Они запретили мне карандаши, вообрази себе такое! Интересно бы знать, сфигали? Боятся, что воткну их в глаз дежурной медсестре? Ну, глупости… Я не опасен. Что вы знаете об Опасности, смешные людишки в белых халатах? Настоящая опасность ходит по вашим улицам и заглядывает в ваши окна. Она вдыхает ваши сны и ядовитый свет ваших прокуренных кухонь. Она выдыхает пургу и морозный ветер. А вы даже не знаете об этом. Они запретили мне карандаши, поэтому я кусаю себя за запястье и пишу тебе письмо — собственной кровью по войлочным стенам своего временного приюта. Они вяжут мне руки, тычут иглами и суют в рот таблетки — но я только смеюсь. Постоянно смеюсь, потому что это самое важное воспоминание о тебе — как нам было весело. Огни чужих окон мигают всеми цветами радуги — как новогодняя гирлянда. Из кабинета главврача, когда люди в серых пиджаках с бумажными лицами задают мне смешные вопросы, открывается замечательный вид на нашу столицу. Вихри вьюги, лихорадочная пляска метели и сто тысяч цветных огоньков, перемешанных с искристыми снежинками. Их вопросы смешны, любимая. Ну конечно, нет… Эта зима не закончится никогда. Меня зовут Игорь Калидов, и в «Героях» я всегда играю за «Инферно». У меня сейчас — и прическа, и взгляд похожи… Не смешно? Наверное, вы просто никогда не играли в «Героев». Ладно, попробуем иначе… Привет! Меня зовут Игорь, мне 36 лет, я экс-зам-главы пресс-службы ОПК «РосГенИн». И я инфернально влюблен. Вам интересно другое? С чего все началось? Ну ладно. Попробую вспомнить. Насколько позволит бромдигидрохлорфенилбензодиазепин… Слабо выговорить? А мне нет. Мне теперь под силу и не такое… Но эти смешные карлики в белых халатах крепко знают свое дело. Не дают разгуляться. Ничего. Я потерплю. Как все началось? Эту тему мне подкинул Марсенталь. Ну да. Нет, разумеется, нет. Где познакомились? Мы познакомились в «Лог-кафе», когда ровняли на туалетном бачке кредитками пару дорог ангельской пыли. Я в курсе, что это сыр. Нет, я не собираюсь называть реальных имен и фамилий. Серьезно? Типа угрожаете? Но мне же все равно. Я гребанутый. Вы будете слушать или нет? Я на тот момент неплохо раскручивался. Да чего скромничать — я блистал и сиял! Я тогда был восходящая звезда московского пиара: ипотечные кредиты «Нортфорка» (ангельские перья в солнечном луче на фоне бетонных фундаментов), незабываемая социалка про проститутку и сиамских близнецов (как оказалось — после нее меня впервые заметили Наверху), плюс еще раскрутка парижского парфюмерного бренда «Стана Катик» и агрессивное продвижение дистрибьютора натуральных удобрений «Торнтон» (даешь импортозамещение, привольное раздолье пшеничных пашен, и сверху падают ящики на парашютах — в съемках того рекламного ролика были задействованы четыре самолета Ил-76, а теперь вообразите себе, какие там были откаты!). А потом уже было остальное… этот ролик для Роскосмоса про ракету в деревенском сарае (весь сценарий — мой), а потом еще скрытый продакт-плейсмент в эпической экранизации «Повести о дружбе…» Стругацких… Ну, вы помните — там один проход по пустому бассейну, снятый с трех точек, стоил натуральный зеленый лям. А потом я поставил не на ту лошадь, связавшись с этой мутной канзасской церковью «Семиблагого Отрешения», которая внезапно решила метнуться на наш рынок… От растерянности зачем-то переспал с артисткой Рындиной, которая на тот момент была женой режиссера… прямо на площадке режиссер дал мне по щщам, я дал ему по яйцам… ну… вы всё читали в моем досье. Словом, когда я растормаживался порошком в сортире «Лог-кафе», мне позарез нужна была работа. Марсенталь сказал (сильно вдыхая носом и жмуря глаза): «это тема для тебя, чувак… Ты меня потом благодарить будешь, вот вообще за всю фигню…» Ну… спасибо, Марсенталь. Я так и знал, что все закончится каким-то адовым звиздецом! Но тогда, вместо того чтобы засомневаться, я просто молча кивнул. Приник к туалетному бачку сложенной купюрой достоинством в 10 юаней (как я уже говорил — мне остро требовалась работа). Я, конечно же, погуглил про место, которому суждено было перевернуть мою жизнь. До того, как листья московских кленов зашуршали на ветру перемен… До того, как в «макдональдс» выстроились очереди, к Белому Дому подогнали танки, а самыми престижными профессиями стали «брокер» и «киллер», до того как мы впервые отведали персиковую «турбо» и кетчуп от пожилого негра дяди Бенца, икеевскую пошлость и социальный эскапизм в духе Йерки, а нашими сердцами навсегда завладели безымянный персидский принц и лейтенант Элен Рипли, эта организация называлась Научно-Исследовательским Институтом Оборонных Стратегических Инициатив. Теперь они называются ОПК «РосГенИн». Смешно, да? Помните у Крайтона? «Инген»? Ну типа того, да. Генные инженеры. Пигмалионы эпохи Веб-два-ноль. Мы не делаем динозавров. Мы могли бы, но нам это не нужно… Потому что мы делаем будущее. У них было это, как они говорят на своем сленге, «изделие». Разработка. Тестовый образец. АРМ-2019 «ОКА-Н». Вы знаете, как у нас в Отечестве любят все называть и кодировать. Ох, вам ли не знать… Мне, учитывая обширный опыт паблик-рилейшенз и рекламы, предстояло провести полевые испытания, ввести «модель» в контекст современности. Ну типа: вывести в свет и научить жизни. Нашли кому доверить, утырки… Я не знаю, какие там стратегически-оборонно-инициативные задачи она должна была решать… Но вышло так, что теперь она решает нас. И когда она закончит решать — она нас уровняет. Потому что мы это заслужили, товарищи. И, смею напомнить, эта зима не закончится никогда. Я возил ее по «золотому кольцу» и водил на закрытые пати в «Лост-Хайвей» и «Гильденстерн». Показывал ей МХАТовскую «Белую Гвардию» и калатозовское «Неотправленное письмо». Корпоративный счет покрывал расходы, мы мотали круги по Садовому на абрикосовом «Порш 911 Турбо», заказывали разноцветные икеевские тарелки и принты Йерки, мы могли позволить себе аутентичные персидские ковры и пожилого негра-повара, который готовил нам домашний кетчуп и был вовсе даже не против, когда мы называли его «дядей Бенцом». Я настолько забыл про рабочие инструкции и подписки, что показал ей свое портфолио: рекламу «Стана Катик» она нашла холодной, решенной во вкусе Нолана, социалка про сиамских близнецов ее рассмешила. Она расплакалась, посмотрев ролик про ракету в сарае. Так я понял, что никогда не отдам ее никому. Уж тем более — вам. Мы вместе учились готовить морковные маффины и смеялись над гримасами Джеки Чана, вздыхали над перипетиями вампирской жизни в «Что мы делаем в тенях», перечитывали вслух «В арбузном сахаре», «Водонапорную башню» и «Крыжовник» и сочувствовали мокрой шапке Ипполита. Мы вешали на окно цветные гирлянды, вместе под покровом ночи воровали с помойки во дворе антикварный комод и ругались на тему того, кто опять не выключает свет в туалете и чья очередь выносить мусор. Еще она готовила самый вкусный в мире «оливье»… Она была слеплена из слез и снега, оживлена электричеством, заряжена на позитив. Самая русская девочка в мире. Потрясающие ноги. Встроенное умение на слух найти нюансы «Второй Венгерской рапсодии» Листа в саундтреках Анджело Бадаламенти. Собственное мнение обо всем. Тысяча припрятанных навыков на черный день. Она могла бы обыграть в шахматы того Фишера и выкрасть другого Фишера прямо из лап условного противника (без всяких переговоров и мостов). Она любит красные каблуки и цветущие мандарины, воздушные шары и бутерброды с семгой, она любит притворяться блондинкой и провокационные селфи, она ненавидит овсянку, глупых собеседников и человечество. Мы обречены. Приметы? Волосы рассыпаются по плечам лавиной, стоит ей освободить их одним движением руки… Эта лавина накрывает вас — вы задыхаетесь, тут любой посторонний свидетель замрет на месте и остановится, просто чтоб посмотреть, как она дальше будет приводить эти распущенные волосы в порядок. Как будут двигаться ее руки. Как будут двигаться при этом ее бедра. Как будет двигаться вся она. Носик… аккуратный, игривый, немного любопытный. Губы… нервные, капризные, мягкие, ласковые, созданы для поцелуев. Глаза… можно захлебнуться их переменчивым цветом и тревожной глубиной. Нельзя в них не утонуть. Это не я сделал ее человеком. Это она сделала меня человеком. Вышла из сугроба… живая девочка. Короче говоря, когда «тестовый прогон» закончился и мне пора было подавать отчет, в архиве ОПК «РосГенИн» случился страшный пожар, а глава департамента проектного управления Осип Виталич Шарулов слег с сердечным приступом, в головной офис нагрянули маски-шоу, нашлись оффшоры на Самоа, сходу закрыли десяток топ-менеджеров… Первый Канал разродился прочувствованным репортажем, сваливший на Кубу Марсенталь завел свой антикоррупционный твиттер, а я, будто бы предчувствуя все это безумие, за сутки до всего этого успел подать заявление по собственному желанию. И мы куда-то пропали. И ее нижние губы на вкус были как люксовый виски, а верхние как липовый мед. И мы смеялись из-за ерунды и ругались по мелочам. И нам никто не был нужен, кроме нас двоих. И мы были настоящие и живые. И время не имело значения. И ничего не имело уже значения. И так мы пропадали где-то там какое-то время. Пока я не нашел себя на железнодорожной станции «Уштымка-3» с сумкой, в которой оказалась восемь, резинкой перевязанных, пачек купюр достоинством в 100 юаней, три смены белья, пистолет 6П35, кнопочная «нокия», четыре обрезанных фотокарточки (я получился хорошо, она отсутствует в кадре), пачка «союз-апполона» и недопитая закупоренная бутылка медового напитка «сливовый полдень». И еще записка от нее: «хочу побыть одна, разобраться в себе»… Ну, ясно. Я допил «сливовый полдень», разменяв валюту, взял еще ящик его же и пару блоков «апполона», и снял каморку над актовым залом местного ДК. На третью неделю я расстрелял из пистолета одного случайно встреченного снеговика. Я был такой угашенный, что не попал — ни в таблетки активированного угля, заменявшие ему глаза, ни в гребаную морковку, которая заменяла ему нос. Так я попал под прицел местных властей, а дальше шарманка моей судьбы заскрипела и завыла, и рычаг ее закрутился со страшной силой. Меня зовут Игорь Калидов. Я живу в дурке. Я безумно влюблен. Я безумен от любви. Я гребанутый. Это всё, что я могу рассказать вам, господа. Что-что? Особые приметы? У нее волосы цвета липового меда, глаза цвета люксового виски и крошечная родинка на левом виске. Когда смеется — смеется во весь голос, запрокидывая голову и жмурясь, как кот. Когда плачет — меркнет даже небо. В остальном она типа вообще идеальная. Что еще из примет? У нее на ладонях не тают снежинки. У нее есть «Вконтакте». Нет, не поможет… она постоянно меняет провайдеров и айпи. «Ты рехнулся, сынок», сказал мне Осип Виталич, когда я навещал его в больнице. Я не стал спорить. Добавил в его жизнь немного бромдигидрохлорфенилбензодиазепина. Пусть поспит. Мы все заслужили немного отдыха и снов про разноцветных слонов, скачущих по радуге. Мы очень много работали. Мы очень старались. Я не скажу вам, где она. Я сам хотел бы это знать — больше всего на свете… Но попробуй найди! Попробуй догони-ка такую! Впрочем… судя по тому, что сейчас март, а зима все не кончается, она где-то рядом.