– Благодарю, ей уже лучше. – Передайте, что мне очень не хватает ее общества. – Это большая честь, ваше королевское высочество. – Итак, прежде всего, нам угодно, чтобы еще до нашего отъезда ваш брат обвенчался с присутствующей здесь фройляйн Рашке. За все услуги, оказанные ими обоими Мекленбургскому дому, мы намерены щедро наградить их. Господин Болеслав получит три тысячи гульденов и чин капитана с соответствующим содержанием. Марта также получит в качестве приданого три тысячи и фольварк под Гюстровом. – Вы очень добры… – Довольно, – прервала потоки благодарности герцогиня и обернулась к скромно стоявшему в сторонке Родионову. – Молодой человек, до сих пор мы знали вас как одного из усерднейших учащихся в здешнем университете. Теперь же вы показали себя не только усердным, но также умным, наблюдательным и верным человеком. Ваши заслуги не останутся без награды. Вы получите сто талеров и вот этот перстень. – Благодарю, матушка-государыня, – грохнулся в ноги растроганный студент. – Век Бога молить буду за твою доброту! – Кроме того, мы надеемся, что вернувшись домой после учения, вы и дальше будете служить нашему дому с не меньшим усердием! – Отслужу, вот тебе крест, отслужу, матушка! Слабая улыбка тронула губы герцогини, и она, милостиво кивнув боярскому сыну, обратила свой взор на Марию Агнессу. – Подойдите, ваша светлость! – Да, государыня, – немедля выполнила приказ девочка. С тех самых пор, как ее спасли, юная принцесса являла собой пример послушания, воспитанности и благонравия. Вот и сегодня она весь прием чинно простояла одетая в свое парадное платье и мило улыбалась всем желающим на нее поглазеть, не сделав даже попытки показать кому-то язык или скорчить рожицу. Правда, это мало кого могло обмануть, но все же вселяло осторожный оптимизм. – Присядьте. Лицо девочки на мгновение исказила недовольная гримаса, но она тут же справилась и, лучезарно улыбнувшись, ответила: – С вашего позволения, я постою. – Вот как? – картинно удивилась Катарина и невольно бросила взгляд на стоящую неподалеку мать принцессы. Та в ответ лишь чуть заметно пожала плечами, дескать, а что делать? Эти взгляды были так мимолетны, но при этом так красноречивы, что женщины поняли друг друга без слов. Накануне между ними состоялся серьезный разговор, в ходе которого герцогиня и камеристка расставили все точки над «i». – Фройляйн, надеюсь, вы понимаете, что вам с дочерью лучше остаться в Мекленбурге? – Разумеется, государыня, – сделала книксен Марта. – Скажу вам более, даже если бы ваш супруг позвал меня, я бы предпочла остаться здесь. – Вот как? – Не стану лукавить, ваше королевское высочество. Сделай он это предложение хотя бы несколько месяцев назад, я бы все бросила и побежала бы за ним пешком, но… – Но? – Но не теперь. – Что же изменилось? – Всё! Я люблю и любима и не хочу ничего более, как провести с Болеславом фон Гершов все, что отвел нам милосердный Господь. – И вы не пожалеете об этом решении? – Ни одного мгновения! Видит Бог, я долго ждала и хранила верность, хотя и не смела ни на что надеяться. Теперь же я хочу просто жить, иметь семью, родить любимому человеку детей. Вы понимаете меня? – Да, фройляйн, вполне. А ваш избранник разделяет ваши мечты? – Он сделал мне предложение, и я дала ему свое согласие. – Вам известно, что я обещала дать вам приданое? – Да, государыня. Вы очень добры. – Вы это заслужили, дорогая моя. Но нет ли у вас опасения, что это и послужило причиной матримониальных планов господина фон Гершов? – Нет, ваше королевское высочество. Мы решили, что будем вместе еще до того, как вы объявили свою волю. – Хорошо. У вас есть еще какие-нибудь просьбы? – Только одна. Не разлучайте меня с дочерью. – И в мыслях не было. Принцесса Мария Агнесса, скажем так, своеобразная девочка и нуждается в твердой руке и должном направлении. И я не чувствую в себе ни сил, ни желания заниматься этим. Мне хватает забот со своими детьми, и я хотела бы оградить их от… неподобающих примеров. Эта встреча пронеслась в памяти герцогини, и она настороженно посмотрела на свою падчерицу. Та ответила ей прямым и честным взглядом, в котором, впрочем, чувствовалось весьма мало раскаяния. – Вы, ваша светлость, заставили нас изрядно поволноваться, – начала Катарина. – Мне очень жаль, ваше королевское высочество, – повинилась Шурка. – Очень на это надеюсь. – Простите меня. – Все хорошо, что хорошо кончается. Однако я надеюсь, что вы извлечете должные уроки из всех этих происшествий. – Конечно, государыня. – Мы скоро покинем Мекленбург, а вы со своей матушкой останетесь здесь. Но кто знает, возможно, ваш царственный отец вскоре захочет увидеть вас при своем дворе. И не хотелось бы, чтобы ему пришлось краснеть за ваше воспитание. Вы понимаете меня? – Да, государыня. – Мы распорядились найти вам учителей и надеемся, что вы проявите должное усердие. Мы знаем, что вы неглупая и рассудительная девочка, как бы ваша светлость ни старалась убедить нас в обратном. Но вам нужно научиться держать в узде свои желания. – Я сделаю все, что в моих силах. – Очень на это надеюсь, – усмехнулась герцогиня и отпустила принцессу. – Ты точно не хочешь к отцу? – неожиданно спросила ее Марта, когда прием закончился. – Нет, – покачала головой Шурка. – Похоже, он и сам не очень-то хочет видеть меня. Да и мне что-то в Москву совсем не хочется. – Почему? – Ну, там царевен, чует мое сердце, будет много. А здесь я одна такая – Мекленбургская принцесса. Эпилог Будущая царица впервые вступила на русскую землю под звон колоколов и пальбу из пушек. И если первых в небольшой пограничной крепости под названием Ивангород было немного, то вторых явно хватало, и грохот стоял такой, как будто началась небольшая война. У моста был выстроен почетный караул из стрельцов местного гарнизона. Рослые бородатые мужики в цветных кафтанах и с блестящими бердышами в руках стояли не шелохнувшись, а за их спинами толпились любопытные местные жители, желающие подивиться на такую диковину, как заморская королевна. Та, правда, ехала в богато изукрашенной карете, запряженной аж шестериком битюгов, а впереди и сзади скакали рейтары с обнаженными палашами, так что поглядеть на нее мудрено было. Впрочем, впоследствии некоторые утверждали, что рассмотрели все в подробностях. – Митька! – кричала залезшему на дерево молодому мужику его жена. – Ты царицу видишь? – Да, Маланьюшка, вижу! Уж какие справные кони ее возок тащат, так прямо не налюбуюсь. Вот бы такого красавца в соху запрячь, эх и паханул бы… Ажно земля заскрипела! – Охти мне! – изумилась в ответ молодуха. – Я тебя, окаянный, о чем спрашиваю? На что мне твои кони, ты мне скажи – царицу видишь али нет?! – Знамо дело – вижу! Не могут же таких добрых лошадей кому попало запрячь. Стало быть, царица! За первой каретой следовала вторая, куда меньше размером, и вместо богатой отделки обитая черной материей. В толпе сразу принялись шептаться: «Это, дескать, митрополит Филарет пожаловал, тот самый, что царицу уговорил приехать да веру православную принять!» При виде его встречающие и вовсе падали ниц и протягивали руки к владыке, прося благословить. Затем были еще кареты с придворными, за ними возы с припасами, а вокруг них слуги, стража и еще много кто еще. Сразу за стрельцами стояли в несколько шеренг пикинеры и мушкетеры, за ними виднелись рейтары в вороненых доспехах и еще какие-то верховые. У стен города Катарину встретил здешний воевода – думный дворянин Ртищев с хлебом-солью в руках на красиво вышитом рушнике. Герцогиня оказала честь и вышла из своего экипажа вместе с сопровождавшими ее дамами. Одна из них тут же приняла подношение и передала его своей госпоже. – Где-где, царица? – загомонили любопытные, пытаясь сообразить, кто есть кто. – Да вон же она, – принялся растолковывать непонятливым купец в лазоревом кафтане, показывая на располневшую от беременности баронессу фон Гершов. – Которая самая дородная! – Не может быть, – раздался за его спиной скептический голос. – Сказывали, что у царя нашего сын с дочкой есть, а тут рядом никого не видать. Виданное ли дело, чтобы мать деток малых на нянек бросила? – Много ты понимаешь, гляди, вон он – царевич! Из кареты вслед за придворными и впрямь выскочило двое мальчишек, принаряженных ради такого случая, и досужие зеваки тут же принялись спорить, кто из них государев сын. Наконец, Катарина отломила кусок каравая и, макнув его в соль, отведала, а затем протянула его Карлу Густаву. Толпа радостно загудела, сообразив, наконец, кто есть кто.