Петр Дмитриевич ощутил себя в чем-то виноватым и сжался на узкой, жесткой лавке. — Я в Иркутске прожил пятьдесят девять лет… Потом пожалел, что стал оправдываться. Но поезд уже ушел. Юрист, взглянув на какую-то бумажку, без всяких эмоций произнес: — Я должен сообщить вам, Петр Дмитриевич, что за рубежом, во Франции открылось наследство. Единственным наследником являетесь вы. Дед, сидевший как на горячих углях, встал, выпрямил спину и несвойственным ему громким голосом прокричал: — Что с братом? — Ваш брат, Сергей Дмитриевич, скончался в Париже 2 июня 1969 года. Дочка взяла отца под руку и помогла присесть. — Скажите, любезный, а жена, жена Сережи, Галя? Почему единственный, разве ее нет? — Галина Ивановна умерла 2 года назад. Вы — единственный наследник. Вам завещана крупная сумма в валюте и бесценные картины. Их, правда, немного, но их значимость от этого не уменьшается. Вы, Петр Дмитриевич, как сознательный гражданин нашей Родины, нашей общей Родины — Советского Союза — должны принять правильное, единственно правильное решение по распоряжению наследством. Дед посмотрел на дочь, пожал плечами и очень тихо обратился к хозяину кабинета. — Если надо что-то подписать, я готов. Только вот к брату… Разрешите мне к брату и Гале на могилу съездить. Кто же похоронил Сережу? Где он похоронен? Я все отдам, это уже все в прошлом. Только разрешите проститься с братом, с могилой Сережи. — Я всего лишь юрист и заграничных паспортов не выдаю. Но я могу ходатайствовать об этом, если мы полюбовно решим все формальности. — Да, да, помогите нам! Я согласен подписать необходимые бумаги, но что от меня нужно, я не очень понимаю. Объясните, пожалуйста. — Если вы, товарищ Боткин Петр Дмитриевич, согласны добровольно передать нашему государству все полученное от брата наследство, в том числе раритетные картины и вклады в валюте, я уполномочен заявить, что вашей семье будут предоставлены две двухкомнатные квартиры в Москве с пропиской для всех членов семьи. Ваша пенсия будет пересмотрена в большую сторону с учетом вашего ценного вклада в казну. — Я на все согласен, даже и говорить нечего, — еле проговорил ошалевший дед. — У меня только одна, одна просьба. Разрешите мне с внучкой навестить могилу Сережи. Все остальное пусть будет, как вы сказали, я согласен. Боткину хотелось поскорей уйти. — Хорошо, Петр Дмитриевич. Оформление необходимых бумаг займет месяц, два. Когда все будет готово, я свяжусь с вами. Юрист встал, прекращая разговор. Квартиру деду выделили отменную, на троих, с дочерью и внучкой. Он был доволен. Один жить не хотел, да уже и не мог. Большой Кисельный переулок, самый центр. Кисельные переулки — название родное. Как специально подобрали в тех местах, которые он отлично знал, где прошли детство и юность. Рождественский монастырь рядом с домом, до Сретенки и Покровки рукой подать. Трамвай ходит до Чистых Прудов — «Аннушка», с огромной буквой А на крыше. Дед каждый день прогуливался по монастырским дорожкам. Каждая тропинка и постройка навевали воспоминания. Дома обветшали, но, как ни странно, все находились на своих местах. В храме, расположенном в самом центре двора, поселилась мастерская графики архитектурного института. Студенты, колоритные личности, с явным удовольствием приходили в бывший храм и творили на холсте и бумаге. Они не выгоняли любопытного дедушку. — Что за церемонии, проходите, пожалуйста, дедуля, присаживайтесь. С улыбкой приветствовали они Петра Дмитриевича. Поили чаем, показывали свои работы, сплошные импровизации, и хвастались, хвастались… А потом в полной тишине, обняв мольберты и подрамники, внимательно слушали мудрого и благодарного «критика». Особенно ребятам нравились рассказы о поездке в Париж на могилу брата и о музеях, приютивших семейную коллекцию картин. В доме, где раньше располагались монашеские кельи, ютились обычные москвичи, в каждой комнате жила семья. Большая коммуналка с общей кухней на четыре плиты и туалетом на шесть кабинок. На центральной аллее рядом с надвратной церковью расположилась средняя школа, поэтому детские крики и смех всегда сопровождали дедушку в неспешных прогулках по монастырю. Умер Петр Дмитриевич тихо, во сне, не дожив месяц до своего восьмидесятипятилетия. * * * Валерий Тамм из Москвы съехал. Жил на даче в Красной Пахре, что по Калужскому шоссе. Я несколько раз связывался со сторожкой садового товарищества. За Таммом ходили, звали к телефону, но он так и не подошел. Охранник после каждого разговора со мной непонятно почему извинялся. Пришлось ехать в Красную Пахру без приглашения. Дачу Таммов нашел легко. Все соседи уже знали об убийстве Валюши. И пока я с ними дошел до искомой калитки, был уже переполнен всевозможной информацией о милейшем семействе Таммов. Старый желтый дом скрывался за деревянным забором. Двор зарос травой. Валерий похоже пил и пил много. — Адвокат, здравствуйте. Я вас видел… Не знаю, как тебе лучше это сказать… Валерий обратился ко мне, не вставая со старого-престарого дивана с двумя огромными валиками по бокам и протертой обивкой. — За мной приехали? Я готов. Думаю, мне пора. Давно я хотел убить Игоря, считайте, что убил. Мне так легче. Я и должен был убить. Отнял у меня он все, обокрал… Забирайте меня. Но Валюшу не я… Нет мне без нее жизни… Валюшу не я… Игорь ее убил, точно он… Надоела, вот и убил… Валерий Тамм повернулся на другой бок. Аудиенция была закончена. Соседи толпились у калитки, понимающе кивали, но к нам не подходили и вели себя сверхделикатно. * * * Звонок в б утра всегда не к добру. Константин Артемьев был лаконичен. — Леш, ты приехать в контору можешь? — Костя, привет. Ты рано встал или с ночи задержался? — Приезжай, все расскажу на месте. У нас тут «дурдом». Я быстро собрался, завел машину и выехал в Ленинградское УВД. Не успел я зайти в знакомый кабинет уголовного розыска, как Константин вручил мне несколько бумажных листов. — Почитай, Алексей Львович, полюбопытствуй. Это интересно. Потом все объясню. Отпечатанный на машинке текст пестрил грозными глаголами: наказать, объявить неполное служебное соответствие, уволить из органов внутренних дел, понизить в звании… Вчитавшись внимательнее, я понял, что опергруппа, работающая по раскрытию двойного убийства, допустила серьезный ляп. Вот и посыпались звезды с погон. Артемьев, наблюдая за моим раскрытым от удивления ртом, принялся пояснять: — Подвели опера из транспортной милиции, они в нашу группу входили. Их задача была перевернуть все железнодорожные и авиакассы, архивы Аэрофлота и железной дороги. Проверить все билеты, в том числе служебные в Москву и близлежащие города в нужный период. Ты это слышал на первых совещаниях. Ну, в общем, ребята облажались. Юнисов был в Москве в вечер и ночь убийства. Оперативники не проверили бортовые журналы служебных рейсов, осуществлявших техническую посадку в Москве для дозаправки. Рейс, который сейчас обнаружили муровцы, был служебный из Хабаровска в Калининград с посадками в Иркутске и Москве. Руслан Сергеевич подсел в кабину экипажа в Иркутске. Через четыре часа вышел в Москве. Второй пилот сделал запись в бортовом журнале, больше ничего, никаких следов. Ни билетов, ни распоряжений, ни заявок, ни записей в аэропортах, авиаотряде. Ни-че-го. Летчик летчика всегда выручит. Вот и подсадили Юнисова в кабину. Свой, летный, да и высший комсостав к тому же. Он в Москву в семь вечера прилетел, а улетел в Иркутск этим же бортом в девять утра следующего дня. Это уже из допросов экипажа выяснили. Второй записи в бортовом журнале нет. — А что это за рейс, какой-то левый? — Нет, обычный служебный рейс. Хабаровск и Калининград — города побратимы, вот делегации обкомов партии и горисполкомов друг к другу в гости и летают. Хлеб-соль кушают, водку пьют и новостями обмениваются. Города-то в разных концах страны находятся, даже на карте смотришь, и то далеко. — И что теперь? — А теперь, Леш, полный разгром. Серегина от руководства отстранили, из Главка выгнали, в Обнинск направили начальником отделения. Он пока в отпуске. Не дело это, он самый опытный в МУРе был. Меня в звании понизили за плохо поставленные оперативные задачи. Я теперь капитан. Вот так. Из угрозыска транспортной милиции трех оперов уволили. Ребята, кстати, отличные были. Кучу выговоров дали, звезды у многих полетели с погон, как у меня. Я, честно говоря, и сам бы калининградский рейс не поймал. Что еще? Меня руководителем объединенной группы назначили. Теперь капитан полковниками и майорами командовать будет. Смех, да и только. Новых оперативников добавили с Петровки. Генеральная прокуратура подключилась. Все зашевелились. — А с Юнисовым что сейчас? — Задержали его вчера вечером в Иркутске. Сейчас этапируют в Москву. Самолетом. Самым обычным рейсом. Представляешь, какая реакция у экипажа — летный генерал в наручниках в кресле самолета сидит. — Как он на задержание отреагировал? Что говорит? — Молчит. Ему еще карты не раскрыли. А члены экипажа калининградского рейса тоже сказать Юнисову ничего не могли, они на допросах в Иркутском УВД находятся. — Костя, вы теперь, наверное, на обыски полетите в Иркутск и Омск? Возьмите меня с собой. Мешать не буду. — К сожалению, не могу. Сейчас серьезно все стало. Обострено. Адвоката к делу не допустят. Ты и так в курсе. Сообщи пока общие сведения потерпевшим. Слово даю, всю информацию через две недели будешь иметь. Без обид. За мной билеты на командную встречу по боксу с кубинцами. В Лужниках. — При чем здесь бокс? Раны зализываешь? А что с вешдоками? Плащ, нож, золотой самородок. Что-нибудь нашли? — Пока нет. За этим и полетим в Сибирь. Самородок Руслан не выбросит, реликвия. Плащ и тесак он в обратный путь не брал. Надо в Москве искать. Где «Медвежья пасть», мы можем только догадываться. — Плащ и нож? Это иголка в стоге сена. — В Москве да. Но прилетел он из Сибири, скорей всего, с холодным оружием. По описаниям экспертов, нож нестандартный, возможно, изготовлен по заказу. В Сибири местные розыскники опрашивают всех кузнецов в городах и сельской местности. Работа только началась. Месяца на два, не меньше. Омскую и Новосибирскую школы милиции обещали подключить. — А в Москве что планируете? — В Москве и Подмосковье прочесываем все свалки. Ищем коричневые плащи и крупные ножи для опознания и экспертизы. Два курса Московской школы милиции работают с операми. Помоечную братию трясут. Работа на месяц-полтора. Времени много прошло. Шансов мало. Будем искать. — Костя, откуда начнете? — С адресов в Омске и Иркутске. Одновременно. Квартир, домов, гаражей много. Две семьи: бывшая и настоящая. Вывал и там, и там. Мне областные УВД выделили четыре опергруппы с автотранспортом и вертолетом. Связь ВЧ. Самородок будем искать и свидетелей по одежде. Может, кто-то и видел Юнисова в коричневом плаще. — Константин Викторович, ты скоро не то что майора вернешь, а генерала получишь. — Ты ошибаешься. В министерстве сказали, не раскроем — уволят в народное хозяйство. Пойду к тебе в помощники. * * *