— Господин, этого мы не знаем. — Ну так расскажите то, что знаете. Как выяснилось, две недели тому назад, при последней полной луне, прибыл корабль из Лундена. На нем было несколько женщин, маленький мальчик, двое младенцев и с полдюжины мужчин. По словам нашего хозяина, они отправились в Фэфрешем и женщины и дети нашли приют в монастыре. Четверо мужчин остались в городе, а двое купили коней и ускакали. Затем, спустя три дня, появились три корабля с воинами в красных плащах. Они вошли в гавань, и бо́льшая часть пришельцев тоже отправилась на юг, в город. — Господин, они не сказали, что им здесь понадобилось, — пожал плечами Калф. — Да и вообще не слишком любезны, — добавила его жена. — Мы тоже, — процедил я. Не составляло труда предположить, что именно произошло. Замысел Эдгифу явно был раскрыт, и Этельхельм отрядил людей, чтобы помешать ей. По словам священника, приехавшего ко мне в Беббанбург, королева основала монастырь в Фэфрешеме. Этельхельм вполне мог предположить, что она побежит именно в обитель, и решил поймать ее там. — Женщины и дети до сих пор в Фэфрешеме? — спросил я у Калфа. — Мы не слышали, чтобы они уезжали, — без уверенности ответил он. — Но если бы воины в красных плащах вломились в монастырь, до вас наверняка дошла бы весточка? — Господин, мы бы про это точно узнали, — угрюмо ответила жена Калфа, перекрестившись. Значит, король еще жив, или, по крайней мере, весть о его смерти не дошла до Фэфрешема. Было понятно, зачем пожаловали в Кент дружинники Этельхельма, но они не отважатся тронуть королеву Эдгифу и ее сыновей, не убедившись, что король мертв. Эдуард поправлялся прежде, и, пока он жив, с ним остается сила трона. А если государь встанет со смертного одра и узнает, что его жену и детей захватили, Этельхельму не поздоровится. Неподалеку ударил гром, хижина вздрогнула от порыва ветра. — Есть ли способ добраться до Фэфрешема, не будучи замеченными из таверны на противоположном берегу? — поинтересовался я у Калфа. Тот на миг задумался. — Вот там проходит водоотводная канава. — Он указал на восток. — Иди на юг, господин, и найдешь заросли камыша. Они тебя укроют. — А как насчет реки? — уточнил я. — Нам придется пересекать ее по пути к городу? — Там есть мост, — подтвердила жена Калфа. — Мост могут охранять, — заметил я, хотя и сомневался, что караульные бдят в такую погоду. — Скоро отлив, — заверил меня Калф. — Реку можно будет перейти вброд. — Не говори, что мы потопаем назад в такой дождь! — воскликнул Финан. — Мы потопаем назад. В такой дождь. Тридцать из нас. Желаешь остаться стеречь «Сперхафок»? — Нет, хотелось бы увидеть, что ты делаешь. Люблю наблюдать за сумасшедшими. — Щиты берем? — задал более разумный вопрос Берг. Нам предстояла переправа через реку, а щиты тяжелые; я же собирался вернуться, как только мы доберемся до противоположного берега и избавимся от Вигхельма и его людей. Драка, по моим расчетам, состоится внутри таверны, и я не собирался предоставлять врагу время вооружиться. В тесной комнате щиты станут не преимуществом, но обузой. — Не берем, — решил я. Это было безумием. Не только выступать в свирепую бурю на исходе дня и переправляться через вздувшуюся канаву, но вообще заявиться сюда. Не составляло труда найти оправдание в связавшей меня клятве Этельстану, но существовал куда более простой способ исполнить ее: взять сотню всадников и влиться в войско Этельстана в Мерсии. Вместо этого я брел по затянутой илом канаве, промокший и замерзший, в самом сердце страны, где считался врагом, и тешил себя надеждой, что никчемная королева не помешает мне исполнить данную мною клятву. Эдгифу проиграла. Если поп-посланец говорил правду, она отправилась на юг, чтобы заручиться поддержкой своего брата Сигульфа, олдермена Кента, и его дружины. Вместо этого оказалась в окруженном врагами монастыре. Да, головорезы смогут захватить ее только после смерти короля, но они непременно захватят, а потом устроят так, что ее малолетние сыновья умрут. Она заявила, что едет в паломничество в Контварабург, но Этельхельм разгадал обман и послал людей найти ее. А еще, как я догадывался, отрядил кого-то и к Сигульфу и убедил его, что любая попытка поддержать сестру будет подавлена превосходящими силами. Так что Этельхельм победил. Вот только Этельхельм не знал, что я в Кенте. И это было небольшим преимуществом. Канава тянулась на юг. Какое-то время мы брели по пояс в воде, хорошо укрытые со стороны Оры густыми зарослями камыша. Я споткнулся пару раз о верши для угрей и честил ненастную погоду. Однако через полмили, или около этого, канава свернула на восток, обходя возвышенность. Мы выбрались из мутной воды и перешли раскисшее пастбище, но тут же уперлись в реку. Дорога из гавани во Фэфрешем шла по противоположному ее берегу. На ней никого не заметили. Слева от меня находился Фэфрешем, невидимый за гнущимися под ветром деревьями и пеленой дождя, справа лежала гавань, скрытая полоской земли, которую мы недавно пересекли. Калф сказал, что реку можно перейти при отливе. Низшая точка отлива приближалась, но дождевая вода сливалась из дюжин канав, поэтому река по-прежнему была и быстрой. Молния разорвала темное небо у нас над головой, под низко летящими облаками раскатился удар грома. — Надеюсь, это знак от твоего Бога, — буркнул Финан. — Как нам, черт побери, переправиться через этот поток? — Господин! — окликнул меня слева Берг. — Верши! Он указывал вверх по течению, где вода пенилась и бурлила вокруг ивовых прутьев. — Вот так и переправимся, — сказал я Финану. Это было трудно, это было мокро, это было опасно. Ивовые ветки с натянутыми между ними сетями поддержать не могли, но хоть как-то помогали при переходе через реку. В самом глубоком месте вода дошла мне до груди, а течение норовило утянуть за собой. В середине реки я споткнулся и нырнул бы, не поддержи меня Фолькбальд. Я порадовался, что ни у кого из нас нет при себе тяжелых, окованных железом щитов. Выл ветер. День клонился уже к вечеру, скрытое тучами солнце садилось, дождь хлестал нам в лицо, над головой рокотал гром; окоченевшие, мы выползли на берег. — Нам туда. — Я указал направо, в сторону севера. Первое, что предстояло сделать, — это вернуть восемнадцать шиллингов и уничтожить охрану кораблей в таверне Оры. В данный момент мы находились между врагами здесь и Фэфрешемом. Существовала вероятность, что Вигхельм предупредил располагающиеся в городе основные силы и его маленький отряд получил подкрепление, но я в этом сомневался. В такую погоду люди предпочитают сидеть по домам, так что, возможно, Тор был на моей стороне. Не успел я об этом подумать, как зазубренная молния расколола небо и раздался оглушительный удар грома. — Скоро согреемся, — пообещал я своим. Путь до гавани был коротким. Дорога поднималась на насыпь, разлившаяся река плескалась по обеим ее сторонам. — Мне нужны пленники, — предупредил я, потом наполовину вытянул Вздох Змея из обитых войлоком ножен и загнал обратно. — Знаешь, что означает эта буря? — Финану пришлось кричать, чтобы перекрыть вой ветра и шум ливня. — Что Тор на нашей стороне! — Она означает, что король умер! Я перешагнул через полную воды колею. — Когда умер Альфред, бури не было. — Эдуард мертв! — стоял на своем Финан. — Наверное, вчера скончался. — Скоро выясним. — Слова его меня совсем не убеждали. Тут мы оказались на окраине деревни, на улочке из маленьких лачуг. Таверна находилась прямо перед нами. Вдоль тыльной ее стены шли навесы — видимо, конюшни или кладовые. Ветер подхватывал и уносил на восток дым из отверстия в крыше. — Фолькбальд, бери двоих и оставайся здесь, — скомандовал я. — Не дайте никому убежать. Калф сообщил, что у таверны всего два выхода, главный и черный, но беглецы вполне могли воспользоваться закрытыми ставнями окнами. Задачей Фолькбальда было не дать никому добраться до Фэфрешема. Поверх крыши я различал кренящиеся под ветром мачты трех кораблей Этельхельма. План мой был весьма прост: вломиться через заднюю дверь таверны и перебить собравшихся внутри. Постояльцы, как я предполагал, все соберутся поближе к пылающему очагу. От черного входа нас отделяло шагов пятьдесят, когда оттуда вышел человек. Согнувшись под дождем, он поспешил к навесу, повозился со щеколдой на двери и, распахнув ее, повернулся и заметил нас. На один удар сердца он замер, вытаращившись, а потом опрометью кинулся обратно в таверну. Я выругался. Я крикнул, подгоняя своих, но мы так замерзли и вымокли, что с трудом передвигали ноги, люди же Вигхельма действовали быстро. Первыми появились четыре воина, каждый со щитом и с копьем. За ними высыпали другие, наверняка проклиная нужду выходить в бурю, но у каждого имелся щит с темным силуэтом прыгающего оленя — знаком Этельхельма. Я рассчитывал на ожесточенную схватку в таверне, а вместо этого неприятель строил между навесами «стену щитов». Враги наставили копья, а у нас копий не было. Они укрывались за щитами, а нам спрятаться было не за чем. Мы остановились. Вопреки шуму дождя и вою ветра, я расслышал лязг окованных железом щитов, касающихся друг друга. Я видел Вигхельма, высокого и чернобородого, в центре «стены», шагах в тридцати от нас. — Волчья ловушка! — скомандовал я, принял вправо, дав знак следовать за мной, и нырнул в промежуток между двумя лачугами. Едва скрывшись из виду у Вигхельма и его копейщиков, я повернул в ту сторону, откуда мы пришли. Мы смели немудреную ограду из плавника, обогнули навозную кучу и ворвались в другой узкий проход между двумя хижинами. Укрывшись в нем, я вскинул руку. Мы остановились, никто из моих не издал ни звука. Поблизости взвыла собака, в лачуге заплакал ребенок. Мы обнажили мечи и стали ждать. Я испытывал гордость за своих парней. Они знали, что я имел в виду под «волчьей ловушкой», и ни один не задал мне вопроса, что и зачем мы делаем, — хорошо были выучены. Войны выигрываются не только на полях сражений, но и на площадках для упражнений в крепостях. Волки — враги пастухов. Собаки — друзья, однако пастушья собака редко убивает волка, хотя и способна отпугнуть его. Мы охотимся на волков в горах Нортумбрии, и наши волкодавы убивают их, а истребить хищников не удается. Они возвращаются и режут скот, оставляя окровавленные туши валяться в траве. Я назначил награду тому, кто принесет свежую, пахучую волчью шкуру, и часто выплачиваю ее, но волки продолжают нападать на стада. Мы охотимся на них, хотя это хитрый и коварный враг. Бывали случаи, когда мы отправлялись прочесывать окрестные леса и холмы, вооруженные волчьими рогатинами, спускали собак и так и не находили следа хищника. А на следующий день очередная дюжина овец или ягнят становилась его добычей. Когда такое случалось, мы устраивали волчью ловушку. Это означало, что, вместо того чтобы идти на поиски волков, мы предлагали им искать нас. Мой отец любил использовать для такой ловушки старого барана. Мы привязывали скотину близ места, где волчья стая совершила последний налет, потом устраивали засаду с подветра от приманки. Я предпочитаю использовать свинью. Это дороже, чем старый баран, но и надежнее. Привязанная свинья громко визжит, протестуя против такого обращения, и этот звук приманивает волков. Когда хищник появляется, визг становится громче. Тогда мы спускаем собак, нацеливаем копья и пришпориваем коней. Свинью мы в половине случаев теряем, но волка убиваем. Я ничуть не сомневался, что мои бойцы лучше дружинников Вигхельма, но просить людей лезть на «стену» без щитов, без секир, чтобы прорубиться через оборону врагов, и без копий, чтобы доставать неприятелей через зазоры между их щитами, означало раскрывать объятия смерти. Мы бы победили, но ценой, которую я не был готов заплатить. Мне требовалось разбить «стену щитов» Вигхельма, причем так, чтобы не потерять и пары своих людей нанизанными на копья. Поэтому мы ждали. По моему предположению, воины Вигхельма должны были укрыться от бури, дав нам возможность незамеченными достигнуть таверны. Мне следовало пробираться за домами до тех пор, пока не подойдем совсем близко. Теперь пришла моя очередь дать Вигхельму возможность ошибиться. Любопытство его погубит — так, по крайней мере, я надеялся. Он заметил наше приближение, построил «стену щитов», а потом мы исчезли в переулке. И больше не появились. Вигхельм станет вглядываться в бурю, сквозь струи дождя, пытаясь понять, не ушли ли мы обратно на юг. Просто забыть про нас он не мог. Наше отступление еще не означало бегства. Ему непременно требовалось узнать, куда мы делись и не преграждаем ли дорогу до Фэфрешема. Вигхельм долго не трогался с места, питая робкую надежду, что мы исчезли совсем, или в расчете на то, что выдадим себя, но мы не шевелились и не шумели. Мы выжидали. Я подманил к себе Осви — молодого, проворного, смышленого и свирепого. — Проберись обратно к хижинам, — велел я ему, указывая на юг. — Проберись как можно дальше. Потом покажись перед ними и сделай вид, что удираешь. Осви ухмыльнулся, повернулся и скрылся за дальней к югу хижиной. Финан лежал, распластавшись, на углу улицы и наблюдал за таверной поверх зарослей крапивы. Мы продолжали ждать. Дождь лил, барабаня по улице, сливаясь ручьями с крыш, косой под порывами ветра. Гром гремел беспрестанно. Я вытащил из-за пазухи амулет, стиснул его, закрыл на миг глаза и взмолился Тору. — Идут! — крикнул Финан. — Как именно? — Мне важно было знать, сохранил ли Вигхельм строй или бросился в беспорядочную погоню. — Бегут! — отозвался Финан. Он осторожно отполз с видного места, встал и отер грязь с лезвия Похитителя Душ. — Точнее, пытаются бежать! Похоже, выходка Осви сработала. Вигхельм, будь у него хоть унция здравого смысла, должен был выслать вперед двух-трех человек, проверить деревню. Но он до поры держал всех в «стене щитов», а потом разом отправил своих людей за Осви, который, по его предположению, бежал вместе со всеми нами. Так он сломал строй и теперь гнал воинов вдоль по улице, организовав, как ему наивно казалось, погоню. А мы вывалились из переулка с боевым кличем, бросавшим вызов в равной степени как холоду и сырости, так и облаченным в красные плащи воинам. Те брели по грязной дороге, приуныв от скверной погоды и, что самое лучшее, нестройной толпой. Мы ударили по ним со свирепостью самой бури. Тор, видно, услышал мою молитву, потому что как раз в тот момент расколол небо своим молотом прямо над нашими головами. Какой-то молодой дружинник повернулся ко мне лицом, перекошенным от страха, и вскинул щит, а я врезался в него с разбега, втоптав в грязь. Кто-то, наверное Вигхельм, приказывал западным саксам строить «стену щитов», но было уже слишком поздно. Берг пронесся мимо меня, я пинком отбил держащую меч руку юнца, и хмурый день обагрился кровью, когда яростный клинок Берга полоснул того по горлу. Не сбавляя шага, Берг налетел на дородного детину, оравшего что-то нечленораздельное. Толстяк взвизгнул, когда меч норманна рассек ему поджилки под коленями, и закричал, когда Гербрухт воткнул ему клинок в живот. Я бежал к Вигхельму, наставившему на меня копье. Выглядел он таким же испуганным, как его люди. Отведя копье в сторону мечом, я навалился всем весом на его щит и опрокинул противника в грязь. Врезав по голове, я наклонился и приставил к его горлу Вздох Змея. — Не дергайся! — рявкнул я.