— Данов! — вскинулся Йорунд. — Да он никого не жалует: ни данов, ни саксов. — А ты? — обратился к нему отец Ода. — Прежде ты сражался против саксов, а теперь бок о бок с ними? — Саксы и даны! — Йорунд хмыкнул. — Отче, это брак поневоле. Большинство из моих парней — саксы, но около трети даны, и мне постоянно приходится разнимать тупых ублюдков, чтобы они не покалечили друг друга. Но это ведь юнцы, что с них возьмешь? — Так ты командир? — удивленно спросил я. — Да. — Дан командует саксами? — пояснил я причину своего удивления. — Мир меняется, не так ли? — заметил Йорунд весело. — Кёнвальд мог отобрать у меня землю, но не сделал этого, и он знает, что я самый опытный из всех его воинов. — Он обвел зал взглядом. — А большинству из этих парней опыта не хватает. Им никогда не доводилось видеть настоящей войны. Бог мой, они думают, что это нечто вроде кабацкой драки, только с копьями! И все же я надеюсь вернуть их всех до единого домой, причем вскорости! Йорунд — хороший человек, подумалось мне. Только вот судьба, эта в высшей степени капризная сука, может распорядиться так, что однажды мне с ним предстоит сойтись в «стене щитов». — Надеюсь, ты скоро поведешь их домой и вы благополучно уберете урожай, — сказал я. — И я молюсь о том же, — подхватил Йорунд. — И еще молюсь о том, чтобы никогда в жизни не видеть больше ни одной «стены щитов». Впрочем, если до настоящей войны дойдет, вряд ли она будет долгой. — Почему? — спросил я. — Потому что нам с западными саксами предстоит воевать против мерсийцев. Двое против одного, смекаешь? — А вдруг к мерсийцам присоединятся нортумбрийцы? — лукаво предположил я. — На юг они не сунутся, — презрительно отмахнулся Йорунд. — Но ты ведь сам говорил про слухи, что Утред Беббанбургский уже здесь? — Будь он здесь, привел бы с собой армию дикарей-северян, — резонно заметил дан. — К тому же на севере лютует чума. — Он перекрестился. — Поговаривают, будто весь Йорвик завален трупами. — Йорвик?! — Мне не удалось сдержать тревогу в голосе. — Так говорят. По спине пробежал холодок. Рука дернулась сжать молот и снова натолкнулась на деревянный крест Гербрухта. Отец Ода заметил мой жест. — Дай Бог, чтобы это оказался всего лишь только слух, — торопливо вставил он, потом обратился к Йорунду, явно стараясь увести разговор от ужасов моровой язвы: — Вы скоро покинете город? — Один Бог знает, отче, — ответил дан. — А Бог мне не сказал. Будем здесь или уйдем. Быть может, тот парень из Мерсии осложнит нам жизнь, а то, глядишь, и все обойдется. Не стоит ему этого делать, если у него хоть капля ума есть. — Он разлил по нашим кружкам остатки эля. — Но хватит мне утомлять вас разговорами про войну. Не окажешь ли ты любезность, отче, дать нам благословение? — С удовольствием, сын мой, — сказал отец Ода. — Госпожа, надеюсь, что ты поправишься, — обратился Йорунд к Бенедетте. Та не поняла его, потому что он говорил на датском, но любезно улыбнулась. Йорунд призвал зал к тишине. Отец Ода благословил собравшихся и попросил своего Бога даровать мир и пощадить жизни всех, кто находится в этой таверне. Йорунд поблагодарил его, и мы вышли. Некоторое время шагали по берегу молча. — Значит, они обыскивают все уходящие корабли, — пробормотал Ода. — Но на пристани Гуннальда людей у них нет, — напомнил я. — Заполучим корабль и уйдем на рассвете. Отлив и крепкие весла нам в помощь. — Говорил я так, будто все это просто, но сам-то знал, как бывает, поэтому снова дернулся к молоту, но нащупал крест. Мы прошли еще несколько шагов, потом отец Ода хмыкнул. — Что? — спросил я. — Дикари-северяне, — с усмешкой проговорил он. Такая, значит, у нас репутация. Это меня порадовало. Однако эти дикари-северяне, точнее, горстка оных оказалась в ловушке, и от всей нашей дикости нет никакого проку, пока мы не найдем способа выбраться. Нам требовался корабль. И на следующее утро он пришел. Часть третья Ячменное поле Глава 8 Было позднее утро, в дозоре на западной пристани стоял Иммар. Вернее, он сидел, греясь на летнем солнышке на причале, в обществе кувшина кислого эля и пары мальчишек из сиротского племени Алдвина. Те расположились у его ног и, разинув рот, внимали небылицам, что он плел. Иммар — молодой мерсиец, которого я спас от виселицы за год до того, хотя ему пришлось смотреть, как отец его сплясал в петле танец смерти по моему приказу. Вопреки пережитому, парень присягнул мне на верность и с тех пор носил кольчугу и меч. Искусству обращения с оружием он научился поразительно быстро и в двух набегах за скотом проявил себя отчаянным бойцом, однако побывать в «стене щитов» ему еще только предстояло. Тем не менее двое мальчишек с упоением слушали его истории, как и Алайна, которая подошла к ним и тоже навострила уши. — Хорошая девчушка, — сказал Финан. — Хорошая, — согласился я. Мы с моим старым другом сидели на скамье близ пристани, наблюдали за Иммаром и лениво обсуждали шансы дождаться западного ветра вместо устойчивого, но легкого юго-восточного, дувшего всю ночь и утро. — Думаешь, ее мать жива? — спросил Финан, кивнув в сторону Алайны. — У матери больше шансов остаться живой, чем у отца. — Это верно. Бедная женщина. — Финан откусил от овсяной лепешки. — Для Алайны было бы здорово, если бы мы нашли ее. — Здорово, — снова согласился я. — Но она девчушка сильная. Переживет. — Эти лепешки — ее работа? — Ее. — Настоящая отрава, — буркнул мой друг и швырнул остаток лепешки в воду. — Это мышиный помет в овсе виноват, — заметил я. — Нам нужна еда получше, — проворчал Финан. — Как насчет двух лошадей в конюшне? — предложил я. — Вот эти против мышиного помета не возражают. Наверное, это лучшее, чем их кормили в последние годы. Пара месяцев откорма на пастбище им не помешает. — Да я не о том. Как насчет того, чтобы заколоть этих скотинок, освежевать и пустить на жаркое? — Съесть их? — Финан в ужасе посмотрел на меня. — Мы на их мясе неделю уж точно должны продержаться? — Ну ты и варвар! — воскликнул ирландец. — Уговаривать отца Оду будешь сам. Отец Ода не мог одобрить этой идеи. Церковь запретила пастве употреблять в пищу лошадиное мясо, потому что, как уверяли клирики, плоть эта служила для языческих жертвоприношений. По правде говоря, мы, язычники, неохотно приносим коней в жертву Одину, потому что они очень ценные. Хотя в трудные времена дар в виде скакуна способен умилостивить богов. Я такие жертвы приносил, но всегда неохотно. — Отца Оду никто не заставляет есть конину, — заметил я. — Пусть себе живет на мышином помете. — А вот я не могу, — отрезал Финан. — Мне нормальная пища нужна. Может, тут где рыба продается? — Конина хороша на вкус, — гнул свое я. — Особенно если лошадь старая. Мой отец уверял, что печень старой лошади больше всего по вкусу богам. Он однажды приказал мне забить жеребенка и попробовать его печень. Она и правда оказалась отвратительной. Поэтому отец вседа непременно настаивал, чтобы лошадь была старой. Только не нужно держать на огне слишком долго, лучше прожаривать так, чтобы получалось немного с кровью. — Господь милосердный! — воскликнул Финан. — А мне казалось, что твой отец был христианин? — Ну да. И всякий раз, поев конской печени, добавлял этот грех к исповеди, и дело с концом. — А что, если твоя Бенедетта откажется есть конину? — лукаво поинтересовался Финан. — Она ведь добрая христианка. — Моя Бенедетта? — переспросил я. Он только хмыкнул, а я подумал про Эдит в далеком Беббанбурге. Неужели на севере и впрямь чума? И если да, то добралась ли она до моей крепости? Йорунд слышал вести, что зараза свирепствует в Эофервике, где жили бывший зять и два моих внука. Я коснулся амулета и помолился про себя богам. Финан заметил жест. — Беспокоишься? — спросил он. — Не следовало мне уезжать из Беббанбурга, — буркнул я.