Бетонная леди Увы, но улучшить бюджет нельзя, не запачкав манжет. Игорь Губерман Сонечка играла «Турецкое рондо» Вольфганга Амадея Моцарта. Волшебные звуки пианино разлетались по ее огромной комнате, расположенной в старинной коммуналке на Маросейке. Кроме тридцатипятилетней Сонечки в квартире проживали две старенькие бабульки и пожилой профессор-гений, знавший, наверное, все языки мира, но никогда ни с кем не делившийся секретами их освоения. В маленькую комнату возле кухни недавно вселился молодой иногородний следователь с семьей. Половина жильцов давно съехала с этой неуютной коммуналки с длинными коридорами. На дверных косяках пустующих комнат развивались, словно праздничные знамена, разноцветные наклейки с печатями жилищной конторы. При входе в квартиру находилась общая ванная с газовой колонкой, а в конце коридора за кухней — общий туалет. Чтобы воспользоваться санузлом, жильцы спускались на девять ступенек вниз и нагибали голову, дабы не столкнуться с прикрученным под потолком чугунным бачком со штампом «Россантехпром 1921 год. Завод имени Войкова П. Л.». Все эти древности во времена интернета и мобильной связи веселили Сонечку и вызывали у нее приятное ретронастроение. На общей кухне, например, была длинная раковина, соратница революции, принимавшая воду с шести медных кранов с белыми фаянсовыми ручками фабрики Гарднера. Старушки утверждали, что в этой раковине полоскали домашнюю утварь слуги графов Разумовских, проживавшие в этой квартире до пролетарских уплотнений. Радовали глаз четыре разноцветных мраморных камина, расположенные вдоль стен общего коридора. Даже на белых керамических битых-перебитых ручках кухни красовалось клеймо фарфоровой фабрики Кузнецова с царским гербом. Но подлинную историю дома никто не знал. Все мраморные, чугунные, деревянные и керамические предметы в квартире были достойны антикварного салона. Потолки в Сонечкиной комнате, доставшейся ей от бабушки, были пятиметровые, а распашные высоченные дубовые двери украшены затейливой резьбой. Под стать старинной квартире было и пианино «Беккер» из красного дерева, которое еще при царе Горохе подарил бабушке богатый воздыхатель. Спереди его украшали два бронзовых подсвечника с хрустальными висюльками. Они сверкали в солнечный день, и блики, отражаясь на стенах и потолке, радовали одинокую, бедную и бездетную Сонечку. Девушка давным-давно закончила Гнесинку (Российскую академию музыки имени Гнесиных) по классу фортепиано и работала аккомпаниатором-концертмейстером, сопровождая выступления вокалистов и детских хоров. Работа ей нравилась. Педагоги по вокалу были душками, а вокалисты в обыденной жизни — компанейскими и добрыми ребятами. Сонечку никогда никто не обижал, ее «певчие» частенько привозили подарки из заграничных командировок. Она обожала подарки, и ее радовали миниатюрные фрагменты западной жизни. Однако за рубежом ей побывать не довелось. — Кто же там слушает моих безголосых солистов? — размышляла она. Это была загадка, но Сонечка никогда не позволяла себе откровений в музыкальных кругах и слыла хорошей доброй бабой (или, как говорили музыканты, чувихой). Работа с детьми была наиболее приятной частью ее творчества. Она любила детские утренники. Родители талантливых отпрысков приносили много цветов. Сонечка обожала цветы и возвращалась домой с огромными букетами. Они были ее радостью и наслаждением. На вечерних концертах цветов ей не дарили. Сонечка мечтала о своем ребенке. Не обязательно от законного мужа, просто о маленьком обожаемом карапузе. Но жизнь складывалась так, что в ее окружении были только худенькие субтильные музыканты, в основном евреи, которые ей совсем не нравились. А русские богатыри или еврейские бизнесмены ей не попадались. Редкие любовники у нее, конечно, были, она не считала себя ханжой и не чуралась мужского пола. Но скоротечные связи к острым чувствам и рождению деток не приводили. А последующие разрывы оставляли в душе свежий рубец и щемящее чувство неполноценности. Певцы и музыканты были у нее частыми гостями и обожали сонечкины хоромы. Они восхищались старинной кухней, чудным унитазом и феноменальными резными дверьми. Приглашать же домой близких мужчин было сложно. Любовников надо было где-то мыть, однако мыть их в общей ванной комнате советского образца с огромной газовой колонкой было неудобно. Соседки были лаконичны: — Привела своего кота мыться. А ванну кто за ним мыть будет? Чай не графья! Девушка старалась чаще бывать в гостях у своих любимых, с удовольствием оставаясь у них на ночь. Жизнь у молодой и совсем недурной Сонечки протекала спокойно и монотонно. Вставала она поздно, торопиться ей было некуда. Вокалисты с педагогами приходили не раньше одиннадцати, а концерты начинались вечером. Сонечка была привлекательной, изящной и чуть склонной к полноте. Осиная талия при округлых бедрах, красивые прямые ноги с худыми коленками, узкие женственные плечи, открытое лицо, высокий лоб, изящная шея, застенчивая улыбка и слегка курносый носик подчеркивали ее девичьи прелести. Средний рост и легкий характер позволяли любому мужчине ощущать себя мачо на ее фоне. Девушка была натуральной блондинкой с огромными карими глазами. Эта помесь ей досталась по наследству от смешанного брака родителей. Отец, смуглый кареглазый еврей, был врачом. Мама — прелестная белокурая русачка, с легким характером и прекрасной фигурой. Ей скоро тридцать шесть. Сонечка, будучи умной девочкой, отчетливо понимала, что детородный возраст уходит и ни карьера, ни прекрасные родители, ни отзывчивые друзья здесь не помогут. Что-то надо было менять в своей налаженной жизни. Но что конкретно нужно делать, она не представляла. * * * Как-то на очередном фуршете в зале Московской филармонии к Сонечке подошел хорошо знакомый кларнетист. Он был обласкан голубой богемой и никакого интереса для женщин не представлял. — Сонька, привет. Тебя надо спасать!!! — Игорек дружески улыбнулся и взял девушку под руку. От кого и каким образом спасать, музыкант не пояснил, а всего лишь выпил бокал шампанского, поцеловал ей руку и ушел к своим нежным друзьям. Соню это заявление зацепило. Она долго думала, обижаться на кларнетиста или нет. Решила его найти и, прижав к стенке, все выяснить. Пришлось выкроить время и посетить музыканта «случайно» на концерте. В антракте она прошла за кулисы и нашла обидчика. Игорек и не думал сопротивляться и отнекиваться. Будучи парнем нестандартным, но умным, он поведал ей все ее перспективы: — Ты, Сонька, полная дура, и коль приперлась ко мне на концерт, то слушай. И без обид, чувиха. Ты скоро превратишься в старую дряхлую клячу, с которой будут в пояс здороваться мамочки твоих учеников. Наденешь длинное, тяжелое темно-синее бархатное платье с маминой брошкой, и публика даже приблизительно не сможет определить твой возраст. Музыкальная молодежь будет в замешательстве, гадая, чья же ты ровесница: то ли Рихтера, то ли Вана Клайберна. Ты станешь бабой без возраста, без семьи, без своей квартиры и без денег. Тебе срочно, поверь мне, срочно нужно все менять: найти деньги, купить нормальную квартиру. К квартире приложится бесквартирный мужик, может, и не герой-любовник, но нормальный хряк-производитель. Он сделает тебе ребенка. Ты заведешь семью и сменишь работу. Все это аккомпаниаторство — удел старух, давно вышедших в тираж. Ты молода, умна и красива. Вперед, у тебя все получится! Итак, подведем итог: деньги, смена работы, квартира и, как следствие, мужик и дети. Кларнетист почтительно кивнул и растворился в группе музыкантов, таких же как он черно-белых «пингвинов», упакованных в смокинги, белоснежные сорочки и разноцветные бабочки. Соня не спала всю ночь. На следующее утро она встала пораньше и направилась на площадь Маяковского. «Хозяин» площади стоял на своем месте и поворачиваться к девушке даже и не думал. Это хороший признак, решила девушка и вошла в здание Московской филармонии. Дверь отдела кадров была заперта, еще никто не работал. Она приуныла. Однако пока был кураж, нужно было срочно сделать все намеченные дела и не передумать. — Сделать и не передумать, сделать и не передумать… — бубнила Соня. При этом она быстро шагала по узорному паркету второго этажа филармонии. Руки за спиной были крепко сцеплены в замок, кудрявая голова опущена вниз. Девушка напоминала узника, измеряющего шагами каземат. С работы Софья Китина уволилась в тот же день, и теперь, когда она шла по длиннющему коридору с подписанным заявлением, ей стало окончательно ясно, что другого выхода не было. Вечером она сообщила родителям об уходе из филармонии и желании купить однокомнатную квартиру. На семейном совете было решено комнату продать, всем поднатужиться и поддержать начинания дочери. Но денег на квартиру все равно не хватало. Помочь с новой работой обещал отец. Среди его многочисленных пациентов-астматиков был один очень интересный тип. То ли строитель, то ли посредник в среде строителей. Но с его слов он многих знал, имел влияние и связи в строительных и архитектурных кругах. Вот к этому посреднику и направилась Соня, надев самую красивую кофточку, французскую плиссированную юбку и высоченные каблуки. В музыку возврата не было. Пусть филармония жалеет о потере бойца. * * * Даму встречал импозантный и вальяжный Ираклий Сергеевич Ткебучава, одетый в черный смокинг и белоснежную рубашку с красной бабочкой. Годами он был немного моложе ее покойной бабушки, но приталенный костюм, золотые швейцарские часы, кубинская сигара и золотая оправа дымчатых очков молодили его. Встреча была назначена в шикарном номере гостиницы «Метрополь». Сонечка в этом валютном отеле никогда не была. Огромные картины в позолоченных рамах, всеобщая темень и свисающие бархатные портьеры произвели на нее удручающее впечатление. — Ну, «Метрополь» так «Метрополь», какая разница, — бубнила она себе под нос. Ткебучава все внимательно выслушал, вспомнил добрым словом врачебный талант ее отца и начал тронную речь. В молодости Ираклий Сергеевич, видимо, был связан со сценой. Говорил он громко и зажигательно, каждое его предложение было четко выстроено. Свою речь оратор произнес стоя, облокотившись на спинку стула и держа в свободной руке толстую сигару. Сам же текст повествования был до ужаса прост, банален и грубоват. Девушке предлагалось заняться строительным бизнесом и приобрести для начала огромную машину с крутящейся бочкой сверху. На ней предлагалось перевозить закупленный на заводе бетон, а затем продавать его на стройки Москвы (позже пианистка узнала, что эта страшная машина на профессиональном жаргоне называется «миксер»). Примерный бизнес-план Ираклий Сергеевич подготовил, суммы озвучил, список с телефонами потенциальных поставщиков и покупателей передал. При всех разговорах и переговорах разрешил ссылаться на него. На этом высочайшая аудиенция была завершена. Что делать дальше и куда бежать, Сонечка даже не представляла. Слова «бетон», «цемент», «стройка» вызывали у нее неприятие и дрожь. Она осталась без работы и без денег. * * * Во дворе ее дома ежедневно собиралась компания пожилых доминошников. Они азартно кричали, ругались по-черному, но к обитателям дома относились вполне миролюбиво. Девушка знала одного из «забивал» доминошного стола. Дядя Вася вечно спасал ее, помогая решить сложные домашние заморочки. Подкрутить, привернуть и приклеить — вот неполный список просьб, с которыми пианистка была вынуждена обращаться к соседу. Простые, казалось бы, бытовые хлопоты приводили ее в ступор, поэтому дядя Вася был для нее ангелом-спасителем. Лет он был неопределенных, но вполне вписывался в категорию «еще ничего». Соня подсела к доминошным мужикам, скорчила плаксивую мордочку и умоляющим голосом попросила Василия Алексеевича уделить ей пару минут. Намечалась «рыба», и ушлым игрокам было явно не до барышни. Когда «рыба свершилась», Василий резко встал, взял девушку под руку и повел в сторону подъезда. Сонечка елейным голоском поведала историю своего бегства из филармонии и озвучила предложение Ткебучавы. — Дядя Вася, я вас умоляю. Давайте начнем вместе. Нам дали выход на бетонный завод, обещали познакомить с заказчиками. Начальные деньги дает отец. Вы говорили, что работали механиком на стройке. Я одна — ну никак. Совсем ничего не понимаю, не знаю строительства!!! Не умею продавать!!! Нужен мастер, опытный и мудрый, как вы. Зарплата будет отличная, ну, может, не сразу, но я вас не обижу, не сомневайтесь. Да и куда я без вас, пропаду! Вывший механик потребовал накрыть стол и обсудить идею с доминошной братвой. В магазин Соня бежала со всех ног. Тарелки, вилки и граненые стаканы захватила из дома. Мужикам повезло, пианистка закатила пир на весь мир. Мастер пришел утром, робко постучав в открытую дверь. Комната наполнилась ярким сивушным ароматом, Китина поперхнулась и закашлялась. Василий отечески похлопал ее по спине, сел на банкетку от пианино и протянул девушке руку: — Согласен я. Давно без работы, соскучился. Руки чешутся. В дело хочу… * * * На бетонный завод они поехали вместе. Но дальше проходной их не пропустили, а когда они заявили, что идут к директору, высмеяли и прогнали. Видимо директор завода «сидел высоко, глядел далеко» и был явно недоступен. Китина набрала телефонный номер из изрядно помятой записки, полученной в «Метрополе». Через три минуты за ними на проходную спустилась томная девица с вихляющим задом и на высоких каблуках. Директор радушно встречал гостей у дверей приемной. Им предложили кофе с любимыми сонечкиными трюфелями. Все вопросы по поставкам бетона были решены моментально: — Вам будет отпущено любое количество бетона и в любое время. Сонечка и Василий вышли с завода победителями и блестели, как медный пятак в солнечный день. Соня позвонила всем остальным абонентам из списка Ткебучавы. Извиняясь, дрожащим голосом она начинала разговор с незнакомыми ей людьми. Ее учтиво слушали, не делая, впрочем, шагов навстречу, но как только она произносила фамилию «посредника», голоса на другом конце провода резко менялись. Ей моментально предлагали встречу, помощь и даже машину для проезда на переговоры. Все последующие поездки были либо на стройки, либо в строительные управления, разбросанные по всей Москве. Ездить на деловые встречи ей было совсем не в чем. Концертные платья, юбки и кофты были «из другой оперы», и девушка сменила туфли на кроссовки, а платья — на джинсы и толстовку. Стройки, грязь, цементная пыль, «строительная» каска на голове. Все это было неожиданно и чудно. В выходной Соню пригласили в ЦДРИ (Центральный дом работников искусств на Пушечной). Пригласил все тот же кларнетист — отличный музыкант, старый друг и мудрый советчик. Они встретились на Кузнецком мосту и пошли на концерт романса. Концерт не понравился, певец фальшивил, а ее коллега концертмейстер засыпал и ронял ноты. Извинившись, она вышла из зала. По дороге к выходу на улицу Сонечка увидела большую белую дверь с заманчивой бронзовой табличкой «Каминный зал». Она открыла дверь и вошла. Это была небольшая комната, заставленная грубыми деревянными лавками, на которых сидели люди и пели под гитару. В камине тлели угли. Выло тепло и уютно. Девушка тихонечко присела на край лавки и стала слушать. Пели замечательные песни Окуджавы и Визбора, которые призывали к знакомству, единению и сопереживанию. Люди по-доброму улыбались друг другу и подпевали молодому, красивому, русоволосому парню с гитарой. Соня притаилась, уходить не хотелось, да ее никто и не гнал. Следующую песню Визбора «Излишний вес» она уже пела со всеми. Убрав заколку из волос, Соня расслабилась, улыбнулась и ощутила кайф, впервые за последние месяцы.