Зарево рассвета возвестило «Вечному городу» о том, что утро уже совсем близко и оно настанет не ради кого-то или чего-то, а вопреки всему… Рим Отстранённый и затуманенный сухим джином взгляд Грибова неотрывно наблюдал за предрассветным небом. Справа возвышались молчаливые и усталые от времени стены Колизея. Алексей сделал несколько больших глотков джина из горлышка бутылки, торчащего из бумажного пакета. Он не знал, что искал на небе и о чём хотел бы его спросить, ведь, у него ничего не было. В прошлом остались множества лиц, которых Алекс даже не помнил, и только её лицо, карие глаза, длинные русые волосы, милая улыбка и сладость губ оставались незабвенными. Пусть всё в итоге оказалось ложью, но даже обман иногда становится бесценным. Пустота вокруг окутала Грибова. Рядом не было ни единой живой души и только тусклый свет фонарей готовился погаснуть перед надвигающимся рассветом. Перед глазами Алексея пробежали мгновение прошедших лет, изобиловавших под час бессмысленным риском, бесчисленными явками, попыткой увидеть лицо настоящего врага и прочей рутиной оперативной работы. Он сделал несколько глотков джина и, осушив бутылку, громко засмеялся. Людей не куют из стали! Нервы сдают у всех, только болевой порог для каждого свой. Алекс с силой запустил пустую бутылку в бумажном пакете в сторону урны, ударившись о которую, послышался звук битого стекла. До рассвета оставались считанные минуты… Рим. Дворец Тишина центрального холла дворца, покоившегося среди редких горевших светильников, навевала грусть и уныние, создавая тем самым в душе Аделины беспокойство и неприятие собственного триумфа. Разрушать всегда проще, чем что-то построить, а воздвигнуть Вавилон на руинах царившего хаоса, ещё сложнее, чем просто заменять кусочками старую треснувшую кладку на новую. Члены Совета Синдиката всегда любили «красочную» вендетту для предателей и лицемеров и на этот раз синьорина де Монтенье не смогла их переубедить в этих стремлениях. Она прекрасно понимала, что пролитая кровь порождает ещё большие жертвы, но не способна коренным образом изменить всё от начала и до конца. Аделина медленно спустилась по парадной лестнице, прошла мимо двух охранников в строгих чёрных костюмах и вышла из дворца. Она остановилась на ступенях и достала из бокового кармана жакета пачку доминиканских сигарилл. Красный «Феррари» затормозила рядом с ней, и охранник уступил место за рулём синьорине де Монтенье. Она уселась на водительское кресло спортивного дизайна с обивкой из красной кожи и закурила сиагриллу. Охранник закрыл дверцу спорткара и направился к пульту управления воротами, находившегося в будке из бронированного стекла. Аделина включила ближний свет и переключила рычаг коробки скоростей на первую передачу. Лёгкий ветерок пробежал по её правой щеке и она, плавно нажала на педаль газа, тронулась с места, вырулив на улицу. Предрассветные тревожные, но при этом красивые улицы «Вечного города» вызывали у неё ощущения, что «чужое», гораздо чаще становится «своим», если смириться с собственной судьбой. Синьорина де Монтенье ехала по почти пустым улицам, вспоминая годы своей молодости, проведённые в Сорбонне: первые маленькие победы, ощущение, что силе твоей мысли подвластно всё! Где-то рядом пробегали первые очень хрупкие чувства и любовь неподвластная времени, а первая мудрость готовила её к новым испытаниям… Остаться человеком очень сложно, когда тебе принадлежит всё и вся, а ты ещё молод, тщеславен и хочешь только покорять и подчинять. Пусть время с годами всё уровняет, и триумфатор неизбежно превратится в раба своей значимости, но сделать шаг назад ему будет уже невозможно. Аделина заехала в подземный гараж и, припарковав свой спорткар, прошла к лифту, чтобы подняться к себе на этаж. Она зашла в квартиру, отключила сигнализацию, введя на сенсорной панели цифровой код. Синьорина де Монтенье посмотрелась в огромное зеркало в массивной бронзовой раме, висевшее на стене, отделанной резными деревянными панелями в холле, и сбросила с ног туфли. Её босые ступни коснулись паркета, и она прошла в гостиную, где антикварная резная мебель составляла компанию удобным современным мягким креслам и диванам, расположенным в центре на ковре вокруг деревянного журнального столика. Аделина прошла в свой домашний кабинет, распахнув закрытые двойные двери, и сняла жакет белого брючного костюма. Она распустила волосы, бросив на рабочий стол, где царил полный порядок, резинку, расстегнула несколько пуговичек на серой блузке. Синьорина де Монтенье откупорила бутылку арманьяка, стоявшую на тумбочке и налила в бокал двойную порцию. Она села за рабочий стол на офисное кресло, выполненное в винтажном стиле, и, сделав небольшой глоток, открыла ноутбук. Для неё это утро было особенное! Она могла первый раз за несколько недель вспомнить о том, что у неё, как и многих обычных людей, есть некое подобие личной жизни. В разнообразии поклонников её красоты и ума никогда не было недостатка, но даже самые значимые личности мужского пола из числа тех, кому позволялось несколько большее, чем другим, навевали на неё страшную тоску и скуку. Аделина просмотрела все письма в личной электронной почте и, седлав очередной глоток арманьяка, закурила сигариллу… Москва. Засекреченный объект ФСБ Внедорожник «Мерседес-Бенц» заехал на территорию, миновав глухие металлические ворота. Громов сбросил скорость и въехал на подземную парковку, остановив служебный автомобиль на своём парковочном месте. Он заглушил двигатель внедорожника и на мгновение опустил веки, чувствуя непреодолимую усталость, от которой уже и тошнило, и болело сердце. Михаил Иванович вылез из «Мерседес-Бенца», взяв с переднего сиденья кожаный портфель. Он одёрнул пиджак чёрного строгого костюма. Воротник белой сорочки натирал вспотевшую шею. Громов ослабил чёрно-серый галстук и расстегнул верхнюю пуговичку. Он прикрыл дверцу автомобиля и поставил на сигнализацию, нажав на кнопку брелка. На подземной парковке было душно и сыро, словно, где-то на Кубе или в Майами, где Михаилу Ивановичу приходилось бывать. Красивый пляж с беспокойными волнами и шлюхами по цене хорошей московской квартиры. Ливни, духота и пот, который льётся подобно Ниагарскому водопаду. Громов слегка откашлялся и направился к пропускному пункту. Его усталая, но уверенная походка, выдавала в нём волнение и некий скрытый вид ощущения собственной глупости. Он, как никто другой знал, что мир можно изменить, но слишком сложно изменить людей, живущих в нём! Опасность и чувство обречённости часто загоняли его в угол, но природный оптимизм и находчивость не оставляли в беде. Надежда живёт до тех пор, пока ещё может биться собственное сердце! Это правило сопровождало Михаила Ивановича в течение всей жизни, но ничто не длится вечно! Он энергично поднялся на третий этаж по лестнице и, сжав в левой руке ручку портфеля, уверенным шагом направился вдоль по коридору, встречая на пути коллег из аналитического отдела. Оперативный состав по большей части находился либо в городе и пригороде, либо в бесчисленных и бесконечных командировках. Громов зашёл в свою пустую приёмную, где на рабочем столе референта царил бардак и следы от позднего ужина. Михаил Иванович подошёл к двери своего кабинета и провёл ключ-картой по считывателю. Замок разблокировался, и он вошёл внутрь. Потоки холодного воздуха из вентиляции заставили Громова слегка поёжиться, вспомнив нехватку подобного комфорта в странах Северной Африки. Кожаный портфель лёг на столешницу рабочего стола, и Михаил Иванович достал из среднего отделения папку с подробным отчётом, составленным для генерала Васильева. Шансов, что делу о сети «кротов» в спецслужбах будет дан ход, было не так много. Выносить ссор из избы никто и никогда не решался, а если и случалось что-то вроде этого, то потом запах палёной шкуры от клейма вонял на протяжение длительного времени. Громов взял в руки кожаную папку с гербом и вышел из кабинета. Ключ-карта скользнула по считывателю замка, и он покинул приёмную. Коридор заливали яркие лучи солнца, на чью свето-проницательность влияли тонированные бронированные стёкла. Михаил Иванович подошёл к приёмной генерала и, резко выдохнув, решительно вошёл внутрь. Референт Васильева готовил распечатки по сводкам и донесением, которых в это утро было слишком много. События, произошедшие в пригороде Рима, прямым текстом несли в себе угрозу для мира или очередное немое соглашение, давно принятое всеми участвовавшими в этом деле сторонами. — Генерал у себя? — сосредоточенно спросил Михаил Иванович. — Так точно, товарищ полковник! Он вас ждёт! — ответил референт и вернулся к работе. Громов постучал в дверь и, нажав на дверную ручку, вошёл в кабинет. — Утро доброе, товарищ генерал! — А, Михаил Иванович, жду вас с нетерпением. Хочу понять! Что вообще происходит?! Надеюсь, у вас есть хоть какие-то ответы на всё, что последнее время происходило! — отвлёкшись от экрана ноутбука, жёстким тоном произнёс Васильев. — Постараюсь, товарищ генерал! — с уверенностью в голосе, отрапортовал Громов. — Звучит оптимистично! Присаживайтесь! — выпрямив осанку, сидя на рабочем кресле за столом, произнёс Васильев. Михаил Иванович сел за стол на офисное кресло и положил кожаную папку перед собой. Странное чувство сковало его голосовые связки, словно, предлагая ещё хорошо подумать перед тем, как начать говорить. — Итак, как вам известно некоторое время назад в Москву был доставлен бывший супервайзер ЦРУ Ник Миллс, добровольно пришедший в посольство в Вашингтоне. Первым, кто вступил с ним в контакт был глава резидентуры полковник Белов. Ему были предложены материалы о сети двойных агентов, действующих в спецслужбах РФ, взамен на политическое убежище. После ряда проверок, согласно протоколу, Ник Миллс был доставлен в Москву спецбортом. После выполнений части условий, в Рим был отправлен подполковник Романов. В его задание входило: забрать из депозитной ячейки накопитель с информацией и провести оперативно-следственные действия в отношении заместителя главы резидентуры подполковника Хабарова. Информация на накопителе оказалась зашифрована и мне пришлось подключить к работе криптографа. В результате работы был подобран правильный «ключ» и материалы с накопителя стали доступны к просмотру… — Очень, интересно, Михаил Иванович, но насколько я знаю, подполковник Романов занимался в Риме не только делом Хабарова! Гибель такого важного свидетеля, как заместителя главы резидентуры, считая недопустимым промахом! Подтвердить вину — не значит достигнуть успеха! Не так ли?! — внимательно выслушав полковника Громова, сделал критичное замечание Васильев. — Вам, не хуже меня известны издержки нашей профессии! Да, у нас в распоряжении оказалась информация о возможном теракте на саммите в Риме, но источник вызывал большие сомнения… — Подобный теракт, вы называете издержкой?! Лишь чудо спасло постпреда при Совете Безопасности ООН Дмитриева от гибели! Хороши издержки! Продолжу дальше! Гибель наших сотрудников при нападении на конспиративную квартиру, перестрелка в библиотеке им. Ленина, где в одной из проб крови была выделена ваша ДНК, — бросив на стол перед Громовым распечатку результата судебно-медицинской экспертизы в папке скоросшивателе, категоричным тоном закончил перечисление генерал. — О причинах инцидента в библиотеке, на данный момент, много версий! Но, я признаю, что был там! Личности нападавших, пока не установлены! — уверенным голосом произнёс Михаил Иванович, неотрывно, сосредоточенным взглядом, смотря в глаза Васильеву. — Похожего бреда я давно не слышал! Особенно меня удивляет, что слышу это от вас! — потрясённо высказал генерал и в очередной раз опустил взгляд на одну из распечаток, лежащих перед ним на столе. — Это не бред, товарищ генерал! — выпрямив осанку, сидя на офисном кресле, возразил Громов. — Увы, но в этом вы правы! Посмотрите на это заявление. Здесь подполковник «американского» отдела Зотов излагает о нападении на него в отеле «Мариотт», при выполнение служебных обязанностей, капитаном в отставке Решетовым, — передав в руки Михаила Ивановича копию заявления, продолжил Васильев. — Это невозможно, товарищ генерал! — потрясённо возразил Громов. — Капитан Решетов давно в отставке! Комиссован по состоянию здоровья, если я не ошибаюсь. Он инвалид! — Хорош, инвалид! Ничего не скажешь! Теперь о нападении им же на тактическую группу спецназа, собиравшихся задержать и доставить на допрос Ника Миллса. Что об этом вы можете мне рассказать? — Не совсем понял вопроса? Какой мог быть допрос бывшего супервайзера ЦРУ без моего ведома, как непосредственного куратора? — удивлённо с жёстким тоном в голосе произнёс Михаил Иванович.