— Я не могу гарантировать, что вас возьмут, конечно. Но рассмотрят заявку, — вытащил из кармана визитку с номером телефона, — работа довольно пыльная, может быть скучной, может опасной. Все официально. Социальные гарантии. Хорошая пенсия. Платят неплохо. Но на “феррари” вряд ли накопите быстро, — держал визитку в руке, — Берете? — Ну, это… Когда хотел визитку в карман обратно засунуть, Максик остановил руку. — Давайте. — Максик, это серьезные дела, которые не терпят несерьезных намерений. Вы взрослый человек, а не ребенок, которому нужна нянька. Подумайте хорошенько, прежде, чем звонить. А то опозорите меня тем, что я даю телефон всяким болванам… Позвонить — уже очень серьезное решение. Хотелось бы, чтобы вы это понимали. И отвечали не вашим идиотским “ну, это…”, а внятным “да”. Понятно? — Да. Макс повертел визитку в руках. — А кого мне спросить? Тут только номер. — Скажете, что вы по поводу работы. — А если спросят, кто дал мне номер телефона? — Не спросят. Там знают, кто дал номер. Сегодня поставит пятерку на то, что Максик позвонит. Розочка считает, что этот инфантильный лентяй не станет связываться с такой работой, да и он сам так думал. А теперь смотрит на эту кудрявую башку и думает, что позвонит. Макс не так прост, как кажется. Придуривается овечка. Правдоподобно косит на дурачка, так и не поймешь сразу, что внутри — эльвирина школа!…Розочка продуется наконец, а то он проигрывает несколько раз подряд… Надо выяснить, за что его выгнали из армии. Пришло смс. “Дело сделано”. Отлично, пора возвращаться. — Едем, Максик, нужно разводить огонь. Обувщик уже начистил свою обувь… Не хотела идти на эту вечеринку. Не было сил двигаться, болело все. Макс сказал, что нельзя не прийти — и так считают вертихвосткой, которая отвадила господина Мориса от дома, и не прийти значит проявить неуважение. Ну, вот скажите, пожалуйста, почему она должна улаживать еще и это, из последних сил выползая на это барбекю. И слушать этого мальчишку. Но Макс, побегав по соседям, приволок чье-то инвалидное кресло. Сказал, что так будет куда лучше — вертихвостки не раскатывают в инвалидных креслах, теперь она будет приличной женщиной, которая мужественно храбрится — люди такое любят… Да он хорош, этот Максик. Эльвира должна бы гордиться таким учеником — так тонко чувствует людей, так изящно манипулирует, быстро соображает. Такой симпатичный… Потом пришел Пирожочек и, не глядя в глаза, дал ей таблетку. — Твой доктор сказал, что не нужно тебя мучать… Я не хотел тебя мучать, правда, просто сама же понимаешь — так забочусь. Но, если очень больно, то вот… От этого не должно сильно глючить, но, если что, сигналь, я выведу. Пирожочек — милый дружочек. Все-таки он не такой, как раньше, время меняет его, все больше похож на человека. Боится этого и стесняется… Выпила таблетку. Надо выйти к гостям и улыбаться. Надо устроить им такой прием, чтобы годами говорили, что как господин Морис удачно женился. Зачем ей эти незнакомые люди, почему не безразлично, что они говорят? Потому, что ей нужен дом… У них с Пирожочком нет дома. Может этот будет? Все-таки подглючивает от этой таблетки. Теперь ей неудобно перед Пирожочком, очень стыдно за вранье… …Сидела за столом с приятным блондином третий час. Блондин симпатизирует ей, конечно, но обязан провести допрос по всем правилам. Одно и тоже, одно и тоже, в разном порядке… Думает, она дурочка, которую так легко сбить с толку. Тем более, она на все вопросы правдиво отвечала. Ну, на все почти… — Вы сделали копии с конфиденциальных документов? — Нет. Конечно, приятный блондин понимал, что Марципановый Леденец врет. Любой из них сделал бы копии для личного пользования и в качестве гарантий безопасности, он тоже. Но допрос был официальный, под запись, поэтому должно быть сказано четкое “нет”. Потом начал пугать. Так по протоколу допроса полагается, ничего личного. Тем пугал, сем… А она в себя еще не пришла после того, как на самом дне спряталась, вообще не пугалась… Нервничала, конечно, кому это понравится — нависают, давят, свет этот дурацкий, ногти некрасиво ободрала… Не из-за страха, а чтобы не сбиться, быть всегда в состоянии отвечать на вопросы, как ее научили. А потом увидела на столе бумагу и испугалась. Это был бланк анализа крови, она же медсестра, знает, как выглядит. Видимо, блондину дали результат медосмотра, который она прошла, придя в офис. Позорно выдала себя. Блондин перехватил ее взгляд. Взял бланк со стола. — Этого вы боитесь? Конечно, после такого позорного прокола начала что-то блеять, что, типа, ей просто неловко перед руководством за свои слабости. Но блондин все-таки слишком хорошо ее знает: — Вы боитесь, что Майки узнает в каком виде вы пришли сюда? И сколько всего в вашей крови появилось за эту неделю? 3.4 Еще более жалко начала блеять про то, что химической зависимости у нее нет, что это ее частное дело, которое никак не влияет на ее работу, что ее взяли на работу, зная об этом… Она не боится ничего, тем более Майки. Но поскольку она приличная женщина, то стесняется того, из-за чего некоторые могут подумать, что она наркоманка. А она не наркоманка, она — ответственная… — Я отправлю сейчас Майки этот анализ, командир должен быть в курсе ваших дел, — неприятным голосом сказал приятный блондин, — вы не против? — Не надо! — с треском развалилась вся броня Марципанового Леденца, обнаружив главную уязвимость. — Вы не боитесь физического воздействия, не боитесь морального давления, вы сейчас полностью лишены гражданских прав, но переживаете, что Майки узнает, что вы употребляете наркотики? — уточнил блондин. Хотелось сказать, что это не так, ничего она не боится, но это было бы совсем жалко. Раз проиграла, надо признать: — Малыш Майки очень расстроится. Я ему обещала не употреблять. Вы же знаете, он считает нарушение слова проявлением неуважения… Он может уйти от меня! — Вы сделали копии с конфиденциальных документов? — Нет. И страшно не то, что потеряют работу и хорошую пенсию за должностное нарушение. Страшно, что если она по-другому ответит, придется отвечать где все хранится, все из нее вытрясут. Это гарантия их старости. Архив. В котором много чего интересного со всех дел, со старой работы, со всех судов, от всех его информаторов… Их архив куда круче и опасней архива итальянской старушки. Марципановый Леденец сама этим занялась, не хочет, чтобы было так страшно, как в прошлый раз, когда все потеряли в один день, — рассчитала все, подготовила… Это их будущее, которое она не сдаст ни за что. Даже, если будущее их будет раздельным… Марципановый Леденец взяла себя в руки, равнодушно смотрела, как приятный блондин отправляет куда-то результаты анализов. И продолжили все по новой… — Вы играете в какие-то отдельные игры? — а это еще что? — С чего вы взяли? — опять эти подозрения в нелояльности! — Появилось необычное. Раньше Малыш Майки был славен тем, что не оставлял свидетелей в разных щепетильных делах. Теперь оставляет, будто намеренно. Уже не один раз. В происшествии с “феррари” у полиции находятся два выживших свидетеля с другой стороны, они очень точно повторяют ваши показания. Почему Майки оставил их в живых? — Спросите у него. Люди к старости становятся человечней…