Что же до моих нововведений по части санитарии, то объясняются они просто. В нашем просвещенном семнадцатом веке, в самой первой его четверти с этим вопросом все обстоит очень сложно. Точнее, я бы сказал, не обстоит вовсе. Нет ее, а есть вопиющая антисанитария. Особенно в войсках, находящихся непосредственно на театре военных действий. А потому потери среди солдат от банальной дизентерии, простуд и тому подобных глупостей могут в разы превышать боевые, наносимые злобным супостатом в сражениях и стычках. Но это еще не все. Имеется совсем неиллюзорная опасность массовых эпидемий – от чумы до сифилиса. Все-таки Османская империя раскинулась на трех континентах, и вместе с ее войсками к нам может прийти любая зараза. Поэтому я сразу же озаботился и отхожими местами, и источниками воды, и прочими вещами. По-хорошему, надо бы еще и солдатские бордели организовать с регулярными осмотрами жриц любви, но врачей не просто мало, а очень мало. А без контроля это только способ поссориться с церковью. Еще одной проблемой стала защита местного населения. Не столько даже из-за заботы о будущих подданных. Станут они ими или нет, вилами на воде писано, а вот армия без должного порядка мгновенно превратится в шайку разбойников. Грабежи, насилия развращают солдат, а значит, и дисциплина рушится, и боеспособность. А у меня и так войска – кот наплакал. Каждый боец – на вес золота! Поэтому всех провинившихся на первый раз безжалостно секут плетьми, а для тех, кто с первого раза не понял, построена виселица. К счастью, она пока еще пустует. Так же был организован большой госпиталь и несколько карантинных лазаретов поменьше. В первом пользуют получивших ранения или увечья в бою, а вторые предназначены для тех, у кого обнаруживают признаки иных болезней. Надеюсь, что такие меры помогут если не избежать эпидемий, то, по крайней мере, уменьшить их последствия. Еще распорядился неукоснительно и регулярно мыть солдат в банях, благо их в Кафе хватает, и стирать их белье. Пользуясь обилием захваченных в боях тканей и кож, швейных и сапожных мастерских в городе, я заодно затеял массовый пошив новой облегченной формы, состоящей из полотняных кителей-полукафтанов, снабженных накладными карманами с клапанами на боках и груди, свободного кроя штанов и рубах для войска. Пехотинцам, коих большинство, достались короткие, мягкой кожи сапоги на низком каблуке. Пусть солдатам дышится легко и носится удобно. Если вы думаете, что прокормить такую массу людей – простая задача, то ошибаетесь. Питание солдатам требуется качественное, свежее и регулярное. А еще больше нужно воды. И желательно чистой, пригодной для питья людям, лошадям и прочей скотине. Можно, конечно, оставить все на их усмотрение, но это не наш метод. Еще я озадачил местных пекарей выпечкой необходимого войску хлеба, а также устроил крупные кашеварни, в которых каждая сотня или рота получала пищевое довольствие, продукты для них поставлялись централизованно с устроенной отдельно скотобойни и съестных складов-магазинов. Все это требовало учета и порядка, так что писарям нашлась работа. После «переговоров» с крымчаками настало время для докладов и приема многочисленных моих подчиненных, отвечающих за разные вопросы. Татары, которые никогда не имели сильной артиллерии, да и в штурмах городов не отличались стойкостью, все равно на приступ не пойдут, а коли и попробуют, разом получат по сусалам. Фон Гершов в Кафе ситуацию держит под контролем, хотя выслушать в подробностях, чего и как он предпринимает, все равно будет не лишним. – Государь, – нагнулся к моему уху Бурцов, – только что галера вернулась из Азова, а на ней гонец от боярина Вельяминова. – А ты как прознать про сие успел? – Так птичка на хвосте принесла… – И где гонец? – Так умаялся дорогой, – зачастил придворный. – Поштормовал чуть и сомлел. На берег сняли, а он зеленый, будто упырь! Пришлось ему чарку налить, чтобы, значит, оклемался, болезный, а он и упал. – Споили, что ли? – Зачем споили? – изумился спальник. – Помочь хотели! – И теперь спит? – Ага. Но за сумку с бумагами крепко держится. – Значит, службу помнит, – решил я. – Тогда так. Первым делом выслушаю, что мои воеводы о делах наших скорбных расскажут. Азов с Москвой далеко. Не к спеху. Хоть, конечно, и любопытно, чего там творится. Думаю, часа через два гонец очухается, вот тогда и пускай явится пред мои светлы очи. А сейчас зови Михальского, Панина, Гершова и Фролова. Ближе к вечеру пусть местные турки приходят с жалобами и деньгами, должны были почти за две недели подсобрать. Судя по всему, мои ближники толпились где-то рядом, так что долго их ждать не пришлось. Вошли все вместе, хари друг от друга не воротят, что уже добрый знак. Значит, не собачатся за моей спиной. – Ну что, господин барон, – спросил я. – Ты у нас комендант крепости и градоначальник, докладывай, как дела обстоят с населением и вверенным тебе личным составом? – Войска гарнизона находятся в полной исправности, – твердо проговаривая каждое слово, начал Лелик. – Стрельцы и снятые с галер абордажные команды заняли позиции на стенах Кафы. Солдаты построены перед воротами и готовы в любой момент подкрепить угрожаемый участок или выйти на вылазку. Пороха и пуль довольно, больные и увечные находятся в лазаретах. – Изрядно. А что с кавалерией? – Конница тоже готова, но о подробностях лучше доложить ротмистру Михальскому, – подпустил шпильку генерал. Померанец с литвином не то чтобы не ладят между собой, но определенная ревность между ними присутствует с давних пор. К тому же под началом бывшего лисовчика все это время была только хоругвь моих телохранителей. Так что тут фон Гершов прав, Корнилий всего лишь ротмистр. С другой стороны, Михальский ни много ни мало, а целый стольник. Такой чин не все стрелецкие головы имеют. В общем, надо что-то с этим всем делать. – Лучше так лучше, – не стал спорить я и повернулся к своему телохранителю. – Рассказывай, чем вы так отличились, что генерал куксится? – Так в городе-то конных не обучишь, – скупо усмехнулся Корнилий. – Вот и вывел давеча дворян, прибывших с воеводой Бобрищевым-Пушкиным, в поле. – А на них налетел отряд татар! – выпалил, сверкнув глазами, не разрешавший подобного самоуправства фон Гершов. – Верно, – не стал отпираться бывший лисовчик. – Только когда они налетели, им по флангам конные черкесы ударили. – И чем дело кончилось? – заинтересовался я. – Да ничем, – поморщился Михальский. – Думал, если пришлют подмогу, заманить их под крепостные пушки, так не прислали! Пся крев! – Ну, хоть пощипал крымчаков? – Разве это пощипал, – огорченно вздохнул Корнилий. – Сотню порубили да постреляли, а остальные разбежались! Так, гарцуют под стенами, но на приступ не идут. – Ничего, птицы божьи по зернышку клюют да сыты бывают, – решил я. – Еще есть что важного? Если нет, пусть подают носилки. Паланкин для меня отыскали довольно быстро, хотя, возможно, воспользовались тем, что осталось от прежних хозяев. Передвигаться в нем на людях не очень-то привычно, но куда деваться? В седло мне сейчас нельзя, а пешком не дойду. Со всех сторон за ручки взялись четверо дюжих кучерявых молодцов, нарочито подобранных Михальским из настоящих черных арапов, как нынче принято именовать афроамериканцев, впереди и сзади стрельцы с бердышами, да еще следом дюжина верховых. В общем, еду, что твой индийский набоб, или как их там называют? И тут, откуда ни возьмись, догоняем целую процессию монахов во главе со здешним митрополитом. Пришлось притормозить. – Благослови, владыко, – попросил я с высоты своего положения, скомандовав носильщикам остановиться. – Бог благословит, сын мой, – с легкой усмешкой отозвался Серафим. – Куда поспешаешь? – На стены, государь. Или не пустишь? – Отчего же не пущу? Ты, верно, со своими орлами в супостатов из пушек палить собрался, а нам любая подмога сейчас пригодится. – Стрелять не стану, сын мой, – не поддержал моей шутливости глава местной церкви, – но кое-чем помогу. – Это чем же? – Помнишь, ты спрашивал про секбанов, что хану служат? – Стрельцов греческих? Было дело. – Греческих, готских, не важно сие. Главное, что они христиане. – Слушаю тебя, владыка, – сразу посерьезнел я. – Так вот, – продолжил митрополит. – Послал я к ним человека, сказать, чтобы не геройствовали паче меры, а коли удача от хана Джанибека отвернется, сдавались на твою царскую милость. А я за них пред тобой ходатаем стану. – Вот за это спасибо, владыка. Уважил так уважил! – Не торопись благодарить, великий царь. Еще ничего не произошло. У каждого из воинов своя голова на плечах, а еще семья, дети. – Думаешь, не пойдут? – То мне не ведомо. Но все равно поднимусь на стену и покажусь им. – Это может быть опасно. – Стар я уже бояться. Главное, не забудь все, что ты нам обещал. Выведешь народ мой из рабства агарянского, будет имя твое почитаться не меньше, чем пророка Моисея. – Если у тебя сыщется еще какой случай весточку послать своим чадам в войске ханском, передай, коли будут умны и в бой с воинством моим вступать не станут, то всех, кто пожелает, к себе в армию заберу. Зваться будут Готским полком в твою и твоей епархии честь. – Да пребудет с тобой Господь и мое пастырское благословение, царь православный. Глава 16 Вот уж двенадцать лет, как я почти непрерывно воюю. То с датчанами, то с поляками, а теперь вот и до татар с турками дело дошло. Правда, нынешнее сражение будет первым, когда я стану держаться в стороне и не полезу в гущу схватки. Не то чтобы поумнел, но с больной ногой несподручно. Несмотря на все старания О’Конора, моя рана продолжает болеть, и это вызывает нешуточное беспокойство у всех, включая меня. Хитромудрый, чтобы не сказать грубее, полуирландец даже собрал врачебный консилиум, чего раньше за ним не водилось. Медикусы, конечно, собрались. Посмотрели, поохали, но так ничего путного и не предложили. Разве что никогда не унывающий Попел высказался в том смысле, что, видимо, после удаления щепки, глубоко засевшей в царском бедре, в ране могли остаться мелкие занозы, и теперь они постепенно выходят наружу, отторгаемые моим в целом молодым, крепким и здоровым организмом. Главное, на чем все медики сошлись, – хорошо, что рана не гноится, что у пациента нет высокой температуры, слабости и прочих нехороших признаков. – Государь, но, если в ближайшее время не начнется окончательное выздоровление, вероятно, нам придется провести операцию. Раскрыть рану, тщательно удалить из нее даже ничтожные кусочки чужеродных материалов, щупая буквально пальцами, промыть ее, а потом сшивать фасции слой за слоем, оставляя место для дренажа. Но будем надеяться на лучшее. Я, со своей стороны, им ничего толкового подсказать не смог. Разве что воспоминание из прошлой-будущей жизни, когда у моего приятеля вот так же никак не заживала стопа, и ничего не помогало, пока тот не съездил в отпуск. Дома затянулось, как на собаке. Видимо, климат неподходящий. Так что пора и мне переезжать на север. Птицы скоро на юг, а я наоборот. Так ведь и не птица. Не гусь какой. Да и взрослеть пора. Хватит везде самому лезть. Подросли соколята, стали соколами. Справятся сами. Страшновато, спору нет, без пригляда оставлять, а вдруг напортачат и все наши достижения уйдут псу под хвост? Но иначе никак. Такой огромной страной, как Россия, мне в одиночку ну никак не управить. Тем более что кроме болячки есть вопросы на севере и поважнее. Но это все потом. А сегодня мои генералы должны сдать еще один экзамен. Самостоятельно. Без меня. На поле боя. План сражения они тоже почти полностью сами составили, я больше слушал. В итоге все вроде бы логично вышло, если не вспоминать, что все планы – они только до первого выстрела. Поскольку главный наш противник – легкая конница, первым делом мы озаботились изготовлением рогаток и плетением габионов – больших цилиндрических корзин без дна. При случае в них можно накидать камней и земли, и получится уже полноценная защита, но и без того от стрел могут прикрыть. Все это хозяйство погружено на собранные по всему городу арбы. Если их завалить на бок и связать друг с другом, получится заграждение не хуже вагенбурга. Главной интригой для Джанибека и его беков оставался вопрос, через какие ворота будет выдвигаться мое войско. Потому они лишь держали дозоры напротив всех дорог, ведущих в город, а основная орда встала лагерем на изрядном отдалении. Раззадорив татар и будучи твердо уверен, что они не отступят, а, напротив, пойдут в бой, горя мщением, я занял место на одной из башен и стал наблюдать, как фон Гершов выводит нашу армию.