— Какое приглашение, девочка. Ты ничего не понимаешь… это мой сводный брат. Отец с новой семьей давно уехал… Мы давно не общались… Я и не знал о нем ничего… Натан… Натан… — Однофамильцев много, папуль, и имя не такое уж редкое… Да и какая разница, даже если и родственник. Он же за меня концерт Чайковского не сыграет. — Сонечка, да ты ничего не понимаешь. Президенты таких фондов — миллионеры. Конкурсы — это благотворительная деятельность. Эти люди могут все… Слышишь, все! Срочно посмотри в интернете. Набери — Натан Гроссерман, с двумя «с», найди фото. Такие люди должны быть в сети… Отец с дочерью перебрались к компьютеру и прилипли к монитору. Через пять минут обалдевшие Китины наблюдали на экране улыбающуюся физиономию Натана Гроссермана, его черный фрак, белоснежную сорочку и бриллиантовые запонки, невзначай выглянувшие из-под рукавов. Это был он. Конечно, состарившийся за сорок лет забвения, но с той же неповторимой юношеской улыбкой и внушительной черной родинкой над левой бровью. Отец был «накаутирован», он ожидал чего угодно от жизни, но чтобы его сводный брат оказался американским миллионером, воротилой этого прекрасного мира — этого он ожидать не мог. Соня не разделяла диких восторгов отца и не очень понимала, что вызвало такую реакцию. — Ну богатый, ну воротила… А мы-то тут при чем? У дочери кормление пропустила — вот это да! * * * Звонок по скайпу раздался в два часа ночи. Проснулись все. Сашенька заплакала, Борис проворчал что-то невнятное, а Сонечка переползла через кровать и присела к монитору. Звонил дядя Натан. Он излучал жизнерадостность и внимание. Русский язык был не самым ярким его достоинством. Половину слов девушка не понимала. Но это было не главное. Сонечка уже проснулась, протерла глазки и пыталась сосредоточиться. Дядя улыбался, активно жестикулировал руками. Через слово извинялся, что и не знал о существовании такой очаровательной племянницы. Выл очень рад предстоящей встрече в Нагасаки. Но новость, пришедшая в понедельник, счастливой так и не оказалась. Мужа положили в больницу и сделали операцию по стентированию коронарных сердечных сосудов. Сломался первый «миксер» — труженик и кормилец. Выли необходимы серьезные вложения (которых не было) и три месяца ожидания запчастей. У Сашеньки появились зеленые сопли, то и дело поднималась температура. В общем и целом продолжалась обычная семейная жизнь, о которой Сонечка так долго мечтала. Каждое утро девушка подолгу музицировала, но конкурсу в далекой стране восходящего солнца в ее новой жизни места не было. Встреча с родственником откладывалась. Девушка погрустила пару часов, поцеловала обожаемую дочь и побежала в больницу навестить мужа. Через неделю после разговора с Америкой опять ночью раздался долгий нетерпеливый звонок в дверь. Соня открывать боялась, но звонок монотонно сотрясал ночь. Пришлось открыть. На пороге стояли отец, Натан и еще несколько человек, которых девушка не знала. Все без приглашения вошли в квартиру. Соня была поражена их появлением. Нежданные гости завалили всю кухню подарками и пакетами с провизией. Натан громко на ломанном русском сообщил, что Соне и Сашеньке надо собираться в дорогу. Самолет их ждет во Внуково, врача-педиатра он захватил с собой, так что долечивание ребенка будет в надежных руках. — Летим в Нагасаки и никаких возражений. Отец сидел на кухне и молчал. * * * Самолет производил впечатление игрушечного. Сонечка и отец, провожавший до трапа дочь и внучку, никогда таких лайнеров не видели. Всего пять окошек-иллюминаторов и одна дверь. Подкатили трап, вся команда зашла на борт. Отец шепнул Соне: — Ты за Борю не волнуйся, мы с матерью его поддержим. Она сейчас у него в больнице. Выступай, ни о чем не думай. Успехов тебе, доченька. В самолете дядя Натан все предусмотрел. У Сашеньки была своя кроватка и детское кресло с маленьким столиком. Врач не отходил от выздоравливающего ребенка. Прилет, расселение в отеле, приезд в концертный зал на конкурс прошли в штатном режиме. У японцев было все четко, пунктуально, с поклоном и улыбкой. Дирижер оркестра, с которым репетировала Сонечка, был искренним, да к тому же любителем женского пола. Он оказывал ей повышенные знаки внимания. Росточка японец был небольшого, поэтому его карие раскосые глаза находились точно напротив глубокого декольте пианистки. Этот совершенно незначимый анатомический факт произвел возбуждающее действие на талантливого дирижера. Внутри этого безумно одаренного человека маленьким ожившим червячком зашевелилось какое-то паршивенькое, запретное чувство. И вместо того, чтобы смотреть в партитуру и руководить оркестром, он таращился на Сонину грудь и шарил глазами в поисках сосков молодой исполнительницы. Третья премия, лауреатство. Огромный диплом и скромный приз. Сонечка была наверху блаженства. — Нечего бетон месить! Занимайся музыкой. Ты, кстати, включена в состав жюри конкурса, а это — приличные деньги. Подбор конкурсантов, поездки по всему миру. В Москве тебе присмотрят помещение для музыкальной школы. Твоей школы. Будешь преподавать и музицировать. Ты — талантливая девочка, чудо и прелесть. В твоей школе будет и российское представительство конкурса. Монолог дяди сопровождался многочисленными запинками в речи. — А как же мой маленький любимый бизнес? — Бизнес оставь мне. Я куплю твою фирму за один доллар, присмотримся к производству сухих смесей. Все будет то же, что и при тебе, но производить и продавать будем сухие смеси. Под Москвой будет построен небольшой заводик. Цементные смеси сейчас востребованы. Будем играть в «песочек». Через месяц приедет мой человек, ты ему все передашь и поможешь. Он оценит ситуацию и начнет работать. Интерес вашей семьи будет учтен, не волнуйся. Твой мастер будет возглавлять наше новое производство, свои люди нужны. Водители будут развозить цементные смеси, а проверенный бухгалтер просто необходим. Никого не обидим. — Ну вот, все и решилось само собой, — прошептала Сонечка. * * * Прошло три года. Сашенька подросла и с мамой ежедневно ходила в музыкальную школу. Сонечка превратилась в Софью Евгеньевну и слыла лучшим педагогом и строгой директрисой. В ее частной школе было стерильно чисто и уютно. Борис продолжал работать в администрации завода. Дядя Натан успешно расширил свой бизнес, построил завод сухих смесей в Ступинском районе Московской области. Раз в год вся семья встречалась на очередном финале конкурса концертмейстеров, где Сонечка и дядя Натан были членами международного жюри. * * * На этих строках я закончил рассказ и послал его в журнал. Но предсказать все хитросплетения событий в нашей жизни совершенно невозможно. Мне предложили юридическую работу в одном московском банке средней руки. Пригласили на собеседование, разговаривал я с председателем правления банка. Белоснежная рубашка, золотые часы «Омега», хороший парфюм и широкая улыбка. Красивый молодой компанейский мужик произвел на меня отличное впечатление. Беседа прошла легко и непринужденно, а озвученная зарплата превзошла все мои ожидания. Трудоустройство было желанным и выгодным, но все хорошо в жизни не бывает. Мне было поставлено одно небольшое условие: полугодовая учеба в Банковском институте Нью-Йорка. Жилье, учебу и переводчика оплачивал работодатель. Я всегда мечтал посмотреть Америку, курс банковской экономической безопасности был интересен и полезен. Жена напряглась, но против моей поездки возражать не стала. И я согласился. Америка — это было прекрасно и суперинтересно! Поселили нашу учебную группу в четырех звездах в самом центре Манхеттена. Мне достался очень уютный маленький одноместный номер на сорок втором этаже небоскреба. Каждое утро я бегал трусцой по щебенке Центрального парка Нью-Йорка. Вдоль дорожек виднелись заросли барбариса и нарядные кусты боярышника, красные гроздья ягод которого ярко горели на фоне нефритовой листвы. Мой физкультурный маршрут проходил мимо разноцветных цветочных клумб, тополей и великолепных дубов, стоящих на нарядных лужайках. То справа, то слева появлялись аллеи вязов, лип и кленов. В дальней части парка ощущалась прохлада от прудов, уже не было видно стриженых кустов, огромных секвой и могучих дубов. Местность более походила на запущенный лесной участок. В воде плавали дикие утки. Когда, выбегая из парка, я поднимал голову к раннему, еще в дымке, солнцу, то наблюдал необыкновенное зрелище: листва деревьев и газоны были обрамлены со всех сторон стеклянными небоскребами, солнечные блики от которых сыпались и переливались в зелени парка. Учеба проходила в Нью-Джерси (окрестности Нью-Йорка), в одноэтажном доме Банковского института, построенного в стиле прерий. Кормили нас в ресторанах, а на учебу и практику в «Банк оф Нью-Йорк» возили в шикарных машинах. Лекции читались с переводом. Я сидел, открыв рот. Бизнес-наработки Америки здорово отличались от наших реалий. * * * Один из товарищей моей юности, Валерий Петраков, с которым я долгие годы перезванивался, как только узнал, что я в Америке, тут же стал собираться ко мне в гости. Валера давно жил в Канаде, в городе Торонто. Там он разбогател, стал уважаемым бизнесменом, входил в попечительский Совет Русского православного храма. Вырастил двух сыновей, перевез из Москвы старых родителей. Сначала я отнекивался, ссылаясь на ежедневную учебу. Но Валера ничего и слышать не хотел, заявив, что давненько меня не видел и соскучился. Через пару недель Петраков сообщил мне по электронной почте, что вылетает в Нью-Йорк, и чтобы я ни в коем случае его не встречал. Увиделись мы поздно вечером в холле моей гостиницы. Пили виски и болтали до глубокой ночи. Договорились в ближайшие выходные встретиться у моего отеля. Мне была предложена экскурсия в город развлечений — Атлантик-Сити, в частности — в казино Трамп Тадж-Махал. В субботу рано утром, в шесть часов Петраков прибыл за мной на шикарном «роллс-ройсе» (который взял напрокат). Валерка, наверное, решил уложить меня на обе лопатки, и ему это удалось (на таких шикарных машинах я еще не катался). Наша «красавица-аристократка» неслась по автостраде чинно и благородно. Нас обгоняло бесчисленное количество машин, водители которых смотрели на «роллс-ройс» с восторгом и нескрываемой завистью. Пару мужиков показали большой палец и улыбнулись. Валера, не переставая, рассказывал о своем житье-бытье, о жене, сыновьях, родителях, которые с трудом обживались в Торонто. Он, видимо, так соскучился по «русскому» общению, что никак не мог наговориться и все говорил, говорил… Я слушал его вполуха и разглядывал резко изменившийся пейзаж за окном машины. Нигде и никогда я не видел такого резкого контраста между городом и его окрестностями. Высоченные и изумительно красивые небоскребы Нью-Йорка сменились на маленькие двухэтажные домики с двумя гаражами и небольшими лужайками. Удивило отсутствие заборов между участками. Ни одного забора! Мне, подмосковному дачнику, это было в диковинку. Маленькие зеленые поселочки как под копирку имели двухэтажные коттеджи, ухоженные газоны, школы, пожарные станции и сетевые магазины. Кое-где встречались одноэтажные офисы банков. Все дорожки были идеально заасфальтированы и оборудованы яркими наземными переходами. Вдруг в монологе Валеры я услышал знакомое имя — Натан Гроссерман — и стал внимательно слушать. Валера мимоходом сообщил, что вчера он встречался со своим бизнес-партнером Натаном Гроссерманом, и они быстро решили пару важных вопросов; что Натан — отличный мужик и пьет исключительно русскую водку; что у него тоже русские корни и с ним легко работать. — Слушай, Леш, он мне рассказал одну интересную историю, связанную с Атлантик-Сити, с казино Трамп Тадж-Махал… У него там грустная история произошла где-то год назад, скандальная даже. Газетчики его неделю полоскали. Натан Гроссерман — известная личность в американских бизнес-кругах. У Натана в Москве лет пять назад неожиданно появилась симпатичная племянница, пианистка. Он ее пригрел своими миллионами: в каком-то музыкальном конкурсе работу дал и организовал ей педагогическую практику в Москве. Год назад Натан пригласил свою племянницу, никак не вспомню ее имя, в Атлантик-Сити. Покатал на каруселях, зашел с ней на фортепьянный концерт в фойе Трамп Тадж-Махала, а затем — в игорный зал. Позже он клял себя за это последними матерными, кстати, русскими словами. Но поезд уже ушел. Здесь, Лех, русского никто не знает, но ругаться обожают по-русски — вот загадка. Наверное, наш мат сочнее. Так вот, потащил он ее в казино, в игорный зал. Дурак: нет, чтобы ее на бокс или джаз сводить, там же постоянно играют музыкальные коллективы и идут боксерские бои. Кстати, там Пугачева пела. Извини, отвлекся. В игорном зале Соня (точно, Леш, вспомнил, ее Соней звали) полезла играть в рулетку и оказалась очень азартной бабой. Натан сказал, что она в казино совсем очумела: на ее лице выступила испарина, она покраснела, губы стали белого цвета. Девушка уже чувствовала, как дядя незаметно дергал ее за рукав, но устремив глаза на рулетку, она вцепилась кончиками пальцев в игорный стол, и оторвать ее было невозможно. Соня проиграла все наличные, сняла деньги с банковских карт и промотала их также быстро. Натан пытался урезонить родственницу, крепко схватил ее под локоть и потянул к выходу. Ему вся эта ситуация активно не нравилась, но как выйти из создавшегося положения, он не знал. Натан попросил пит-босса не продавать ей больше жетонов. Назрел скандал, все разговаривали на повышенных тонах. Там, Леш, это не принято, везде тишина, даже фотографировать и снимать видео запрещено. Соня разошлась ни на шутку, у нее началась истерика. Племянница умоляла дядю дать деньги в долг крупные деньги. Натан, как мог, отбивался. Скандал набирал обороты. Соня схватила дядю за лацканы смокинга и со слезами и воплями просила, требовала деньги. В ее голове еще звучала великолепная фортепьянная музыка, сквозь которую пробивался ужасающий шепот дяди. Их окружила охрана казино. Натан был шокирован и пребывал в грогги. Наконец, Гроссерман сдался и, чтобы разрядить обстановку, выдал племяннице чек на крупную сумму, а потом резко вышел из зала. Часом позже Соня все проиграла… — Валер, мир тесен, ты рассказал историю моей давней клиентки, Сонечки Китиной. Я потерял ее из виду, когда она отошла от бизнеса и, соответственно, перестала у меня консультироваться. Я сто раз слушал историю о ее потрясающем дяде Натане. Но Сонечка никогда не говорила, что играет в рулетку и посещает казино. Как иногда все открывается самым неожиданным образом. Валерочка, а тебе Натан не рассказывал о дальнейшей судьбе своей азартной племянницы? — Нет, Лех, так, в двух словах. Знал бы, что она твоя знакомая, вообще бы не рассказывал. Как-то нехорошо вышло, бабу ославил. В России, небось, никто ничего и не знает. Короче, концовка истории короткая и грустная. Она вернулась в Москву после проигрыша. Натан с ней все контакты порвал, его адвокат предъявил Соне крупный счет к оплате долга, причем в жесткие сроки. Музыкальную школу он у племянницы отобрал, ну, не отобрал, конечно, а перестал платить за аренду здания. Из жюри конкурса она моментально вылетела. Долги ей отдавать было нечем. Соня продала квартиру, машину, чтобы отдать часть долга Натану. — Интересно, чем же она теперь занимается, Валер? Она — отличный пианист и шустрая бизнес-леди. — Не знаю, я Натана не спрашивал, мне это как-то не интересно было. Знаю только, что муж от нее ушел, она переехала с ребенком к родителям и перебивается случайными музыкальными заработками. * * * Поездка в Атлантик-Сити была замечательная. Мы с Валерой поучаствовали в аттракционах, поиграли с «однорукими бандитами» в казино Трамп Тадж-Махал и посмотрели пару боксерских боев. Вечером завалились в ресторан и заказали русскую водку. Валера был в ударе и сыпал «гариками» от Игоря Губермана. Он, как и все русские эмигранты, обожал Губермана: