Часть 66 из 137 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И дал тогда же обещанье
*
Печальну повесть сохранить
Я дал тогда же обещанье
*
Была ужасная пора!..
Об ней начну повествованье — —
Давно когда я в первый <раз>
Услышал грустное преданье
Сердца печальные, для вас
Тогда же дал я обещанье
Стихам поверить сей рассказ
(ПД 845, л. 9)
Эти строки, набросанные как завершение Вступления к «Медному Всаднику», близко повторяют стихи, заготовленные Пушкиным более чем за десятилетие до болдинской осени 1833 г. как эпилог или, наоборот, вступление к «Бахчисарайскому фонтану». Первый из этих отрывков, задуманный как эпилог «крымской поэмы», читается:
Он кончен, верный мой рассказ,
Исполнил я друзей желанье.
Давно я слышал в первый раз
Сие печальное преданье
[Тогда] я [сердцем] приуныл
И на минуту позабыл
Безумных оргий ликованье…
(Акад., IV, 94)
Отказавшись от такого эпилога, Пушкин стал перерабатывать его в виде вступления или в виде посвящения поэмы Н. Н. Раевскому-младшему. Первое, вступление, начинается словами:
Печален будет мой рассказ
Давно, когда мне в первый раз
Любви поведали преданье —
Я в шуме радостном уныл
И на минуту позабыл
Роскошных оргий ликованье
и т. д.
(Акад.,V, 400)
Второе, посвящение поэмы Н. Н. Раевскому, во второй своей редакции читается:
Исполню я твое желанье,
Начну обещанный рассказ.
Давно, когда мне в первый раз
Поведали сие преданье
Мне стало грустно
и т.д.
(Акад., V, 401)
В обеих редакциях посвящения посвятительные инициалы (Н. Н. Р.), однако, зачеркнуты, и ни одна из редакций, так же как и вступление, в печатный текст «Бахчисарайского фонтана» не вошла.
Через десять лет после создания своей «крымской поэмы» Пушкин, стремительно набрасывая черновик «Петербургской повести» о трагическом событии — наводнении 1824 г., вспомнил ненапечатанные стихи (вступительные или заключительные) из «Бахчисарайского фонтана» и попробовал создать из них — вероятно, по памяти — окончание Вступления своей новой поэмы. Это не сразу ему удалось, так как стихи, относящиеся к «крымской поэме», будь они вступлением или эпилогом, или посвящением Н. Н. Раевскому, носили иной характер, чем то, что подсказывалось предметом «Петербургской повести»: в первом случае речь шла о «предании любви», о «безумных оргиях», прерванных «на минуту» услышанным рассказом; во втором — об «ужасной године» или «ужасной поре», об «испытании», посланном небом, о «мрачном» или «грустном» предании, о «горестном рассказе».
Пять стихов, заканчивающих Вступление к «Медному Всаднику», были очень важны для поэта, необходимы для создания надлежащего тона и настроения в новой поэме, и потому они переделывались им много раз. История текста отрывка от приведенных выше первых набросков до последней его редакции такова.
Переписывая поэму в первую (Болдинскую) беловую рукопись, Пушкин придал последним стихам Вступления такую форму:
Была ужасная пора…
Об ней начну повествованье
И будет пусть оно для вас,
Друзья, вечерний лишь рассказ
А не зловещее преданье.
В этой редакции переработаны строки, напоминавшие эпилог «Бахчисарайского фонтана», и заново написано окончание, в котором поэт, обращаясь к читателям, определяет свое произведение как «вечерний лишь рассказ», т. е. рассказ, служащий, несмотря на весь трагизм его сюжета, лишь для развлечения слушателей и в особенности слушательниц, собравшихся зимним вечером вокруг рассказчика,[454] но который не следует воспринимать как «зловещее преданье» — как воспоминание о прошлом событии, содержащее в себе предчувствие или даже предсказание грозящей в будущем гибели города, основанного Петром, и, следовательно, всего дела Петрова, от враждебной ему стихии.
Отрицание «зловещего преданья», каким может быть сочтена «Петербургская повесть», и тем самым утверждение незыблемости, неколебимости «града Петрова», являющегося символом всей новой России, присутствует как в первой беловой (Болдинской) рукописи поэмы, так и в Цензурном автографе, представленном Николаю I.
Переписке последнего предшествовали торопливо и сокращенно написанные наброски с попытками новых исправлений:[455]
<Была ужасная пора>
Пускай > об ней воспом<инанье>
Живет в моем повество<ванье>
Друзья как вечер<ом> расск<аз>
Зимою [вечером] для вас
А не зловещее > пре<данье>
*
<И> будет пусть оно для вас
Друзья вечерний лишь рассказ
book-ads2