Я понимал, что на самом деле Финан пытается отвлечь меня болтовней. Он намеренно назвал Слейпнира конем Тора, хотя прекрасно знал, что скакун принадлежит Одину, и таким образом предлагал мне поправить его. Я промолчал. Мереваль выехал первым, но повернул со своими двумя сотнями на юг по большой дороге, и, когда мы добрались до перекрестка и двинулись дальше на восток, его отряд уже скрылся из виду. Нас было сто восемьдесят человек, из которых шестьдесят принадлежали к воинам Бритвульфа. Возглавляли их сам Бритвульф и Витгар, самый опытный из его бойцов. Дюжина слуг, коим предстояло отвести коней обратно в Верламесестер, сопровождали нас вместе с вьючными лошадьми, нагруженными бочонками с элем и коробами с овсяными лепешками. Мои немногочисленные дружинники, все на захваченных у западных саксов конях, скакали за мной. Остальную часть войска составляли мерсийцы, вызвавшиеся добровольцами под воздействием проповеди отца Оды. Священник тоже был с нами, хотя я и возражал против его общества. — Ты поп, — сказал я ему. — А нам нужны воины. — Вам нужно, чтобы живой Христос был на вашей стороне, — яростно возразил Ода. — И не только Он. — Что, и другие боги? — подначил его я. — Вам нужен восточный англ, — ответил священник, пропустив мою насмешку мимо ушей. — Вы собираетесь выдать себя за людей Этельхельма, но не знаете ничего о его восточных владениях, ни одного из держателей. А я знаю. Тут он был прав и потому скакал вместе с нами, хотя отказался как от кольчуги, так и от оружия. При мне был простой длинный меч с ясеневой рукоятью. У клинка, выданного мне Меревалем, имени не имелось. — Господин, это добрый меч, — заверил он меня. Да, меч был добрый, но не Вздох Змея. Добравшись до Лигана, мы повернули на юг. Витгар выслал вперед разведчиков, те сообщили, что в деревне, где находится переправа через реку, воинов в красных плащах нет. — Корабля тоже, — добавил один из разведчиков. Я предполагал, что корабль, на котором Ваормунд гнался за мной, сел на мель. Возможно, так оно и было, но его явно успели снять. — Брод вы пересекали? — уточнил я. — Нет, господин. Мы делали то, что нам приказали: выясняли, есть ли в деревне враги. Нам сообщили, что они ушли два дня назад. Сказать по правде, это была приятная новость. Меня не беспокоило, что люди Этельхельма обнаружат две сотни Мереваля. На самом деле нам даже хотелось, чтобы их нашли: гарнизон Лундена должен смотреть на север, наблюдая за Меревалем, тогда как мой, меньший, отряд заходил с противоположной стороны. Но чтобы подобраться с юга, нам требовались корабли и требовалось оставаться незамеченными. Мы вброд перебрались через Лиган на восточноанглийский берег, потом снова повернули на юг, направляясь к лесному складу, где еще с «Бримвизы» видели четыре баржи, груженные дровами. Три из них по-прежнему стояли там. Были они плоскодонные, для работы на реке, пузатые, с тупым носом и с рулевым веслом с лопастью размером с небольшую амбарную дверь. Все три судна имели мачты, но их сняли и уложили вдоль корпуса вместе со всеми снастями, включая реи и три аккуратно свернутых паруса. Банок не было, гребцы не сидели, а стояли, используя двенадцать уключин с каждого борта для работы длинными, тяжелыми веслами. То были жуткие, неуклюжего вида посудины, но способные довезти нас до Лундена. Я спешился, вздрогнув от боли в ребрах, и пошел к баржам. — Вы их не возьмете! — Из дома близ навеса, под которым хранились бревна, выскочил раздраженный немолодой мужчина. Говорил он по-датски. — Вы их не возьмете! — Ты нас, что ли, остановишь? — Это заявил Витгар, тоже на датском, что меня удивило. Пожилой посмотрел на изрезанное шрамами лицо Витгара, и весь его пыл как рукой сняло. — Как я смогу забрать их? — просительным тоном спросил он. — Суда нужны лорду Этельхельму, — сказал я. — И он наверняка возвратит их. — Лорду Этельхельму? — Мужчина пришел в замешательство. — Я его двоюродный брат Этельвульф, — представился я, воспользовавшись именем младшего брата Этельхельма, до сих пор, как я надеялся, живого и здорового пленника в Беббанбурге. Рука моя дернулась к амулету, чтобы отогнать дурные мысли о чуме на севере. Молота не было, зато при мне имелся кошель, сохраненный Финаном, и я дал владельцу барж рубленого серебра. — Мы идем к моему кузену в Лунден, — сказал я. — Так что ищи свои корабли там. Я заметил у него под кафтаном тонкую серебряную цепочку, потянул и обнаружил, что на ней привешен серебряный молот. Дед в тревоге попятился. На щитах у нас были выжжены кресты, и он явно опасался гнева христиан. — Сколько возьмешь? — За что, господин? — За молот. — Два шиллинга, господин. Я дал ему три, потом повесил амулет себе на шею и коснулся указательным пальцем. Полегчало. Одна из барж была наполовину нагружена штабелями поленьев. Мы разгрузили ее, потом стали дожидаться, когда закончится прилив. Я сидел на толстом дубовом бревне и глядел на реку, лениво несущую свои воды. Два лебедя скользили вверх по реке, влекомые приливным течением. Я размышлял про Эдит и про Бенедетту, когда раздавшийся за спиной голос вывел меня из раздумья. — Господин, ты сказал, что мы люди Этельхельма? — Надо мной стоял Витгар. — Не хотел, чтобы он пожаловался Этельхельму, — пояснил я. Едва ли пожилой хозяин лесного двора стал бы слать гонцов в Лунден, но лучше бы в округе не толковали о мерсийском войске, погрузившемся на корабли. — Кроме того, — продолжил я, — мы и есть теперь люди Этельхельма. И будем считаться таковыми, пока не начнем убивать настоящих его воинов. У нас хватало захваченных красных плащей, а на щитах мы выжгли кресты. Я посмотрел на Витгара. — Где ты выучил язык данов? — спросил я. Это было необычно для сакса. Воин криво усмехнулся: — Господин, я женат на женщине из этого племени. — Он коснулся уродливого шрама, оставшегося на месте левого уха. — Это ее муж сделал. Он забрал мое ухо, я — его женщину. Честный обмен. — Воистину так, — согласился я. — Он остался жив? — Пожил. Но недолго. — Витгар похлопал по рукояти меча. — Расчленитель позаботился об этом. Я усмехнулся. Расчленитель — хорошее имя для меча, и этому мясницкому клинку скоро найдется много работы в Лундене. Отлив начался только к полудню, но еще до крайней точки прилива, когда течение совсем ослабело, мы отшвартовали суда, шестами отвели их от пристани и отправились вниз по реке. Стоял очередной погожий летний день, слишком жаркий, чтобы ходить в кольчуге. Солнечные лучи играли на ряби, ленивый западный ветерок колыхал листья ив, а мы медленно, очень медленно спускались по течению. Использовали весла, но без особого успеха — мерсийцы непривычны к гребле. Я назначил Гербрухта на вторую баржу, а Беорнота на третью: будучи моряками, они знали свое дело. Их баржи ковыляли за нами, весла расплескивали воду и сталкивались, так что своему продвижению на юг мы более обязаны были течению реки и ускоряющемуся отливу. Места впадения в Темез достигли к исходу дня, и тут-то я узнал предназначение четырех свай, вбитых в дно там, где рукава Лигана вливались в большую реку. К одной из свай была причалена баржа с сеном. Ее экипаж, всего три человека, дожидался смены направления движения воды. Не будь сваи, пришлось бы приткнуться к мели, а так они, привязанные к столбу, оставались на плаву. Это избавляло от необходимости ждать, пока подъем воды снимет их с мели, — можно воспользоваться первой, самой сильной волной прилива, чтобы идти в Лунден. Мы пришвартовались рядом и стали ждать. Солнце палило. Ветер почти совсем стих. На небе ни облачка. Тем не менее на западе виднелось темное пятно, зловещее, как грозовая туча. То был висящий над Лунденом дым. «Город тьмы», — подумалось мне. Стало интересно, висел ли такой же дым над Беббанбургом, или же морской ветер просто сносит его вглубь материка? Потом я коснулся своего нового амулета, отвращая проклятие чумы. Я зажмурился и стиснул молот с такой силой, что он врезался в пальцы. Я молился Тору. Молился, чтобы ссадины мои зажили, чтобы ребра перестали болеть при каждом вздохе, чтобы раненое плечо не помешало разить мечом. Я возносил молитву за Беббанбург, за Нортумбрию, за сына, за весь народ на моей родине. Я думал о Берге и его причудливом грузе: королеве-беглянке и ее детях. Молился, чтобы чума обошла нас стороной. — Ты молишься, — укорил меня Финан. — Прошу оставить небо безоблачным, — сказал я, открыв глаза. — Беспокоишься насчет дождя? — Мне нужен лунный свет. Мы пойдем вверх по реке после захода солнца. Было еще совсем светло, когда пришвартованные суда с силой развернулись на приливной волне. Мы отчалили от мощных свай и при помощи больших весел вышли в Темез, затем позволили приливу нести нас. По мере того как заходящее солнце расплывалось за пеленой дыма, небо на западе разгоралось ярким пламенем. Движение по реке не было оживленным: только две другие баржи с сеном да несколько рыбачьих шаланд. Наши длинные весла скрипели в уключинах, придавая нам ход как раз достаточный, чтобы суда слушались руля. К этому времени воины Мереваля должны выбить врага из Тотехама и погнать на юг. Вскоре на пустошах загорятся костры, извещая Этельхельма, что противник на подходе. Пусть смотрит на север, молился я, пусть смотрит на север, пока мы подкрадываемся в ночи к городу тьмы. Мы добрались до Лундена, ни разу не сев на мель: прилив благополучно нес нас по самым глубоким каналам. Мы шли не одни. Два корабля обогнали нас, один за другим, работая сверкающими в свете луны веслами. Оба были битком набиты людьми. Проходя мимо, передовой корабль нас окликнул, желая знать, откуда мы. Отец Ода прокричал в ответ, что мы люди Эалстана из Херутсестера. — А где такой Херутсестер? — вполголоса спросил я. — Я его выдумал, — честно признался священник. — Они не догадаются. — Надеюсь, мы не опоздали! — крикнул воин со второго корабля. — Мерсийские девчонки нас уже заждались! Он двинул бедрами, и его усталые гребцы с горем пополам издали клич. Два корабля ушли, превратившись всего лишь в тени на залитой лунном светом реке. Город мы почуяли за несколько миль. Я смотрел на север, в надежде различить зарево костров Мереваля, но ничего не видел. Да если честно, и не ожидал. Пустоши лежали далеко, а вот Лунден постепенно приближался. Прилив завершался, и, проходя мимо восточного городского бастиона, мы налегали на большие весла. На бастионе горел факел, я разглядел бордовый плащ и красный отблеск на наконечнике копья. Пристани, как обычно, были заполнены судами. Один длинный корабль с крестом на высоком штевне стоял на причале у каменной стены близ дома, где жили мы с Гизелой. Я был уверен, что это корабль Ваормунда, но на террасе никого не заметил. Через щели в ставнях дома пробивался свет. Затем мы прошли дальше, и до меня донеслись голоса гуляк, горланящих песни в таверне «Мертвый дан». Миновав таверну, я стал подыскивать на пристанях место, где приткнуться. Пустой стоянки не оказалось, поэтому мы причалили к бортам других кораблей. Мы пришвартовали наши неуклюжие посудины к стоящим у берега судам. Из-под рулевой площадки одного из кораблей выполз человек. — Вы кто такие? — раздраженно осведомился он. — Войска их Херутсестера, — заявил я. — А где это, Херутсестер? — Севернее Эрслинга, — был мой ответ. — Весельчак, — проворчал он. Потом, убедившись, что Видарр не причиняет никакого вреда его кораблю, только швартует наш, снова отправился на боковую. На пристанях стояли часовые, но довольно далеко. Те же, кто наблюдал за нашим прибытием, не проявили особого интереса. Один дозорный прогулялся по длинной пристани, освещаемой факелами, вставленными в скобы в береговой стене. Он посмотрел через суда, к которым мы причалили, увидел, что баржи полны воинов, причем многие в приметных красных плащах, и спокойно вернулся на свой пост. Было очевидно, что в нашем появлении никто не видит ничего примечательного: мы выглядели просто запоздавшим ополчением Этельхельма из его владений в Восточной Англии. — Интересно, сколько тут войск? — спросил у меня отец Ода. — Слишком много. — Спешишь ободрить? — отозвался поп, осеняя себя крестом. — Нам нужно знать, что происходит. — Происходит то, что Этельхельм сосредотачивает самую мощную армию, какую только способен собрать, — проворчал я. — Может, две или три тысячи воинов, а то и больше.