лето с зимой перемешаются, то улицы поменяют направление и заведут в какую-то глухомань. Все для вас, дорогие мертвяки, чтобы вам скучно не было. – Теперь ясно, почему Чистилище такое переменчивое. Я‐то думал, что оно просто с характером, а оказывается, что во всем господин Аяк виноват. – Ну да. Хотя раньше совсем по-другому было. Сейчас же господин Аяк мэр города, а раньше тут хозяйничала Схинкса. – Схинкса? – переспросил Флинн. Он впервые слышал это имя. – Кто это? – Ты что? На загробном суде не был? – хмыкнула госпожа Эфония. – Это же вторая судья – хранительница тайн. – А‐а‐а, вы про Сфинкс говорите, – догадался Флинн. – Ну да, про нее. Сфинкс, Схинкса – какая разница, – проворчала она. – Так вот, во времена, когда она была мэршей, тут такое уныние тлело – жуть просто. Мертвяки второй раз помереть хотели от всей этой мрачности и безысходности. Ну и как испытания с таким настроением проходить, скажи мне на милость? Властелин Смерти подумал немного – и решил сделать господина Аяка мэром. А тот быстро свои порядки тут навел, и стало как-то веселее – и душам, и нам, хранителям. – А почему Властелин Смерти не назначил на эту должность Эона? Он все же посерьезнее господина Аяка будет. – Ха! Он сперва хотел назначить его, но тот ответил, что у него нет на это времени, что в загробном суде и так полно работы. И совмещать две должности – судьи и мэра – он никак не сможет.