Короткие гудки в телефонной трубке напомнили Романову о том, что человеческая жизнь своим смыслом очень похожа на их атмосферу недосказанности. Он положил телефонную трубку на базу и открыл ноутбук, собираясь написать отчёт для полковника Соловьёва перед тем, как покинуть Рим… Рим. Дворец Что знает обычный человек о тайнах?! Практически ничего! Маленькие, скрытые недосказанности и пороки, нельзя называть столь благородным словом, как «тайна»! Тайна — эта информация, требующая защиты по тем или иным причинам, сводящихся иногда к тому, что общество не готово узнать правду. Члены Совета Синдиката толком не знали ничего друг о друге, что положительным образом влияло на работу каждого из них. Синьор Ривейра гораздо сильнее боялся внутренних распрей в борьбе за власть и деньги, чем какой-либо внешней угрозы. Человек так устроен, что ему всегда всего мало и хочется больше и больше! Центральный холл и парадная лестница снова наполнились людьми, где после внеочередного собрания, всех ожидало шампанское и прочая выпивка. Среди членов Совета находились и представители, так называемых «денежных мешков» Синдиката. Одним из основных держателей финансов выступал «Лондонский Финансовый Клуб». Закрытая от посторонних глаз организация с небольшим штатом брокеров, знающих своё дело на «отлично». Но, кто же такой Глава Синдиката, которого просто называют «Синьор»?! Ответа на этот вопрос не знал никто, кроме синьора Ривейры, не отличавшегося никогда многословием, но преуспевшего в сдержанности и невозмутимости. «Первый» допил двойную порцию односолодового виски и слез с барного стульчика. Стремительным шагом он вернулся к лестнице в центральный холл, где не утихала атмосфера праздника, чем-то схожего с пиром во время чумы. Суперсолдат спустился на цокольный этаж, а потом на второй подземный. Он прошёл пост охраны и вошёл в изолятор, миновав массивную бронированную дверь. Цокот каблуков его чёрных туфель «дерби» на кожаной подошве о бетонный пол, словно, разорвавшаяся свето-шумовая граната, вызвал у Кайла страх. Кисти рук Робинсона ходили ходуном, не смотря, на то, что были зафиксированы кожаными ремешками за подлокотники. С мизинца и безымянного пальцев левой руки на бетонный пол капала кровь, после «самого эстетичного маникюра». «Первый» зашёл в комнату для допросов и сел за стол на стул-кресло. Он включил запись на камере и, посмотрев на «гостя», произнёс: — Начнём всё сначала или продолжим дальше готовить ужин? — Я не могу сказать, что голоден! — превозмогая боль, ответил Кайл и сжал зубы. — А вот я что-то совсем проголодался! — кивнув головой «Шестому», добавил «Первый» и расположился поудобнее на стуле-кресле. Суперсолдат ткнул электрошоковой дубинкой Робинсону в пах. Три длинных разряда с короткой паузой вызвали у Кайла болевой шок и всё его тело покрылось каплями холодного пота. Робинсон понимал, что нужно было терпеть пока на это будет хватать сил, иначе его шансы на выживание не смогли бы носить даже такое пессимистическое определение, как «призрачные». «Седьмой» взял с металлического столика пластиковую бутылку с водой и вылил содержимое на голову Кайла. Робинсон пришёл в себя, медленно разомкнув слипшиеся веки. Он посмотрел на «Первого», чьё выражение лица было переполнено энтузиазмом и желанием здесь и сейчас узнать всё. Суперсолдат встал со стула-кресла из-за стола и подошёл к Кайлу. «Первый» правой рукой схватил Робинсона за нижнюю челюсть и посмотрел в его глаза, в которых не увидел ничего кроме боли и усталости. — Мне кажется, что пора приготовить «барбекю»! — отпустив челюсть Кайла и вернувшись за стол, произнёс суперсолдат. «Седьмой» тяжело вздохнул и протянул правую руку к металлическому столику, где лежала газовая горелка. Суперсолдат сделал пару пробных зажиганий, дав синеватому пламени почувствовать себя «живым». Робинсон полностью осознавал, что ничего хорошего его не ждёт! Газовая горелка, как ничто другое умеет развязывать, даже самые молчаливые языки. Главным приоритетом оставалось перенести такую боль, чтобы у головорезов Синдиката, не осталось ни малейшего сомнения, что он лжёт. Синеватое пламя своим раскалённым языком лизнуло по кожному покрову груди Кайла и замерло, выжигая биологические ткани. Громкий крик Робинсона заложил «Первому» уши, которым определённо не хватало берушей. — Довольно! «Седьмой» выключил горелку, немедленно исполнив приказ командира, и положил нехитрое приспособление для пытки обратно на металлический столик. «Шестой» вылил на голову и обожжённую грудь Кайла воду из пластиковой бутылки и отбросил её в сторону. Робинсон пришёл в себя и, подняв голову, касавшуюся подбородком основания шеи, стал открывать глаза. В камере ужасно воняло горелой плотью. Этот запах был частично схожим с пережаренными на гриле котлетами для фастфуда. «Первый» закрыл глаза и, опустив голову вниз, коснулся пальцами правой руки лба. Охватившая его душу пустота, словно смычок по перетянутым струнам скрипки, вызвала боль и растерянность. Суперсолдат открыл глаза и посмотрел на измученное лицо «гостя». В этот момент ему показалось, что нет страшнее человека на этом свете, чем он сам. Творящие зло неосознанно — имеют право на снисхождение, в отличие от тех, кто всё понимает и с хладнокровием продолжает свои начинания. «Первый» встал со стула-кресла и подошёл к незнакомцу. — Начинай говорить и вас больше не тронут! Даю слово! — Не знал… Что таким людям можно верить, — чуть дрожащим голосом, произнёс Кайл, стараясь перебороть боль. — А у вас есть выбор? — с лёгкой иронией в голосе, подметил суперсолдат. — Да… На удивление у меня выбор есть… А вот у вас его нет и никогда не будет… — Да, вы философ, как я вижу! — с ухмылкой на лице, произнёс «Первый». Он прекрасно понимал, что незнакомец был полностью прав! — Отнюдь! Скорее, законченный придурок… — Вы англичанин! — сказал суперсолдат и сел обратно на стул-кресло за стол. — На данный момент мне сложно разделить ваше утверждение, — медленно с остановками между слов произнёс Робинсон. Он уже и сам не знал, кто он такой! Потеряться среди многообразия «легенд» и образов очень легко: сначала начинаешь путать имена, потом незаметно рвётся тонкая нить, разделяющая одну «жизнь» от другой, а заканчивается это всё желанием обрести истинного себя. — Откуда у вас план операции? — Мне передала эту информацию женщина. Её зовут Изабелла Конте, но я не думаю, что это настоящее имя, — ответил Кайл, понимая, что больше не имеет смысла играть в мученика, которого не канонизируют. Его кровь не будет закипать в сосуде после молитвы, да и мощи никого не исцелят, а лишь принесут в жизнь ненастье и стремление идти вперёд в поисках истины. — Вы сможете её описать? — сосредоточенно спросил «Первый». — Отчасти… Средний рост, роскошные чёрные волосы. Телосложение стройное, но в тоже время атлетичное. Глаза тёмные, каких-либо особенностей во внешности не припомню. — Как вас зовут? — Паскаль Фератти, — ответил Робинсон и потерял сознание. — Оттащите его в камеру и пусть к нему зайдёт кто-нибудь из медицинского персонала лазарета, — отдал приказ «Первый» и, встав со стула-кресла, остановил запись на камере. Он вытащил из слота карту памяти и, надев на себя пиджак, убрал карту памяти в боковой карман. Суперсолдат вышел из комнаты для допросов и в темпе направился к выходу из изолятора. «Первый» поднялся по ступеням лестницы и, положив левую ладонь на кованые перила, решил отложить до завтрашнего утра, доклад синьорине де Монтенье о полученной информации от неизвестного «гостя» на допросе… Рим. Посольство РФ. Резидентура Тишину, покоящегося в полумраке кабинета, прервал заработавший копир, отпечатавший, только что законченный отчёт. Романов встал из-за рабочего стала с офисного кресла и медленным шагом подошёл к тумбочке, стоявшей в углу. Он стёр со лба правой ладонью проступившие капли холодного пота и взял из лотка распечатку. Где-то в самых глубинах его сознания приходило понимание бессмысленности всех принесённых им за годы службы жертв. Потери лишь увеличивались, а былые победы навевали только грусть. Да, и победы ли это были?! Андрей уложил распечатку в папку-скоросшиватель, лежавшую на столе под яркой настольной светодиодной лампой, и закрыл ноутбук. В его памяти всплыли жёсткие эпитеты, произнесённые на брифинге по видеосвязи руководством «Центра», на которые у полковника Соловьёва не нашлось никаких возражений, как и у него самого. «Слово — серебро, а молчание — золото», — и с этим спорить мог только законченный глупец! Он положил в карман брюк-карго песочного цвета брелок с ключом от автомобиля, лежавший на столе рядом с ноутбуком, и поправил воротник футболки-поло. Его взгляд упал на циферблат наручных часов, напомнивших о том, что до позднего вечера осталось совсем немного. Романов взял в левую руку папку-скоросшиватель и, выключив настольную лампу, вышел в коридор. Ключ-карта скользнула по считывателю замка, и Андрей уверенным шагом направился по коридору к полковнику Соловьёву. Работа в резидентуре шла полным ходом без надежды даже на короткий десятиминутный перерыв с чашечкой кофе. Все сотрудники были на своих местах, не считая капитана Грибова и нескольких оперативников, обеспечивавших охрану в клинике чудом выжившему постпреду РФ при ООН. Романов постучал по стеклу двери и зашёл в кабинет Соловьёва, где полковник заканчивал телефонный разговор по зашифрованной линии. — Присаживайся, Андрей Викторович! — жестом руки предложив присесть на кресло, произнёс Геннадий Викторович и положил телефонную трубку на базу. — Да, я в общем на пару минут, — присев на кресло, сказал Андрей и протянул папку Соловьёву. — Уезжаешь? — положив перед собой на стол папку-скоросшиватель с распечатанным отчётом, спросил глава резидентуры. — Да! Моё присутствие в Риме больше не имеет смысла, — вздохнув с тяжестью на душе, ответил Романов. — Значит снова неизвестность?! — с иронией в голосе, добавил полковник. — Ничто не меняется! — с лёгкой улыбкой на лице, в которой толком не пахло какой-либо формой оптимизма, ответил Андрей.